обмолвился, что рано утром на следующий день Леха уехал в Иваново. Наверное, там у него осталась девчонка. У таких парней всегда кто-то был.
Любка встала, вынула из пачку сигарету, вышла в тамбур для курящих.
Бессонницей мучилась не она одна. В тамбуре, возле открытой двери стоял парень. Навалившись на дверь, он дышал свежим воздухом. Высокий, худой, в голубом джинсовом костюме — брюки и куртка. Джинса была настоящей, отметила про себя Любка.
— Выпадешь, — закуривая, посочувствовала Любка.
Парень обернулся и улыбнулся молча, рассматривая ее. Неестественно огромные зеленые глаза, тонкие ироничные губы, прямой нос, чувствовалась какая-то небрежность в его движениях.
— Привет! — бросил он, повернув голову вполоборота, глядя на нее искоса.
— Привет, — Любка повела плечом, отвернувшись к другой двери.
— Меня Игорем зовут, а тебя?
Любка повернулась, некоторое время раздумывая, заводить ли новые знакомства, если все они заканчиваются одинаково.
Наконец, решила дать судьбе еще один шанс.
— Я Люб… Любовь, — представилась она, отметив небольшой акцент в речи Игоря. Кивнула неопределенно на открытую дверь. — А ты откуда? Далеко едешь?
— Из Черновцов… — заметив озадаченность в ее лице, объяснил: — Западная Украина, на границе с Польшей. А еду в Пермь. А ты?
— Домой, в отпуск, — недовольно бросила Любка. — От места, недалеко от Иваново, до места, недалеко от тебя… Почти до конца вместе едем.
Парень как будто обрадовался, оживился, избавившись от пренебрежительного тона.
— Хочешь чаю? — предложил он.
— Ночью? — Любка колебалась. — Мы ж людей разбудим?
— Нет, мы тихо… — усмехнулся парень, улыбнувшись.
— Ну… — неопределенно протянула Любка, сомневаясь.
Парень уже закрывал дверь, открывая другую, которая вела в соседний вагон.
— В шахматы играешь?
Любка отрицательно качнула головой.
— Не важно, научим! — пообещал Игорь, как будто научиться играть в шахматы была пара пустяков. По пути заглянул к проводнице.
— Радочка, сделай нам, пожалуйста, два стакана чая. И если можно, покрепче, — попросил он.
Прищурившись, проводница лениво взглянула на Любку, кивнула головой.
— Игорек, чего тебе не спится по ночам? — бросила она.
— Знакомая, — кивнул Игорь. Он уже отодвинул дверь, дожидаясь ее. — Заходи!
Заметив, что вагон купейный, Любка в нерешительности остановилась. В поездах всякое случалось. В коридоре мягко горел свет, через открытые окна, раздувая занавески, влетал ветер. На полу лежала ковровая дорожка. И было тихо.
— Заходи, — Игорь взял ее за руку, мягко потянул на себя, подталкивая.
Любка вошла. В четырехместном купе было уютно. И пусто. На трех полках — на двух верхних и одной нижней вместо матрасов и спящих людей стояли сумки.
— А как? — удивилась Любка. — Билетов же не было! Я три поезда пропустила и на этот взяла последний, потому что первая стояла…
— Я выкупил, — пренебрежительно бросил Игорь, как будто речь шла о чем-то обычном.
— Ни фига себе, — Любка с возмущением плюхнулась на мягкое сиденье. — А зачем? — простодушно удивилась она.
— Я товар везу, — Игорь кивнул на сумки. — И потом, не люблю, когда мне мешают…
Он достал из пакета газированную воду, сыр, копченое сало и подкопченное мясо, хлеб, персики и черешню.
Фарцовщик?! Любка теперь разглядывала Игоря во все глаза. Таких знакомых у нее еще не было. Она тут же пожалела, что перед отъездом домой много потратила на подарки, а часть денег отправила переводом, оставив лишь на билеты и на дорожные расходы. В первый Новый год их с Танькой ограбили. Благо, что ни та не другая не хранили деньги в одном месте, кое-как наскребли на билет до Иваново. Теперь деньги она всегда держала при себе, а на ночь клала под матрас. Она нерешительно придвинулась к столику, наблюдая, как Игорь тонкими ломтиками нарезает мясо.
— Буженина, — объяснил он. — У меня коньяк есть, если хочешь.
Любка отрицательно замотала головой.
Вошла проводница с двумя стаканами чая, поставила на столик.
— Рада, присоединяйся, — пригласил Игорь и ее.
— Скоро станция, — отказалась проводница. — Спасибо. Но от бутера не откажусь.
Игорь сделал ей двойной бутерброд с прослойками мяса и сыра, сала и сыра. Проводница забрала бутерброд и ушла.
— А ты почему не ешь? — поинтересовался он.
— А можно черешню? — проглотила Любка слюнки. — А если я все съем?
— Ешь, у меня с собой целое ведро. Сестре везу, она тоже черешню любит. Я помыл ее…
Игорь сделал бутерброд ей, себе, откусил, старательно пережевывая. Любка разом разделалась с черешней, придвигая к себе персики.
— Ты, наверное, в армии не служил, — засмеялась Любка, наблюдая за ним.
— А как ты догадалась? — приподняв бровь, полюбопытствовал он.
— Ты так медленно и долго жуешь, — объяснила она. — В армии ты бы все два года ходил голодный…
— Для здоровья полезно, — выразил Игорь свое мнение, помешивая чай ложечкой. — В детстве я был очень полный…
— Не представляю, — смутилась Любка. — По тебе не скажешь. Ты худой, как моя загубленная жизнь… Болезненно худой…
— А у тебя парень есть? — засмеялся Игорь.
