- Просвети. Я послушаю.
- Ты приходишь к нему на свидание как адвокат. Вы меняетесь местами. Ты идешь в камеру вместо него, а он выходит из тюрьмы.
Белицкий продолжал молчать. Только во взгляде читалось неверие.
- Ты прикалываешься? – наконец-то выдал он.
- А похоже на это?
С его иссохших губ сорвался смешок.
- Хорошо – кивнул. – Как я пройду? Неужели ты думаешь, конвоир такой идиот? Приведет Шторма, а заберет меня и ничего не поймет?
В чем-то он был прав. План действительно сомнительный.
- Вы обменяетесь одеждой, – продолжила, стараясь звучать как можно спокойней. – Шторм сейчас заросший, с недельной щетиной. На тебя оденем парик, наклеим бороду. По комплекции вы очень похожи – никто не заметит разницы.
Несколько секунд он просто сидел и пялился на меня. Градус напряжения возрастал, и это заставляло нервничать.
- Твой план – полное дерьмо, - выдал, поднимаясь со стула. Выхватил из моих рук чашку с недопитым чаем и, вылив напиток, бросил ее в раковину.
Он злился. Потому что понимал – не сможет отказать. Подставит себя ради Шторма. И я была рада, что не ошиблась в нем.
- Это единственный шанс помочь. И кроме тебя мне не к кому обратиться. Ты же говорил...
- Я знаю что говорил, – оборачивается резко. Его голос повышается, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности.
- А еще я знаю, что меня за яйца возьмут, если я снова попаду в лапы ментов.
Я стойко выдержала его взгляд.
- У тебя есть шанс. Им нужен Шторм, а не ты. Да и взять тебя не за что.
- Не за что?! А то, что мы собираемся провернуть, не станет ли хорошим поводом для этого?!
- Нет. Возьмут с тебя объяснения, промурыжат немного и все.
Белицкий скривился. Тогда я поднялась из-за стола и приблизилась к нему.
- Им нужен Шторм,- произнесла настолько уверенно, насколько смогла.
Николай в глаза мне смотрит, и я вижу, какая борьба идет внутри него.
- Они с меня шкуру спустят, пока не узнают, куда он сбежал, – произносит тихо, словно сам стыдится своих слов. Стыдится собственного страха.
Я молчу. И мне невероятно стыдно. Я толкаю человека на возможную смерть.
– Хотя. – смеется горько, потирая затылок. – Я то и не буду знать где он.
Николай отворачивается к окну, смотрит на темный двор.
- Да и все лучше, чем такая жизнь, как сейчас, – цедит сквозь зубы и на меня смотрит.
- Ну, Алена Валентиновна, рассказывай все в деталях. Я в деле.
***
Домой я вернулась около девяти утра. На радостях, тут же позвонила Гаспару и сообщила, что помощь будет. Попросила его приготовить бумаги для друга. Гаспар все понял и сказал, что вечером свяжется со мной.
Попыталась расслабиться, но спустя полчаса бессмысленных попыток уснуть, поняла, что не смогу этого сделать. Ворочалась с боку на бок, а сна ни в одном глазу.
Желая успокоиться, набрала себе ванную, бросила бомбочку с солью, и неспешно погрузилась в воду.
Сердце потихоньку успокаивалось. Уже стучало не так быстро и не так громко, да и мысли перестали штурмовать мой уставший мозг. Я прикрыла глаза, чувствуя, как уходит напряжение.
Все должно состояться на днях. Перед тем как Шторма переведут в общий блок, я должна успеть устроить ему свидание с адвокатом. Белицкий поменяется с ним одеждой и пройдет вместо него в камеру. А Шторм выйдет из ворот тюрьмы и сядет ко мне в машину. Нас ждет долгая дорогая. На поезде или самолете – опасно. Как только раскроют подмену, нас тут же объявят в розыск. Поэтому остается только автомобиль. Доберемся до обговоренного с Гаспаром места у границы, а там его люди должны помочь.
Мне было страшно. В голову постоянно лезли дурные мысли. Тысяча «если», и они не давали мне покоя.
Нет. Никаких сомнений. Так можно сойти с ума. Но одна мысль никак не давала мне покоя. Мое сердце сжималось, когда я думала о том, что придется оставить дедушку одного.
Он не должен узнать о моей связи со Русаковым. Но как только мы с ним исчезнем, лишь глупый не догадается о том, кто ему помог. Начнется сущий ад... и придумать что-то вразумительное, чтобы обезопасить дедушку, я так и не смогла. Просто не успею подготовиться.
Но другого выбора у меня нет, как бы я не переживала. Гаспар был прав, когда сказал, что после побега Миши выйдут на меня. И даже представить страшно, что эти люди могут сделать.
Я лежу в ванной до тех пор, пока не остывает вода. И когда уже начинаю замерзать, выбираюсь из нее. Неспешно обтираюсь полотенцем, рассматривая собственное отражение в зеркале. Меня не покидает странное чувство. Будто вот-вот все изменится и как прежде уже не будет. И мне не страшно. Даже наоборот, в глубине души, я хочу этих изменений.
Шесть лет учебы в универе, практика и несколько лет работы в следствии. У меня ведь был свой жизненный план, были принципы и стремления. А самое главное – была уверенность в незыблемости моего бытия. Я даже подумать не могла, что окажусь по другую сторону закона. А сейчас, переступив черту, понимаю, что нет в этом ничего ужасного. Как раз наоборот. Благодаря этой ситуации мои розовые очки разбились и теперь, будто взойдя на вершину самой высокой горы, смотрю вниз, на всю свою жизнь и вижу ее совершено в другом свете.
