Я хотел отпустить здесь Сегомаса, но он упросил меня этого не делать. Я завернулся в лес, обступивший разбитого великана, а Сегомас пробрался в одну из его глазниц, действуя с безрассудной отвагой, на какую не решился бы ни один аргонавт.
Он появился наружу с одним из криптов, с мальчиком, которого, как оказалось, звали Маелфор. Рот и лицо у него были разбиты в кровь, одежда порвана, руки выпачканы в земле и плесени.
Я показал себя в маленькой роще. Он сперва казался встревоженным, потом всмотрелся, узнал меня и успокоился, но от облегчения тут же бросился наземь, спрятал лицо в руках и расплакался.
Когда он немного опомнился, Сегомас опустился рядом с ним на колени. Он успел найти воду и принес ее пареньку в выгнутом куске коры вместе с виноградом с лоз, в которые мы преобразились. Хотя Скоген и представляется призрачным, земля питала наши тени, скользившие по ней.
— Расскажи нам что знаешь, — попросил коритани. — Где остальные? Что случилось? Расскажи нам все, что можешь.
— Я не знаю, что рассказывать. Талиенц сказал, мы должны искать здесь ключ к бедам Альбы. Что наши глаза и умы острее, потому что свежее. Что нам откроется скрытое. Что мы должны будем перенести находки на Альбу.
Мы шли старой тропой день и половину ночи. Луна светила ярко, и глаза скоро привыкли к темноте. Но едва мы устроились на ночлег, в наш лагерь въехала какая-то женщина. Вид у нее был дикий, страшнее, чем у плакальщиц моей страны. Она сидела верхом на волке или на чем-то вроде волка, только ростом с лошадь. Зверь бросился на Талиенца. Тот набросил плащ на лицо и крикнул, чтобы мы бежали. Не знаю, что за волшебство он вызвал, только он сумел сдержать ту свирепую женщину. Словно пламя и лед вспыхивали и замерзали между ними. Он выкрикивал с воем бессмысленные слова. Женщина визжала, но ее взгляд, ее ужасные глаза следили за нами, пока мы разбегались.
Талиенц спас нас. Последние слова его были: «Ищите диски! Ищите Мерлина!»
Он исчерпал свои силы. Он как будто поник, и волк прыгнул на него, схватил его, сжимая зубами глотку, и унес. Талиенц висел как мертвый. У женщины были длинные волосы, похожие на клочья кудели на костяной прялке. Уезжая, она бешено мотала головой, и пряди завивались вокруг нее.
Тогда появились другие твари: странные животные, вроде помеси диких котов с собаками. Мы с Кимоном и Колку сбежали от них, а Дунрора и Элку они схватили и уволокли прочь.
— Что сталось с Кимоном и Колку? — спросил я.
— Потерялись на склоне холма. Нас гнали, пока луна не скрылась за горами. Но мы все равно бежали. А на следующую ночь я оступился и скатился в овраг: свалился на лицо бронзового человека. Я сумел в нем спрятаться. Он не весь пустой, но в нем есть место. Твари, что охотились за мной, бродили вокруг до рассвета. Думаю, они потеряли мой след. Я так испугался, что не хотел выходить. В глубине бронзового человека что-то двигалось. Я не хотел смотреть, что там. Вот все, что было, пока вы не нашли меня.
Итак, Укротительница забрала Талиенца и, судя по словам Маелфора, убила его, а потом послала стаю выслеживать мальчиков. Оставалась надежда, что Кимон с Колку еще живы, но надо было спешить. Я и так слишком долго медлил, желая узнать, что скажет мне Арго, в надежде осмыслить события его жизни. Я сделал ошибку.
Но искать мальчиков надо поблизости. Они могут оказаться в заросших распадках между холмами или у реки. Могут спрятаться где-то, как Маелфор.
Маелфор решил, что стая потеряла его след, но могла быть и другая причина, помешавшая им запрыгнуть в глазницы гиганта и разорвать его.
Талосы — создания Мастера. Царская стража этих берегов. Хозяйке Диких Тварей они ненавистны.
И Сегомас тоже творение Мастера: дерево и кровь, слитые воедино и перекроенные заново провидческим разумом человека, подхватывающего идеи, падающие на него с неба. Он сооружал подобных дубовых бойцов для забавы великих воинов Греческой земли, когда ее еще называли другим, более древним именем. И столетия спустя повторил тот же труд на Альбе, действуя из Иного Мира, ставшего его тюрьмой.
Вот почему Арго взял с собой Сегомаса с искрой его разбитой жизни внутри: он был щитом для нас. Возможно.
И вот почему Госпожа Змея так быстро расправилась с Талиенцем, более слабым созданием. Возможно.
Но первым делом надо найти сына и племянника двух правителей. И одного из этих правителей, тоже затерявшегося где-то в холмах. Мне представлялось, что Урте с его утэнами не выстоять против тварей, которых бросит на них Укротительница.
Они бежали, как звери, спотыкались, скользя, останавливаясь, чтобы перевести дыхание и переждать боль в груди и с новыми силами броситься прочь, подальше от визжащей, завывающей стаи.
Вниз по косогорам, по пояс вброд через хрустально-чистые речки, протекавшие между холмами, вверх через редколесье… Они устраивали короткие привалы, забившись в расщелины под камнями, они заблудились и растерялись в незнакомой стране. Временами наступало затишье. Временами они слышали, как урчит у них в животах и как барабанами стучат крепкие сердца, доведенные до предела.
