В кухню Томас снова спустился около часа дня. Мысль сделать себе бутерброд с тунцом отбросил сразу, ведь в таком случае ему пришлось бы воспользоваться открывалкой, а он хорошо помнил, как даже отец изрыгал проклятия, вскрывая неподатливую банку, и брызги масла летели во все стороны. А потому Томас взял арахисовое масло, ломтик хлеба и уже намазывал для себя сандвич, когда в дверь постучали.
Несколько секунд Томас никак на стук не реагировал, поскольку входную дверь всегда открывал кто-то другой. Потом до него дошло, что он в доме один, и, отложив в сторону перепачканный маслом нож, Томас пошел посмотреть, кто приехал.
— Привет, Томас!
Это был Лен Прентис, или Ленни, как часто называл своего бывшего босса Адам Килбрайд.
— Здравствуйте, мистер Прентис.
Томас видел его машину, оставленную в нескольких шагах от ступеней на террасу, причем больше в ней никого не было. Лен явился в дом Килбрайдов один. Он топтался на пороге, явно ожидая приглашения войти, но Томасу этого не хотелось. Лен Прентис ему не нравился.
— Твой брат дома? — спросил он.
— Нет, сегодня он в Нью-Йорке, — ответил Томас.
— С чего его туда занесло?
— Поехал проверить, действительно ли там убили человека, надев пакет на голову.
Лен замер на мгновение, но затем произнес:
— А ведь ты действительно совершенно свихнулся. Позволишь мне войти?
Томас кивнул:
— Заходите, если хотите.
— Вот, проезжал мимо и решил заглянуть к вам, ребята, чтобы посмотреть, как вы тут управляетесь одни.
Томас молчал, поскольку Лен Прентис не задал ему никакого вопроса, но вскоре гость спросил:
— Пивка не найдется?
— Не знаю, — честно ответил Томас.
— Ничего, я сам посмотрю. — Лен прошел через гостиную в кухню, открыл холодильник и взял то, что ему было нужно. — Ну, рассказывай, чем ты занимаешься, Томас, — сказал он, вскрыв бутылку и сделав глоток.
— Работаю на компьютере.
— Да, да, я слышал, ты от него почти не отходишь.
— У меня много работы.
— А Рэй? Чем он занимается?
— Сегодня он в Нью-Йорке.
— Это я уже слышал. Но зачем он туда поехал?
— Сначала встречается с другом по поводу работы, а потом ему нужно выяснить, что произошло с человеком в окне.
Лен еще раз приложился к бутылке.
— Это тот самый человек, которому надели пакет на голову?
Томас кивнул.
— Мы с твоим отцом много общались, — произнес Лен. — Я ведь был для него не только начальником. Мы с ним крепко дружили. И он рассказывал, что ты постоянно находишь в Интернете всякие штуки, которые тебя излишне возбуждают. Адам не раз собирался лишить тебя доступа в Сеть, но в итоге все равно разрешал тебе просиживать за компьютером целыми днями, потому что это давало ему хоть какую-то передышку.
Томасу больше всего хотелось, чтобы Лен Прентис поскорее ушел, а он закончил бы намазывать бутерброд и поднялся наверх, прихватив еду с собой.
— Между прочим, это была идея Мари, чтобы я вас навестил. Она хочет пригласить вас с братом к нам домой на ужин.
— Мне нужно обсудить это с Рэем, — отозвался Томас.
Сам он не желал никакого ужина у Прентисов, но ему было неловко прямо заявить об этом. Попросит Рэя вежливо сообщить, что они не смогут принять приглашение.
— Твой папаша часто недоумевал, как получилось, что ты такой. Что ты счастлив все время торчать дома и сутками не отходить от компьютера. А из дома вообще не выходишь, разве что для посещения своего психиатра. Как ее фамилия? Гаргантюан?
— Григорин.
— Но меня добил окончательно твой отказ прийти на похороны собственного отца. Неужели эта твоя компьютерная одержимость настолько непреодолима, что ты пропустил столь важное событие?
— Зачем вы все это мне говорите, мистер Прентис? — спросил Томас.
— Не знаю. Наверное, просто хочу поддержать с тобой разговор. Я ведь человек простой. Для меня вся эта психиатрическая наука — темный лес. Мне говорили, что у шизоидов вроде тебя личность как бы раздваивается, но твой отец считал это всего лишь распространенным заблуждением. Мол, все обстоит совсем иначе, уверял он меня. Допустим. Но я другого в толк не возьму. Если ты знаешь, что у тебя проблема, почему ничего не делаешь, чтобы избавиться от нее?
— Нет у меня никакой проблемы!
Лен усмехнулся:
— Сын не приходит на похороны, чтобы почтить память отца. По-моему, это бо-о-льшая проблема.
— У меня тогда было очень много дел. И кроме того…
— Что, Томас?
— Там собрались люди, которых мне не хотелось видеть.
— Кто же? Неужели ты имеешь в виду меня? Но разве я не был всегда добр к тебе?
Томас покачал головой.
— Мне нужно приготовить себе обед. Я начал делать сандвич с арахисовым маслом.
— Послушай, а у меня идея, — сказал Лен Прентис. — Почему бы мне не отвезти тебя куда-нибудь пообедать?
— Что?
— Я хочу сказать: почему бы мне не вытащить тебя из дома, не посадить в машину и не отвезти пообедать в город?