Проверяю телефон на пропущенные – тишина. Это одновременно и успокаивает, и тревожит. Я жду звонка от Шторма. Хотя бы весточки. Понимаю, что зря жду, ведь сейчас день и свяжется он только к ночи... Но надежда не отпускает глупое сердце.
Переодевшись, решаю поехать к дедушке. Хочу побыть с ним сегодня. Хотя бы несколько часов притупят мою боль. Хотя бы на время.
***
Я заезжаю во двор. Дедушка выходит на крыльцо. Смотрит удивленно на то, как я паркую машину под навесом.
- Все в порядке, Ален? – в его голосе тревога. На улице прохладно, и я вижу, что поверх домашней одежды на нем теплый халат. Он любит гулять в нем по двору.
Я смотрю на дедулю, на седину его волос, на морщины, с недавних пор ставшими совсем глубокими, и сердце сжимается. Мысль о том, что я причиню ему боль лишает кислорода. Дышать становится нечем, легкие горят, и я расстегиваю куртку, чтобы хоть на каплю легче стало. Только возможно ли это?
- Все хорошо, – улыбнулась и обняла его. Прижалась носом к мягкой, ворсистой ткани халата и вдохнула до боли родной, любимый запах. Рука дедушки сжала меня в ответных объятиях.
- Решила деда проведать? – раздался тихий, добрый голос над ухом.
А я просто кивнула. Закрыла глаза и представила, будто мне снова двенадцать.
-Дедуль?
- М-м-м? – протянул, слегка покачивая, как маленькую в руках.
- Мне так хочется твоих шашлыков. Давай сделаем?
Голос дрогнул. И мне пришлось сглотнуть, чтобы пропихнуть вставший поперек горла ком.
- А почему бы и не сделать? Тем более час назад Надежда принесла с рынка шикарный кусок свиной шеи. Ну-ка, идем.
Я пыталась отпустить все страхи. Все мысли и боль. Я просто хотела украсть у судьбы несколько часов счастья. С тем, кто сделал из меня человека.
Дедушке было сложно со мной. Я осталась без родителей в пять лет. Он тогда работал следователем по особо важным. Понятия не имею, как он это выдержал. Как пережил смерть единственного сына, и смог так прекрасно заботиться о внучке.
Я помню свое детство. Пусть не каждый его день, но помню больше, чем многие другие. Оно было счастливым. Наполненным яркими событиями и путешествиями. Я никогда не была обжелена любовью или вниманием. Репетиторы, несколько языков, предметы по юриспруденции. Я практику проходила в лучшем отдела города, у лучшего следователя. Дедушка постарался на славу. Он всегда был для меня примером. Жаль, что я не оправдаю его ожиданий.
- Ну-ка, помоги, – его голос вырвал из мыслей.
Дедуля вручил мне несколько тарелок, а сам взял в руки кастрюльку с замаринованный мясом и вышел через заднюю дверь во двор. На улице нас ждал разожженный мангал и томящиеся угли в нем. Я прошла к беседке и принялась накрывать на стол.
То и дело посматривала на то, как дедушка нанизывает кусочки мяса на шампура.
- У меня завтра встреча с прокурором области. Думаю, он сможет помочь наконец-то пресечь посягательства...
Я кивнула. Мне не хотелось сейчас говорить об этом. Уже просто не было смысла.
Расставив тарелки, присела в кресло.
- Ты когда-нибудь думал, как бы сложилась твоя жизнь, если бы не та авария?
Он бросил на меня удивленный взгляд.
- Я имею в виду, что твоя жизнь могла бы стать другой. У тебя ведь была женщина, ты мог бы жениться на ней и создать семью. Сколько тебе было, когда мама с папой разбились? Пятьдесят пять? Папа ведь совсем молодой был...
Дедушка вытирает руки, осматривая аккуратно разложенное мясо на мангале.
- Ален, что за мысли вдруг?
Пожимаю плечами. Взяв со стола свежий огурец, надкусываю его и принимаюсь активно жевать. Лишь для того, чтобы чем-то забить разрастающуюся дыру в груди и не выдать себя.
- Просто рассуждаю. Ты ведь всю жизнь на меня положил, а теперь... теперь я, получается, подставила тебя. Не хочу, чтобы сплетни распускали. Ведь все знают, чья я внучка, да и врагов у тебя много еще со времен работы. И каждый из них будет рад воспользоваться ситуацией.
Он подошел ко мне.
- Ты действительно об этом переживаешь?
- Если честно, очень. Дел я наворотила немало, – обнимаю себя зябко, отворачиваясь в сторону. Не могу смотреть ему в глаза сейчас.
Дедушка устраивается в кресло, задумчиво трет лоб.
- Твой отец был жутким бунтарем. Бросил университет, вечные драки, постоянно влипал в неприятности. Я злился на него, Ален. И мы сильно поссорились, после того, как он, в двадцать два года, заявился домой с твоей мамой и сказал, что решил жениться и не хочет тратить время на «учебу, которая ему не пригодится». Ведь он хочет заниматься машинами, а не провести всю жизнь рассматривая трупы.
Дедушкин говорит совсем тихо. Я отчетливо слышу нотки грусти в его голосе. Это нормальное его состояние, когда он вспоминает папу.