таким, каким я его оставила.
Когда мы приезжаем в кемпинг, то вместо того, чтобы припарковаться у главного входа, едем в дальний конец. Там, на самом краю, стоит уединенная палатка.
– Это люкс для молодоженов, – поддразнивает меня Доминик.
– Замечательно!
– Здесь будет наш дом.
– Мы будем жить вместе?
– О, да. – Он поднимает мою сумку. – И ты не будешь бояться львов.
– Нет, – отвечаю я. – Я больше никогда не буду бояться львов.
Доминик берет меня за руку и ведет внутрь. Это палатка намного больше той, в которой я жила в прошлый раз, и обстановка здесь богаче. Двуспальная кровать накрыта кремовым kanga в красных и розовых полосках, есть платяной шкаф, а в душе могут с комфортом поместиться двое. Но что лучше всего – в этот раз я буду здесь вместе с Домиником.
– Устала? – спрашивает он.
– Нет, – отвечаю. – Совсем не устала. – Несмотря на то, что не спала, я полна бодрости и не хочу тратить на сон ни секунды драгоценного времени.
– Я приготовил для тебя душ.
– Прекрасно. Спасибо. Asante.
– Karibu. Добро пожаловать, любовь моя. – Он смотрит на меня с такой нежностью, что мое сердце тает. «Любовь моя», – повторяю я про себя. Он назвал меня «любовь моя». – После душа мы пообедаем.
– Ты все предусмотрел, – с благодарностью говорю я.
Не может быть лучшего воссоединения, чем это. Я боялась, что нам придется быть вместе лишь урывками, и мы все время будем с другими туристами. Понятия не имела, что Доминик спланирует все только для нас двоих, и я тронута его заботой.
– Значит, приму душ.
Смущаясь, я начинаю расстегивать пуговицы своей блузки.
– Послушай, – говорит Доминик. – Думаю, я должен тебе помочь.
Он расстегивает мою блузку медленно-медленно, делая паузы перед каждой следующей пуговицей, и, наконец, снимает с меня одежду. Затем крепко целует. От нетерпения я вся дрожу, хотя снаружи не меньше сорока градусов. В палатке, конечно, прохладнее и темнее.
Раздев друг друга, идем под душ. Пока мы целуемся, на нас льется теплая вода. Доминик нежно намыливает все мое тело, растирая крепкими руками. Напряжение уходит. Доминик прижимает меня к себе, и вода опять льется потоком на нас обоих.
Когда мы занимаемся любовью на двуспальной кровати, наши тела движутся в унисон, будто мы делали это уже тысячу раз. Мимо палатки проходит газель и безразлично смотрит на нас. Я прячусь за Доминика, и он гладит меня по волосам.
– Моя Дженни, – бормочет он. – Моя любимая Дженни.
Мы лежим, сплетясь телами, час или больше, пока Доминик не вспоминает:
– Думаю, тебе пора поесть.
Он набрасывает на плечи свою красную тунику и исчезает из палатки.
После его ухода я надеваю чистую одежду. Через несколько минут двое мужчин масаи приносят маленький стол, который ставят на веранде. Потом они же приносят мясо, зажаренное над огнем, и рис, а потом безмолвно исчезают в кустарнике.
Доминик с улыбкой открывает бутылку шампанского, которая охлаждается в ведерке со льдом.
– Как тебе все это удалось? – спрашиваю я его.
Он пожимает плечами.
– Некоторые люди мне обязаны, – объясняет он. – Я сказал им, что для меня это особый случай, и я прошу их вернуть мне долг.
Доминик наливает мне бокал шампанского, а себе – немного молока из кувшина, который как-то незаметно появился на столе. Мы поднимаем бокалы.
– До дна, – говорит Доминик, широко улыбаясь.
Я смеюсь.
– За нас, – говорю я ему. – Этот тост должен быть за нас.
– За нас, – эхом повторяет он. – За нас, Просто Дженни.
Глава 45
Поверьте мне, когда лежишь в объятиях воина масаи, то ночной львиный рев не вызывает ужаса. Совершенно никакого. Несколько раз я просыпалась и каждый раз видела, что Доминик лежит рядом со мной, не спит и смотрит на меня. Никогда в жизни я не чувствовала себя в такой безопасности. Но когда он будит меня, и я выхожу из глубокого, лишенного сновидений сна, еще совсем темно.
– Ты должна встать, Дженни, – говорит он, нежно гладя меня по щеке.
– Сейчас? – Кажется, я уже открыла глаза, но вообще ничего не вижу.
– Нам надо кое-что сделать.
Я сажусь на кровати.
– Который час?
– Очень рано.
Кто бы мог подумать!
– Давай же, – уговаривает Доминик. – Нам пора.
Я неохотно отпускаю его руки и выскальзываю из кровати. На автопилоте я нахожу дорогу к своей одежде. Доминик протягивает мне мою теплую шерстяную куртку, чтобы я не замерзла – утром воздух очень холодный. Я еще не совсем проснулась и плохо стою на ногах, поэтому он сам ведет меня к микроавтобусу.
Лучше бы его затея того стоила, думаю я, борясь с желанием заснуть. Около микроавтобуса пасется бегемот, который при нашем появлении поворачивается к нам хвостом и торопливо исчезает в кустарнике. Мы уезжаем в темноту, подпрыгивая на кочках. Я понятия не имею, как Доминик находит дорогу, поскольку фары освещают только маленькое пятно перед машиной.
