Лежавший на журнальном столике телефон Эллисон подал признаки жизни. Она выбралась из-под покрывала, догадываясь, что звонит Кортни, и ее первый порыв был — не отвечать на вызов. Но ей было хорошо известно, как упорно Кортни будет потом доставать ее, а потому протянула руку и взяла трубку:
— Слушаю!
— Неделя миновала, — раздался голос Кортни. — Деньги от твоей мамаши уже поступили?
— Пока нет. То есть я, конечно, не проверяла сегодня почту, но не думаю, что чек пришел.
— В чем же дело, Эллисон?
— Послушай, если честно, то я ей не звонила. Все это время я старалась придумать для нее историю, которая сработает наверняка, и наконец придумала. Сегодня же я с ней свяжусь. Так что дня через три-четыре деньги придут. Точно.
— Никогда прежде я не встречала такую редкостную дрянь, как ты!
— Но я обещаю, что отдам тебе весь долг до последнего цента.
— И имей в виду. Мне плевать, что ты тоже подписала договор с домовладельцем. Если не расплатишься, то однажды придешь сюда и найдешь все свои дерьмовые пожитки на лестничной клетке. Кстати, я уже начала подыскивать для себя новую соседку.
— Господи, и какая же ты мне подруга после этого?
— Я плохая подруга? Интересно, как бы ты поступила на моем месте?
— Ладно, давай так. Если ровно через неделю, начиная с этого дня, я не отдам долг, тебе не придется выгонять меня. Я съеду сама, а ты станешь жить здесь, с кем тебе угодно.
— Через неделю? — усмехнулась Кортни.
— Готова дать любую клятву, целовать крест и все такое.
— Я — идиотка! Полная и законченная дура! — в сердцах воскликнула Кортни и отключила телефон.
Пытаться снова заснуть теперь совершенно бесполезно. Эллисон села, дотянулась до пульта управления и включила телевизор. Пока шел выпуск новостей, она снова взяла телефон, проверяя, нет ли электронной почты или сообщений в «Фейсбуке».
Да, она определенно позвонит сегодня матери, но позже. Сначала ей придется сесть за компьютер и поднабраться информации о клопах, чтобы добавить в свою историю больше убедительных подробностей. А ведь мама вполне может догадываться, что ее просто разводят на деньги, но для нее это все равно намного лучше, чем те ушедшие в прошлое времена, когда Эллисон просто исчезала. Пропадала на несколько месяцев, и все. А сейчас, пусть дочь и тянет из нее деньги, мать хотя бы знает, где она.
Эллисон смотрела то на экран телевизора, то на дисплей телефона. Слышала, что днем ожидаются проливные дожди, но к вечеру прояснится.
Открыв поисковик в своем мобильнике, она ввела слово «клоп». Ничего себе! Около миллиона ссылок! Эллисон сузила поиск, добавив «Нью-Йорк», но результат практически не изменился.
Она посмотрела на экран телевизора. Кто-то прыгнул под поезд подземки в районе Шестой авеню. Вернулась к телефону, размышляя, что ей стоило бы, вероятно, найти название реальной компании, уничтожающей насекомых-паразитов, которую мог бы нанять домовладелец, добавив в свою ложь маленький штришок правдоподобия.
Эллисон опять посмотрела на телеэкран и вдруг заметила знакомое лицо.
Что за чертовщина!
У нее отвисла челюсть, пока она слушала репортаж, который вел корреспондент, стоящий на тротуаре рядом с офисным зданием в центре города: «Один из наиболее вероятных претендентов на пост губернатора, Моррис Янгер, которого вы сейчас видите на наших кадрах вместе с женой Бриджит, считается приверженцем более жестких мер во имя торжества законности и порядка. Он не скрывает, что будет стремиться вернуть Америке ее утраченные ныне традиционные ценности. Это один из краеугольных камней его предвыборной платформы, хотя кандидату еще только предстоит объяснить своим избирателям, каким образом он будет добиваться поставленных целей, если сядет в губернаторское кресло. Ходят слухи, что Моррис Янгер пользуется негласной поддержкой многих влиятельных людей, включая одного из бывших вице-президентов США. А теперь я вновь передаю слово нашей студии…»
Эллисон выключила телевизор, пытаясь переварить информацию. Перед ее мысленным взором все еще стояли кадры, на которых супружеская пара вышла из черного лимузина, отвечая на приветствия собравшейся толпы, и скрылась в здании, где проходила какая-то конференция.
— Янгер? — прошептала Эллисон. — Политический деятель?
Она обхватила голову обеими руками, взъерошив пальцами свои черные, ниспадающие на плечи волосы, и издала протяжный вздох:
— Вот уж сюрприз так сюрприз!
Теперь Эллисон даже обрадовалась, что не успела позвонить матери, потому что у нее появился совершенно иной способ решить проблему своей временной неплатежеспособности.
7
— На сегодня у тебя назначена встреча с доктором Григорин, — сказал я, когда Томас заливал горячее молоко в свою миску с овсяными хлопьями. — Отец записал тебя на прием несколько недель назад.
— Мне вовсе не нужно встречаться с ней, Рэй, — отозвался он, избегая смотреть на меня.
— И все же я был бы признателен тебе, если бы ты к ней съездил со мной. Папа считал, что для тебя очень полезно иногда беседовать с ней.
