Затем, словно проглоченное лесом, пятнышко исчезло.
День приближался к вечеру, начинало смеркаться, снег окрасился в голубоватый цвет.
— Мы поймаем его, — сказал жандарм, и они вернулись в трактир.
Он, Пиотрак, никак не мог успокоиться. Не был бы он так вооружен и обут в предписанные правилами тяжелые зимние сапоги, наверняка догнал бы этого проворного типа. Но он утешался тем, что был уверен: он найдет беглеца и расследует это дело. Возможно, это был опасный уголовник.
Пиотрак допросил всех присутствующих в трактире, но никто не знал преступника, и все говорили, что он не из этих мест.
Правда, у Айбеншюца было чувство, что он уже где-то видел этого человека, но он не знал, где и когда. В его несчастной голове царила ночь и не предвиделось никакого рассвета.
Он пил в надежде на просветление, однако становилось все темнее и темнее. Со всех сторон он ощущал такую сильную человеческую неприязнь, какой никогда раньше не знал.
В конце концов Айбеншюц и Пиотрак вышли, сели в сани и поехали в Швабы.
— Каптурак знает, кто этот человек, — дорóгой сказал Пиотрак.
— Мне это безразлично, — после короткой паузы проронил поверитель стандартов. Больше ему ничего не приходило в голову.
— А мне нет! — возразил непреклонный Пиотрак.
37
Уже несколько недель Ядловкер сидел в доме Каптурака. Терпение его лопнуло, и он совершил вылазку в трактир Литвака, думая, что в базарный день наверняка не встретит там никого из знакомых. И вот, пожалуйста: туда приходит новый жандарм и старый враг Айбеншюц. Как же необдуманно и легкомысленно было привлечь к себе внимание этим плевком.
Чтобы из леса, куда он бежал, снова вернуться в дом Каптурака, Ядловкер выбрал очень дальний путь. К счастью, поскольку стоял сильный мороз, можно было попробовать пройти через болото. Дождавшись ночи, он так и сделал, пошел на юг по огибающей город кривой. Хоть мороз и был ему на руку, но он был ужасен, он хлестал, он жалил все тело. В коротком кожушке Ядловкеру было так же холодно, как если бы он был в одной рубашке.
Когда он добрался до дома Каптурака, была уже глубокая ночь. Его страх, который во время пути он настойчиво подавлял, теперь дал о себе знать с удвоенной силой. Больше всего он боялся, что его ждут жандармы, но все же решился совсем тихонечко постучать в оконные ставни. Увидев вышедшего ему навстречу Каптурака, он с облегчением вздохнул. Тот поманил его, и тут Ядловкера обуял новый приступ страха: можно ли доверять Каптураку? А кому же тогда можно? — сказал он себе и направился к нему.
Они вошли в дом, и Каптурак отправил свою жену на кухню.
— Что ж ты творишь? — набросился на него Каптурак. — Ты что, хочешь погубить и себя, и меня? Ты же взрослый человек. Что это за выходки, что за мальчишество?
— Я по-другому не могу, — ответил Ядловкер.
— Тебя же могли узнать, — снова начал Каптурак, — мне о случившемся рассказал Литвак, и я тут же понял, что это ты. Ну, разумеется, я не подал виду, но что ты будешь делать теперь?
— Понятия не имею! — сказал замерзший Ядловкер, уши которого пылали, как две красные лампы.
— Так, я решил! — сказал Каптурак и пояснил. — Я запру тебя, у меня тебе будет лучше, чем в золочевской тюряге.
Но где спрятать гостя, которому угрожает опасность? Неопытные люди спрятали бы его в подвале. И это было бы ошибкой! Если нагрянут жандармы, то в первую очередь они осмотрят именно подвал. Бежать из подвала тоже нельзя. Опытные люди спрятали бы такого гостя на чердаке. Туда жандармы заглянут в последнюю очередь. И потом там лучше слышно, что происходит внизу. И главное — на крыше имеется чердачное окошко: свежий воздух и возможность своевременного побега.
Таким образом, по ведущей наверх подставной лестнице Ядловкер поднялся на чердак, где его ждали стул, набитый соломой мешок, бутылка шнапса и кружка воды.
Каптурак пожелал ему спокойной ночи, пообещал регулярно приносить еду и ушел. Из предосторожности он задвинул засов ведущей на чердак створки, спустился вниз, остановился и задумался: убрать лестницу или оставить. В результате он отнес ее во двор и приставил к крыше, решив доставлять Ядловкеру пищу только через чердачное окошко.
На чердаке было холодно, холоднее, чем в тюремной камере. Ядловкер разорвал мешок с соломой, залез внутрь и прикрыл голову кожухом. В неприкрытом окошке мерцала ясная, морозная ночь. Прежде чем уснуть, он увидел на свисающих с потолка веревках неподвижно спящих летучих мышей. Впервые в жизни испытав настоящий страх, этот дикий человек провалился в глубокий, беспокойный сон.