Когда мои глаза уже различают предметы, я смотрю на часы.
– Четыре утра, – говорю я Доминику, поднимая брови.
– Ранней пташке – жирный червячок, Просто Дженни, – сообщает он мне.
– А, все твои старые масайские поговорки, – подтруниваю я.
– Смотри. – Доминик показывает через ветровое стекло. – Долгоног, он же заяц-прыгун.
Света как раз достаточно, чтобы заметить крошечного зверька, похожего на миниатюрного кенгуру, который с головокружительной скоростью скачет перед нами и исчезает в темноте.
– Мы очень скоро приедем, – с улыбкой говорит Доминик и, конечно же, через несколько минут мы останавливаемся в черной пустоте.
– Здесь?
– Ты должна верить мне, – говорит мой воин масаи.
Мы вылезаем из автобуса – неважно, что здесь везде дикие животные, – и идем в темноту. Внезапно я понимаю, что тут есть и другие люди, поскольку впереди вспыхивает пламя, и я вижу, как огромный воздушный шар закрывает собой светлеющее небо.
– Ух ты, – удивляюсь я. – Это для нас?
– Да, – кивает Доминик. – Полет на воздушном шаре над Масаи-Мара – это одна из тех вещей, которые ты обязательно должна совершить в своей жизни.
Он опять посмеивается.
– Боже мой, боже мой, – кричу я и танцую от счастья. – Не могу поверить!
Мой возлюбленный опять улыбается.
– Счастливого Рождества, моя Дженни.
– Счастливого Рождества, Доминик. – Я горячо целую его. – Такое я никогда не забуду!
Подумать только, я могла бы дрожать от холода в Бакингемшире, сидя дома с Арчи перед камином за рождественским ужином на одну персону! Мои мысли опять обращаются к Майку, и я опять надеюсь, что у него все хорошо. Как же я смогу отблагодарить его за то, что все это случилось со мной только с его помощью?
Доминик пожимает руку и говорит несколько слов человеку, который, как я думаю, будет нашим пилотом. И пока команда готовит воздушный шар, заполняя его огромными вспышками золотисто-синего огня, мы стоим и наблюдаем.
– Пора, – говорит пилот, и после немыслимо короткого инструктажа нам помогают залезть в большую плетеную корзину, еще привязанную к земле.
– Вас только двое?
– Только двое.
И вот мы медленно поднимаемся к ясному звездному небу Масаи-Мара. Все выше и выше, и вот уже плывем над верхушками деревьев. Из-за горизонта выглядывает солнце и заливает равнины мягким золотым светом. В корзине шара тепло. Мы безмятежно плывем по воле ветра, и единственный звук здесь – прерывистый шум горелок.
Доминик обнимает меня и указывает на землю.
– Гиены.
Под нами бежит стая из шести гиен, и движутся они с той же скоростью, что и мы. Стада антилоп гну разбегаются неловким галопом по равнине, а своенравные газели мечутся туда-сюда, когда мы пролетаем над ними. Солнце поднимается выше, и земля меняется. Масаи-Мара тянется, насколько хватает взгляда, ограниченная с одной стороны массивным откосом Олоололо. Под нами бредут три льва в поисках дневного убежища для сна, безразлично глядя на нас. Вдалеке семенит самец страуса, исполняя свой лучший танец перед сидящей самкой, которую, кажется, совсем не интересует его ухаживание.
Наша корзина едва не касается верхушек деревьев, среди которых завтракает несколько жирафов, но все они продолжают жевать. Наше присутствие им нисколько не мешает.
– Это волшебство, – со слезами на глазах говорю я Доминику. – Настоящее волшебство. Огромное тебе спасибо.
Мы плывем над равниной. Солнце поднимается выше, и становится жарко.
– Кажется, вон там хорошее место для завтрака, – говорит пилот, указывая на одинокую акацию. На много миль вокруг никаких других деревьев нет. Под акацией я вижу стол, накрытый на двоих.
– О, Доминик, – кричу я. – Это изумительно!
Мы снижаемся и летим над самой землей. Вскоре воздушный шар плавно останавливается. Доминик помогает мне выбраться из корзины и ведет к столу. Недалеко стоит микроавтобус, которого я не заметила, а за ним я вижу мужчину в куртке шеф-повара. Он стоит у газовой плиты и собирается угостить нас свежеприготовленным завтраком.
И в пестрой тени акации мне подают пышные блины с кленовым сиропом, а затем совершенно английскую яичницу с беконом и настоящие британские сосиски. В бокалах – коктейль из шампанского с апельсиновым соком для меня и молоко для Доминика.
Что бы подумали мои подруги, если бы увидели меня сейчас? Поняли бы они, что Доминик по-настоящему искренен? Что он вовсе не хочет обчистить какую-то легковерную туристку? Или испытали бы ревность, потому что мужчины, вошедшие в их жизнь, отнюдь не такие заботливые?
– Спасибо тебе, что ты все так хорошо устроил, – говорю я. – Это самое прекрасное Рождество, какое у меня когда-либо было. Огромное тебе спасибо.
– Для моей Дженни я готов на все.
– Доминик, – у меня во рту пересохло, несмотря на коктейль, – я должна тебе что-то сказать.
Он терпеливо ждет, пока я подбираю непривычные слова.
– Я люблю тебя.
– Это хорошо, – отвечает Доминик, – потому что, Просто Дженни, я тоже тебя люблю.