— Но я уже почти приготовил сандвич. — Томас ткнул пальцем в сторону кухонного стола.
— Ну и что? Съешь его в полдник. А сейчас мы с тобой прокатимся. Тебе будет полезно выбраться из этих четырех стен.
— Нет.
— Но я настаиваю! — воскликнул Лен, избавившись от пустой бутылки пива.
— Я не хочу никуда ехать.
Лен подошел к нему вплотную.
— Кажется, я понимаю, в чем заключалась главная ошибка твоего отца. Он всегда шел у тебя на поводу. А нужна была твердость характера, чтобы заставить тебя выбираться наружу почаще. Мы можем поехать в Промис-Фоллз, посидеть в «Макдоналдсе» или взять по ломтику пиццы. А еще лучше отправиться прямо ко мне домой, чтобы Мари угостила нас чем-нибудь вкусненьким.
Томас отступил на шаг.
— Судя по слухам, тебе, так или иначе, скоро придется отвыкать от этого места. Что, например, ты будешь делать, когда брат продаст дом?
— Он мне пока не говорил, что собирается сделать это.
— Но ты же не думаешь, что Рэй оставит тебя тут жить одного? Это едва ли подходящий для него вариант.
— Он может решить остаться здесь, — возразил Томас. — Мы тогда будем жить вместе.
Но, уже произнося эту фразу, он чувствовал, что не уверен, насколько сам хочет этого. Своего брата Томас любил, но с ним порой бывало очень трудно ладить. Как и отец, Рэй относился к нему без понимания, часто пытаясь заставить делать вещи, которые он не мог сделать даже при желании.
— Не сомневаюсь, что в любом случае все у вас сложится как нельзя лучше, — улыбнулся Лен. — А теперь надевай свою куртку или что у тебя там? Не знаю, как ты, а я бы сейчас заглянул в «Кентукки фрайд чикен». Тебе нравится там?
Томасу действительно нравилась еда из «Кентукки фрайд чикен», вот только брат никогда ничего не заказывал оттуда на дом. Прежде куриными крылышками его мог побаловать отец. Но вот с Леном Прентисом он не хотел ехать даже туда. Им стал овладевать почти нестерпимый зуд, словно крошечные жучки ползали у него под кожей. Дыхание участилось. Томас, вероятно, мог бы ненадолго уехать из дома с кем-то, кому доверял. Но не с Леном Прентисом.
Да и отец, если разобраться, не очень любил Лена. Они действительно считались приятелями. Нередко проводили время вместе, смотрели по телевизору какой-нибудь матч или пили пиво в баре. Но каждый раз, когда папа возвращался домой после встречи с Леном, он бросал реплику вроде: «Боже, как же этот тип порой меня раздражает!»
Лен протянул руку и схватил Томаса за предплечье. Не грубо, но крепко.
— Поехали со мной, дружище! Давай повеселимся.
Томас резко выдернул руку, однако вложил в движение чрезмерное усилие. Его ладонь взлетела вверх и прошлась по щеке Прентиса. Лен замер в изумлении, а потом сказал, потирая лицо:
— А вот это, Томас, ты сделал напрасно.
30
Льюису Блокеру тоже в эти дни спалось неважно.
Эллисон Фитч залегла на дно, и невозможность узнать, где она и что у нее на уме, тревожила Льюиса не меньше, чем Говарда Таллимана. Ведь стоило ей решиться на явку с повинной в любой полицейский участок и рассказать то, о чем она знала, и это означало бы полный крах. Все было бы кончено для Говарда, все было бы кончено для Морриса, и, разумеется, все было бы кончено для него — Льюиса Блокера.
Те немалые усилия, что они с Говардом предприняли, чтобы разгрести «колоссальную кучу дерьма», в какую, по определению самого Таллимана, ухитрились угодить, пойдут прахом в один момент, если Эллисон Фитч надоест бесконечно скрываться. Как только она даст показания об убийстве, свидетельницей которого была, признается в попытке шантажа, передаст содержание разговора с Говардом — и, как говорил один его приятель, все дерьмо моментально попадет в лопасти вентилятора.
Необходимо было предотвратить подобное развитие событий. И они вроде бы сделали все от них зависящее. Прежде всего Льюис отправил Николь в Огайо, чтобы постоянно держать под наблюдением дом матери Эллисон. Он полагал, что наступит момент, когда девица непременно захочет выйти с ней на связь. Разве не естественно для оказавшейся в беде дочери искать помощи и совета у родной матушки? И какую дочь не будут терзать муки совести при мысли, что мать в отчаянии горюет, не ведая, что случилось с ее любимой девочкой? Однажды она наверняка не сможет преодолеть жгучего желания развеять страхи матери.
Однако Льюис оставил Николь в деле только после долгих колебаний. Совершить такую непростительную оплошность! От его прежней безграничной веры в Николь не осталось и следа. Более того, первым порывом Льюиса было заставить ее головой заплатить за ошибку. Остановило лишь то, что как раз сейчас ему необходима была любая помощь, а Николь, снедаемая чувством вины, заверила, что готова на все, лишь бы загладить ее. И Льюис решил отложить разборку с ней до лучших времен.
Он посчитал также необходимым взять под контроль квартиру, где прежде жила Фитч. Он, разумеется, не ждал, что она сама вдруг туда вернется. Зато там в какой-то момент мог объявиться некто