Повелительница пустыни — страница 7 из 48

Каждый ингредиент был почти неуловимым, словно танцующим на грани иллюзии.

Отец работал без устали, ни на миг не покидая лаборатории. Его лицо стало каменным, а веки налились тьмой бессонницы, но он продолжал двигаться вперед, словно ведомый чьей-то невидимой рукой.

Тем временем в доме царила тишина. Мы шептались между собой, стараясь не нарушать сосредоточенности отца, и каждое шорох был, как громкий удар молота.

Всё взоры были устремлены на дверь, за которой происходило таинство спасения. Мы ловили каждый звук, каждое движение, которое могло означать исход битвы за жизнь принца.

И когда вечерние тени начали ползти по стенам, отец, наконец, появился на пороге.

В его руках был крохотный пузырек с жидкостью столь густой и блестящей, что она казалась живой.

Он медленно, но уверенно подошел к постели принца, обессилено лежащему на влажном покрывале, и, взывая к милосердию всех известных ему богов, начал приводить свой план в исполнение.

Время застыло, когда мы ожидали результат последнего испытания, и казалось, что даже ветер за окном затаил дыхание в ожидании чуда.

Принц был спасен. Постепенно юноша приходил в себя, начал выздоравливать и подниматься с постели.

Я украдкой наблюдала за ним, плененная его красотой. Стройный, с волосами, черными как смоль, и карими глазами, которые, казалось, светились, словно янтарь на солнце и хранили отсвет далеких миров.

Когда он улыбался, весь мир, будто озарялся ярче, словно само солнце уступало ему в сиянии.

День за днем я изучала его жесты, ловила каждое слово, и даже старалась проникнуть в суть его мыслей.

Естественно, это было сделано в строжайшей тайне и с большой осторожностью.

Всегда улыбчивый и доброжелательный с моим отцом, с которым он проводил длительные беседы на разные темы, он покорил мое сердце, и мне хотелось, чтобы спутником моей жизни был бы вот такой человек: красивый, добрый и начитанный.

И я выстроила в своей голове идеализированный образ: образ рыцаря без страха и упрека, героя, способного на самопожертвование и преданность.

Как же я была наивна, ослепленная его внешним совершенством, не разглядев тьмы, что таилась в его сердце, потому что позже реальность оказалась жестокой и разрушительной.

3

— Амия, что случилось? Ты вся побелела и дрожишь, — мама подошла к Амии, которая стояла, прислонившись к косяку двери, а у ног лежала выпавшая корзина из рук, рассыпав орехи.

Она отводила глаза, а из глаз текли слезы.

— Мама. Он меня видел. Прости, я не прикрыла лицо. Позор! Какой позор! Что скажет Рашид, узнав, что я показала лицо чужому мужчине? Он отвернется от меня, — прошептала она, заливаясь слезами.

— Ну ничего, ничего.

Мама ее обняла, стараясь утешить и прикрыть от окружающего мира.

Её руки, дрожащие от волнения, мягко гладили дочь по голове, как будто это могло стереть воспоминания о случившемся.

Мама старалась подобрать слова, чтобы объяснить, что всё будет хорошо, но каждое слово казалось в такой момент пустым.

Она понимала, что как только дойдет слух о неподобающем поведении Амии, то Рашид вправе отказаться от её дочери.

И тогда позор ляжет на всю семью, и нам уже не будет покоя в этом городе, а о создании семьи её детям придется забыть.

— Иди в комнату и больше оттуда не выходи. — Решительным голосом она отдала указание Амии. — Ты, Олика, даже в доме будешь ходить с закрытым лицом. Это всех касается.

Она глубоко вздохнула и отправилась к отцу. Все, кто был на кухне, переглянулись.

По сути, наша семья состояла из родственников. Кто-то близкий, а кто-то дальний.

В основном мы приютили одиноких людей, оставшихся без близких людей.

Многие семьи принимали таких родственников, постепенно превращая их в слуг, обязанных отрабатывать свой кусок хлеба всю жизнь.

Но только не у нас. Отец и мать приняли их как полноправных членов семьи.

Мы вместе трудимся и вместе радуемся жизни. В нашем доме под одной крышей на данный момент проживают двенадцать человек.

Кроме нас пятерых: Моего отца Карима, мамы Фатимы, старшего брата Ахмеда и сестры Амии, и меня, с нами прожили шесть двоюродных тётей и троюродный дядя.

Сейчас на кухне собрались все женщины, и хотя их взгляды пересекались между собой, ни одна не решалась заговорить первой.

Каждая, казалось, была погружена в тревожные думы о судьбе Амии.

Я в ярости шинковала зелень для обеда, а в голове, словно вихрь, крутились мысли об отце и его неизвестном решении.

Но больше всего злости вызывал принц, которому вдруг вздумалось подняться с постели и прогуляться по комнате, и рассмотреть, что же за окном.

Кто его просил? Лежал бы себе спокойно, не привлекал внимания. Видимо, ему не по нраву скромный дом бедняков, вот и решил осмотреться, как на базаре.

А мы так старались не попадаться принцу на глаза, но, видно, глаза и существуют для того, чтобы смотреть.