Любка растерялась. Мало ли что у него на уме. На вид Игорю было больше двадцати.
— К чему такие вопросы в лоб? — перевела она тему.
— Симпатичная девчонка, — пожал Игорь плечами. — Предположим, что я трачу уйму времени, чтобы заинтересовать и соблазнить ее, сближаемся, а на конечной станции она мило машет мне ручкой и говорит: пока, пока… И мы больше не встречаемся никогда. Или, я трачу уйму времени, опять же, заинтересовать и соблазнить, а она в это время думает о своем парне… Не хочу, — подытожил он. И вдруг оживился. — А хочешь, поехали со мной?! Оденешься, обуешься, денег заработаешь… Уверен, зарабатываешь мало, — он кисло скривился.
— Вообще-то, в училище нам много платят, — обиделась Любка. — Это я переоделась.
Игорь смерил ее взглядом, усмехнулся.
— У тебя лифчик… старый и, извини за откровенность, — он отвел взгляд от ее груди, продолжая улыбаться, — рабоче-крестьянский… с таким лифчиком нормальный парень у тебя никогда не появится.
Любка покраснела до кончиков ушей, застегивая верхнюю пуговицу халата.
— Я матери помогаю… — просевшим голосом оправдалась она, чувствуя, что объяснение получилось глупым. — В магазине другие не продают…
— И я о том же, — похоже, Игорю понравилось над ней глумиться. Он смотрел на нее прямо, выискивая недостатки теперь уже в лице. — М-да… Ну, смотри сама. Я помочь хотел. Одному скучно мотаться туда-сюда…
— У тебя нет девушки? — поинтересовалась Любка, опустив глаза и старательно дуя на чай.
— Была, — признался Игорь, доставая фотографию. — На тебя чем-то смахивает… Вышла замуж за поляка. Я ее понимаю, — он тяжело вздохнул.
— Сочувствую, — произнесла Любка, разглядывая фотографию. — Мне кажется, нисколько не похожи… Меня всегда с кем-то путают.
Помолчали.
— Спасибо, — Любка отодвинула пустой стакан, поднимаясь. — Мне пора. К себе.
Игорь с сожалением посверлил ее взглядом. Поднялся.
— Я провожу, — предложил он.
В тамбуре он вынул сигарету, протянул ей пачку. Отказываться Любка не стала. Закурили.
Игорь стоял напротив — он вдруг протянул руки, уперевшись в стенку. Любка внезапно оказалась зажатой.
— Вообще-то, у меня парень есть, — торопливо соврала она. — Он каратист!
— Я по глазам могу определить, нет у тебя парня, — усмехнулся Игорь, придвинувшись вплотную и прижимая ее.
— У меня это написано в глазах? — Любка испугалась.
Игорь кивнул, приблизив лицо — и вдруг прижал ее ногой, с силой повернув лицо к себе, и впился в губы, не давая ей закричать. Любка попробовала оттолкнуть его от себя, но Игорь оказался сильным. Одна его рука скользнула за отворот халата, оторвав пуговицу, он рванул за лифчик, зажимая рукой оголившуюся грудь.
Любка тихо молча закричала всем своим существом, вдруг почувствовав, как обожгло ступни, будто она ступила в раскаленную лаву… — и сразу огонь охватил все ее тело.
Что было потом, в первые минуты, Любка помнила смутно.
Игорь вдруг застыл. Она сползла на пол, пытаясь нащупать пуговицу. Жжение в теле прекратилось, лишь легкое покалывание в подошвах, будто она отсидела ноги, а теперь подвигала ими. Взглянула на Игоря, не понимая, отчего он не двигается. И неожиданно сообразила, что поезд остановился…
Стояла какая-то неестественная тишина. Было так тихо, словно она оглохла. Полуприкрытые глаза Игоря все еще смотрели в то место, где было ее лицо. Она пару секунд разглядывала его с удивлением, а потом бросилась бежать прочь…
И застыла, как вкопанная…
В вагоне все так же горел тусклый свет, и люди…
Они не двигались, застыв в неподвижных, а порой неудобных позах, как-то: человек решил спрыгнуть с верхней полки — и теперь висел в воздухе, упираясь одной рукой. Двое, разговаривавшие между собой, замерли с открытыми ртами, один с приподнятым пальцем, а второй, видимо, пытаясь встать, оторвавшись от сиденья и ухватившись за поручень, загородив проход. Еще один протягивал руку к двери, наверное, встал, чтобы сходить в туалет. Посреди вагона, Любка заметила проводницу, которая будила пассажира, не дотронувшись, или, наоборот, отдернув руку.
Испуганно озираясь, Любка проследовала к своему месту, дожидаясь, что, может быть, поезд заведется сам собой. Она сбросила тапки, забираясь на верхнюю полку, и неожиданно заметив на подошвах обеих ног нечто вроде татуировки или клейма. Один в виде змеи, а второй знак сильно смахивал на дерево. Знаки ее расстроили. Она и без того стеснялась показывать свои подошвы, которые были как будто обожжены, покрытые неровными зажившими рубцами, и кожа на них была стянутой, не такая, как у девчонок.
Любка с удивлением провела по знакам рукой, заметив, что они слегка светятся. Она забралась под одеяло, вспоминая, что сделала такое, что могло бы привести к таким последствиям.