Разбудило его леденящее дыхание раннего утра. С трудом выбравшись из мешка и сделав глоток из бутылки, он натянул кожух и подошел к окошку. Стаи только что проснувшихся ворон кружили над крышами, и казалось, что делают они это только для того, чтобы согреться. Он увидел красное, похожее на апельсин восходящее солнце, и в этот самый момент почувствовал голод. Он знал, что прихода Каптурака с едой надо ждать еще добрых два часа, и все время прислушивался к дверям. Кроме голода, его ничего не занимало, словно голод был вопросом не желудка, а головы. В конце концов с чаем и хлебом появился Каптурак. Но появился не со стороны двери, а в чердачном окошке, и все осторожно передал Ядловкеру. За время короткого пути чай на морозе успел остыть, но изголодавшийся Ядловкер с жадностью выпил и съел все принесенное.
— Есть какие-нибудь новости? — спросил он.
— Пока никаких, — спускаясь вниз, ответил Каптурак и уже на земле отставил лестницу чуть в сторону.
А насытившегося Ядловкера стали занимать уже совсем другие мысли. Вдруг, сам не понимая почему, он начал думать о больших карпах и щуках, которых всегда по четвергам продавал на рыбном привозе. Он вспоминал, как, чтобы убить рыбину, он брал ее за хвост и бил о бордюрный камень. При этом он еще подумал, что человека убивают противоположным способом, его бьют по голове. Бьют камнем или головкой сахара. Странные мысли посещают человека, когда он взаперти сидит на чердаке. Он может, к примеру, подумать о том, что у него в жизни есть враги и что самый ужасный из них — поверитель стандартов Айбеншюц, виновник всех его несчастий и вдобавок любовник Ойфемии. Самешкин тоже ее любовник, но это совсем другая история. У Самешкина старые, пожизненные права, и потом он никакой не чиновник. И кроме того, он не сажал Ядловкера в тюрьму. Не было бы Айбеншюца, можно было бы спокойно жить. По весне уедет Самешкин, вахмистр Слама получил другую должность… Кто узнает Ядловкера с этой светлой, окладистой бородой? Так много чужих людей поселилось в этих краях! И его ведь уже не зовут Ядловкер, он же поменял имя. Он берет за хвост рыбу и бьет ее головой о бордюрный камень. А с человеком, наоборот, — берут головку сахара и бьют ею сзади по голове.
Но где? Когда? Айбеншюца там, в одесском порту, ночью нет.
Как было бы хорошо, если бы его совсем не было. А он есть. Его больше не должно быть, думал Ядловкер, думал беспрерывно.
Временами на чердачное окошко садились вороны, и Ядловкер подбрасывал им остатки еды.
Он сидел, мерз и ждал весны, ждал свободы и мести.
38
И вот однажды произошло нечто невероятное: главный лесничий Степанюк нашел в приграничном лесу повесившегося человека. Когда его сняли, он был холодным, одеревенелым и синим.
Окружной врач Киниовер сказал, что мертв он уже давно и что произошло это примерно неделю назад. Человек был неизвестен, и жандарм Пиотрак доложил об этом судебному следователю. Тот прибыл в Златоград, и по его распоряжению труп был перемещен в тамошний морг. В назначенные дни на опознание со всего округа вызывались по десять местных жителей. Их можно было и не вызывать, поскольку из любопытства все ринулись на опознание сами. Даже Самешкин, не будучи вызванным, ибо не был местным, даже он пришел из любопытства и именно он узнал покойника. Им был табунщик Михаил Клайка. Два года назад его посадили в тюрьму, и он точно был одним из заключенных, умерших потом от холеры в больнице. Дата его погребения была зарегистрирована и скреплена печатью.
Как же это? Он что, воскрес, чтобы потом самому повеситься? Началось расследование.
Михаила Клайка также узнали некоторые приведенные из тюрьмы заключенные. Все продолжалось всего одну неделю. Были арестованы два писаря, признавшиеся в том, что за взятки выписывали фальшивые свидетельства о смерти. Более того, они признались, что взятки им давал Каптурак.
Прошла еще одна неделя. Ждали результатов расследования, после которых жандармскому вахмистру Пиотраку и поверителю стандартов Айбеншюцу было поручено продолжать, как и прежде, общение с Каптураком в приграничном трактире. Что они и делали, играя с ним в тарок. Каптурак чувствовал себя вполне уверенно. Он ничего не знал об аресте обоих писарей, а полученные им деньги от родственников якобы умерших заключенных давно были надежно спрятаны у менялы Пичемка, по ту сторону границы.
Через несколько дней, достаточно рано, вскоре после того как он передал Ядловкеру завтрак, Каптурак услышал хорошо знакомый звук, звук едущих саней. Этот дрожащий звук был еще какое-то время слышен после того, как сани остановились. Ни малейшего сомнения, они остановились у ворот его дома, и ничего хорошего это не предвещало.
Что в такую рань могло привести чьи-то сани к его дому? Он открыл ставни. В санях сидели жандарм Пиотрак и поверитель стандартов Айбеншюц. У Каптурака не было времени на то, чтобы убрать лестницу. Подумав минуту, он решил, что будет лучше тотчас выбежать и радостно встретить этих страшных гостей. Одним словом, он выскочил из дому и прямо с порога воскликнул:
— Какая неожиданность! Какой сюрприз!
Оба гостя вылезли из саней.
— Мы к вам ненадолго! — сказал Айбеншюц. — Дело в том, что еще слишком рано, и Литвак пока что закрыт. Если позволите, всего на четверть часа. Этого достаточно, чтобы выпить шнапса и немного чая. Чай и шнапс у вас найдутся, не так ли?