Я украдкой бросила взгляд на остальных женщин, собираясь с духом сказать то, что у всех на уме, но так и не решилась.

Да я вообще кто? Пока ещё ребенок по меркам родных, и никто слушать меня не будет, ещё и упрекнут в плохом воспитании и непочтении.

«Ведь не её вина, что он на миг узрел её облик. Разве это столь великое преступление? Она вовсе не намеренно это совершила. Кроткая девушка, далека от тех, кто в красном квартале свои лица всякому прохожему открывают. Она…»

Мне не хватало слов, чтобы разрушить это правило для женщин, придуманное кем-то, и доказать невиновность сестры.

Мама отсутствовала долго, но вскоре послышались торопливые шаги отца.

Он вошел, и его взгляд, словно отточенный клинок, скользнул по каждому из нас, проникая в самые сокровенные уголки наших душ, будто пытаясь разгадать то, что мы тщательно скрывали.

— Этот случай останется в семье. Вы ничего не знаете и не слышали, и никогда не расскажите другим. Амия не должна пострадать. Она любит Рашида, а он её. И мы не вправе разрушать их любовь, дарованную самими Богами из-за какого-то мимолетного взгляда. Семья — это крепость, где горе и радость делятся на всех, где каждый чувствует боль другого, как свою собственную. Ответственность за умолчание поступка я беру на себя, а с вас снимаю бремя вины за моё распоряжение.

Я никогда не видела таким отца: решительным и жестким, отдающий указания в приказном порядке.

Мы все знали, на что он шел, если правда откроется. Тишина после его слов была оглушительной.

Никто из нас не посмел бы перечить отцу в этот момент. В глазах матери мелькнул тревожный огонек, но она, казалось, приняла его решение, как неизбежность судьбы.

Её лицо стало каменным, а тонкие пальцы сжали край проема двери, около которой она остановилась, словно последнюю опору.

Рашид и Амия были нашей гордостью, нашей надеждой на лучшее будущее.

Их любовь осветила наш дом, как яркая звезда, и разрушить её — означало вновь погрузиться во мрак.

Отец понимал это и принял на себя все последствия возможной ошибки. В его взгляде читалась не только решимость, но и скрытая боль, глубоко запрятанная в сердце.

Отец продолжал жить как обычно, ни разу не дав усомниться в правильности своего решения.

Его стойкость вселяла уверенность в нас всех, и даже Амия, почувствовав нашу поддержку, улыбалась так, словно небо никогда не затягивалось тёмными облаками.

Её счастье оправдывали риски, и именно их любовь была важнее всего.

* * *

За спасение принца моего отца ждала награда: приглашение во дворец на должность главного целителя.

В его распоряжении оказались великолепная лаборатория, помощники и змеи, которых доставляли охотники, рыскавшие по пустыне в поисках новых видов.

Отец с увлечением погрузился в исследования. Его интерес к змеям вышел далеко за пределы поиска противоядия.

Он был поражен их уникальными способностями к регенерации и адаптации в условиях сурового климата пустыни.

Каждую ночь лаборатория озарялась мягким светом ламп, под которыми отец проводил беспокойные часы, изучая добычу охотников.

Его помощники с любопытством следили за его работой, стараясь не упустить ни одного его слова.

Вскоре результаты его исследований стали известны за пределами стен дворца.

Необычные лекарства, созданные на основе змеиного яда, помогали исцеляться людям с другими болезнями.

Многие хотели посмотреть на загадочного целителя, способного извлекать лекарство из того, что другие считали опасным.

Наша семья перебралась ближе к столице и устроилась в живописном поместье, утопающем в тени густых деревьев.

На его территории раскинулся небольшой водоем, щедро наполняемый кристально чистой водой из подземного источника, и который, извиваясь маленьким ручейком, пробил себе путь, огибая дом и устремляясь дальше, в бескрайние дали.

Большой сад с фруктовыми деревьями простирался, словно цветастый ковер.

Солнечные лучи, пробиваясь сквозь густую листву, играли на спелых боках яблок, груш и айвы, налитых соком и теплом летнего дня.

Пчелы, гудящие среди цветущих ветвей, усердно собирали нектар, предвкушая сладость будущего меда.

Аромат сада был пьянящим, насыщенным букетом. Сладкий запах перезревших персиков смешивался с терпким ароматом опавшей листвы, земли и влажной коры старых деревьев.

Легкий ветерок доносил отголоски пряных трав, растущих у каменной ограды, обвитой диким виноградом.

В дальней стороне сада, под раскидистой кроной бука стояла плетеная скамейка, где можно будет уединиться и посидеть, наслаждаясь тишиной и уединением.

Двухэтажный дом привёл нас в неподдельный восторг.

— Для нашей семьи многовато, — подвела итог мама, после тщательного осмотра всех его уголков.

В принципе, наша семья уменьшилась на два человека. Дядя Салим и тётя Зухра остались присматривать за старым домом.

Дядя не спешил оставлять свою работу охранника в караван-сарае; ведь кто знает, найдёт ли он что-то похожее здесь, в столице.