Но стая неизменно возникала снова.
Днем было тихо, и они замедлили шаг, даже умудрились выловить в мелком ручье крупную рыбину. Разрезав, они съели ее сырой.
Воды хватало.
Ночью вся земля звенела лаем. Вдали отрывисто кричала женщина, ее вопли напоминали пронзительную песнь. Их доносил ветер, но и сам ветер, казалось, менялся при новых напевах. Облака содрогались, словно повинуясь приказу. Земля глухо рокотала, будто шевелились скрытые в ее глубине переходы.
Стая приближалась.
На вторую ночь, когда они пробирались в темноте по гребню, освещенному луной, беззащитные и перепуганные, Маелфор вдруг вскрикнул и покатился кубарем в темноту. Его крик долго не замирал и вдруг оборвался.
Кимон словно остолбенел. Колку схватил его за плечо.
— Ему конец. Нам надо спешить.
— Знаю.
Кимон припал на колено и вгляделся в темную расщелину.
— Добирайся домой, как сумеешь. Мы славно бежали, брат.
— Я не знал, что он твой брат.
— Какая разница? Уходим с этого гребня.
На третий день в лесной долине Колку высмотрел молодого кабанчика, и мальчики затеяли на него охоту. Кимон подкрадывался сбоку, Колку спереди. Оба опасались появления взрослых кабанов. Когда поросенок с визгом выскочил из укрытия, они во весь дух понеслись за ним, перескакивая через упавшие деревья, перекатываясь через валуны, цепляясь в прыжке за ветки, чтобы издали высмотреть добычу, перекликаясь свистками и жестами указывая друг другу, куда свернул черный гладкий зверь. Это было наслаждение! Для таких погонь они родились на свет!
Кабанчик попался проворный и хорошо знал лесные тропинки. Но его преследовали опытные охотники, и куда бы он ни свернул, один из мальчиков оказывался рядом и бросал свой меч, промахиваясь совсем чуть-чуть, снова бросал и снова промахивался, но поросенку приходилось все хуже.
Он развернулся, прижавшись задом к высокой серой скале. Взвизгнул. Издал странный звук. Призывал своего хранителя, умолял его услышать зов. И снова завизжал, когда Колку вонзил ему нож в загривок, повалив забившегося поросенка наземь. Его маленькие клычки оставляли царапины на левом плече коритани.
— Хорошая гонка, — польстил старшему мальчику Кимон.
— И ты хорошо бежал, — ухмыльнулся в ответ Колку. — И ты тоже, молодой вепрь, — обратился он к мертвому поросенку. — Ты достоин лесов Альбы.
Развести огонь они не могли, поэтому выпотрошили тушу и разделили сырую печень. Потом нарезали ленточками мягкие части мяса и стали молча жевать.
Колку вырвал клыки и полоску щетины с загривка.
— Стая быстро его учует, — сказал Кимон, и Колку согласно кивнул.
Он беспокойно огляделся, вытирая кровь с губ.
— Надо накрыть тушу мхом и листьями и спрятать.
Кимон встал, чтобы взглянуть, куда завела их охота. Подняв глаза, он заметил, что перед ним не обычная скала, а огромный обтесанный валун. На нем виднелись знаки, полуистертые дождями и ветром. Пройдя вдоль подножия, он обнаружил проход: узкую щель между двумя плитами. Кимон протиснулся внутрь. Ход напоминал лабиринт, и мальчик упрямо пробирался вперед, пока впереди не забрезжил свет — выход на открытое место. Что-то блеснуло там и потускнело, когда солнце зашло за облако.
Выбравшись обратно и подозвав Колку, он вернулся и прополз до того места, где коридор выходил на маленькую круглую площадку, поросшую высокой сухой травой и окруженную дюжиной камней, напоминавших спящих каменных людей. Пять низких проемов в дальней стене, видимо, вели в залы или переходы за пределами этого солнечного островка.
Блестящий предмет оказался хрустальным или стеклянным сосудом, установленным на каменном столе посередине площадки. Внутри его скорчилась человеческая фигура.
Кимон дождался друга. Колку, кряхтя от натуги, выбрался из прохода, таща за собой тушу кабанчика.
— Девочка, — удивился он, взглянув на прозрачный пифос. — На вид мертвая.
Он бросил тушу. Сквозь сухой бурьян они пробрались туда, где милое личико с распахнутыми глазами смотрело на выход с площадки. Маленький ребенок, ручки сложены на груди, ножки подогнуты к животу, белая туника словно подхвачена внезапным порывом ветра. Она плавала в бледно-желтой жидкости, и Кимон сразу понял, что жидкость эта изготовлена пчелами.
Колку обошел вокруг сосуда.
— У нее крылья.
— Крылья?
— Посмотри сам.
Кимон встал рядом с другом, завороженно уставившись на сложенные крылья с черными и белыми перьями, пришитые и привязанные к плечам девочки, к ее шее и туловищу тягами и нитями разной толщины и цвета.
Оба понимали, что это значит. Не зря они слушали рассказ Тайрона об Икаре и Рапторе.
Испуганно озиравшийся Колку не выдержал первым:
— Что это за место?!
Кимон между тем уже изучал знаки на закругленном каменном основании.
— Опять тот же рисунок, — показал он заинтересовавшемуся Колку. — Ты-то не видел, а я знаю: то же изображение, что у входа в пристанище на краю Страны Теней Героев. Глянь сюда…