— Но я не хочу никуда ехать, — упрямился брат. — Меня ждет работа.
— Ты сможешь выполнить ее, когда вернешься. Я ведь знаю, что для тебя не проблема выйти из дома, когда необходимо. Но ты предпочитаешь не делать этого.
— Если бы существовала причина встретиться с доктором, я бы непременно поехал, Рэй. Но никакой причины нет.
Я взял кружку с кофе, поднес к губам и сделал глоток. Отец всегда держал дома только растворимый и на вкус не слишком приятный напиток, но по крайней мере в нем содержался хоть какой-то кофеин. Мне, правда, пришлось добавить вторую ложку сахарного песка.
— Причина как раз очень веская, Томас. Мы оба только что перенесли душевную травму. Потеряли отца. И если даже мне трудно пережить это, то тебе тяжело вдвойне. В том смысле, что ведь вы с ним долго жили вместе.
— Он на меня часто злился, — произнес Томас.
— За что же?
— Ему все время нужно было заставлять меня делать то, чего мне не хотелось. — Он исподлобья бросил взгляд на меня. — Как сейчас поступаешь ты.
— Но папа никогда не злился на тебя всерьез, — возразил я. — Может, иногда раздражался, но не сердился по-настоящему.
— Вероятно, — пожал плечами брат. — Ему тоже не нравилось, что я весь день провожу в своей комнате. Он требовал, чтобы я выходил почаще. Никак не мог понять, насколько сильно я занят.
— Но это очень вредно для здоровья. Тебе необходим свежий воздух. И я уверен, Томас, что в глубине души ты понимаешь — это превращается в проблему, когда твое увлечение не позволяет тебе даже прийти на похороны отца.
— В тот день мне необходимо было побывать в Мельбурне.
— Томас! Тебе не нужен был ни Мельбурн, ни Москва, ни Мюнхен, ни Монреаль! Ты должен был присутствовать на папиных похоронах.
Я знал, что поступаю неверно, обвиняя брата в неуважении к памяти отца. Он просто ничего не мог с собой поделать. Я пожалел о своих словах. Ведь ругать Томаса за неспособность преодолеть свою болезненную одержимость означало отчитывать слепого за то, что он не видит, куда идет.
— Прости меня, — тихо произнес я.
Томас ничего не сказал, и мы оба замолчали. Вскоре я все-таки нарушил тишину:
— И все же мне кажется важным, чтобы в то время, пока я разбираюсь с остальными проблемами, ты посетил доктора Григорин. Я и сам хотел бы с ней поговорить.
Брат с любопытством посмотрел на меня.
— У тебя тоже возникли сложности?
— Что?
— Точно! Ты должен с ней поговорить. Она и тебе поможет.
— Мне? — удивился я. — В чем?
— Справиться с необходимостью контролировать других людей. Она пропишет тебе что-нибудь от этого. Она дает мне лекарство, помогающее избавляться от голосов. Вот и тебе выпишет какой-нибудь рецепт.
— Неплохая мысль.
— Можешь отправляться к ней сам. А когда вернешься, расскажешь, что она думает о тебе.
— Нет, мы поедем к ней вместе.
Брат облизнул губы, стал сжимать и разжимать кулаки. У него пересохло во рту. Охватившее его волнение становилось все заметнее.
— Она будет ждать нас в одиннадцать, — напомнил я.
— Одиннадцать, одиннадцать, одиннадцать, — повторил он, закатив глаза и словно стараясь припомнить, какие еще дела в его ежедневнике могут быть назначены на этот час.
— Уверен, ты в это время свободен, — сказал я. — Нам нужно будет выехать из дома в десять тридцать.
Брат поднялся со стула, отнес свою миску к раковине и принялся споласкивать ее. Обычно он оставлял грязную посуду мне, так что нетрудно было сообразить, до какой степени ему не хотелось продолжать разговор.
— Не пытайся увильнуть, Томас!
— Но у меня действительно много работы, — произнес он, направляясь к двери из кухни. — Ты просто не понимаешь, насколько она важна.
— По дороге я разрешу тебе пользоваться джи-пи-эс.
Брат замер на месте.
— У тебя есть навигатор?
— Встроенный в приборную панель.
Он посмотрел на стенной шкаф рядом с входной дверью, где висела его верхняя одежда.
— Тогда поехали прямо сейчас.
— Еще только половина девятого. Мне не хочется два часа просидеть в приемной врача.
Томас задумался.
— Хорошо, я буду готов к десяти тридцати. Но ты должен обещать, что тоже обсудишь с доктором свое поведение.
— Даю слово, — сказал я.
Когда Томас поднялся наверх, я закончил уборку кухни и решил, что пора завершить давно ожидавшее меня дело. Выйдя через черный ход, я пересек задний двор, траву на котором не постригали уже неделю, и ее не помешало бы подровнять. В том месте, где начинался склон в сторону оврага, я остановился.
Как я и описывал Гарри Пейтону, склон был действительно крутой. На такой поверхности, если уж вам хотелось подрезать траву, лучше это было делать ручной машинкой, а то и обыкновенной косой. Случись инструменту выпасть из ваших рук, то в самом худшем случае он бы просто соскользнул вниз и упал в воду.