утся по клавиатуре. Это завораживающе и прекрасно – пьеса-лабиринт, которая закольцовывается на себя снова и снова, одна из его любимых, и он играет ее в основном на черных клавишах.
– Как тебе спалось? – спрашиваю я.
– Не особенно хорошо.
– Мне тоже. Надо как-то привыкать… – Я жду от Эдди каких-то слов, а поскольку он молчит, пытаюсь расшевелить его. – Это было довольно внезапно.
– Герцог недолго ждал после смерти матери, чтобы жениться на Кэт.
– Это значит, что происходящее тебе по нраву?
Эдди перестает играть, и в его глазах появляется то упрямое выражение.
– Конечно!
– Мэтти этого не потерпит.
– Это не ее дело.
Эдди снова начинает играть. Он потерял отца, который не делал тайны из своего желания, чтобы его сын стал тем, кем он не хотел становиться. Это не могло не вызывать у Эдди смешанных чувств. Возможно, какая-то часть его души даже ощутила облегчение – и, если так, он, вероятно, возненавидел себя за него. Может быть, поэтому и перестал играть на пианино. Теперь в доме Сеймур – Сеймур, который заставляет людей чувствовать себя так, будто видит в них что-то особенное, – и Эдди снова играет.
– Жаль, что они не подождали какое-то время, – говорю я.
– А какая разница? – спрашивает Эдди.
Как раз в этот момент в залу входят Кэт и Сеймур. Мы желаем друг другу доброго утра, но я с трудом смотрю им в глаза, поскольку думаю о том, как вдова Герцога и мужчина, который кружил мне голову, провели ночь в постели Герцога.
В кухне Нелл колдует у плиты. Уже по ее спине, обращенной к нам, видно, что она молча кипит неодобрением. Она ставит на стол блюдо с яичницей-болтуньей.
– Вот ваш завтрак, – говорит она. – На сем вас и покину.
Она выходит, и кухонная дверь захлопывается.
– Что ж, – вздыхает Кэт, – мы знаем, что́ она чувствует. А ты, Салли?
– Ты думаешь, что все это случилось слишком рано, – говорит Сеймур, не спрашивая, а утверждая.
– Если вы знаете, что я думаю, так к чему вопрос? Сеймур, это же не какая-то там игра с мячом, в которой крадешь базу в тот момент, когда видишь, что можешь!
– Салли, есть кое-что, что ты должна знать, – подает голос Кэт. – Пожениться – это была моя идея. Я была одинока, мы были одиноки, я и Эдди. Одинокие и скорбящие в этом большом пустом доме. Сеймур был единственным человеком, к которому я могла обратиться, единственным, кто удерживал меня и Эдди от отчаяния.
– Когда теряешь мужчину, которого любишь, то какое-то время живешь с этой утратой, – упрямо возражаю я. – А не бежишь стремглав искать другого мужчину, который займет его место. Это обесценивает утрату.
– У меня нет времени, чтобы как следует оплакать Герцога, Салли. Мэтти без обиняков дала понять, что не считает, что я должна жить здесь. Она думает, что этот дом должен принадлежать ей. Думает, что это ей следовало бы жить здесь, заботиться об Эдди. Я не боец, Салли, мне нужен мужчина, который будет сражаться за меня. Мне нужен муж. Эдди нужен отец. Нам нужен мужчина в этом доме.
– И тебе тоже, Салли, – добавляет Сеймур. – Мэтти хочет отослать тебя обратно в Хэтфилд, так же как хочет отослать Кэт обратно в Дэнвилл.
Интересно, правда ли это? Вполне возможно. Мэтти всегда считала, что мне здесь не место.
– Может, и так, – говорю я. – Но вы слишком уж торопитесь.
– Иногда приходится быть смелым, – отвечает Сеймур. – Что мы четверо должны делать, так это держаться заодно. Показать всем, что мы семья.
– А мы четверо теперь семья?
Кэт на шесть лет старше Сеймура, и они кое-как могли бы сойти за мужа и жену, но меня-то он старше всего на восемь лет.
– Именно так, – кивает Сеймур. – Мы – семья. Мы поедем и поговорим с Мэтти. Сейчас. Объясним ей все. Поехали с нами, Салли.
Семья. Там, в Хэтфилде, больше всего на свете я хотела быть частью своей семьи, но с тех пор как вернулась домой, эта семья распадается. Я должна остаться здесь, в Большом Доме, ради Эдди, но я не хочу быть никакой частью этой новой семьи Сеймура и Кэт.
– Вы поженились. Это ваше дело. Но я не собираюсь всем подряд рассказывать, что это замечательно. Я не собираюсь играть эту роль для вас. И когда Мэтти узнает, Сеймур, она захочет твою шкуру.
Во второй половине дня я останавливаю машину перед Универмагом. Мэтти видит меня в окно и стремительно выскакивает на улицу.
– Это отвратительно! – Мышцы на ее шее напряженно пульсируют. – Порочно! Герцога едва успели опустить в могилу, а эта пиявка – родной брат моего мужа – женится на его вдове! Ей полагается держать траур! – Мэтти хватает меня за руку, больно впиваясь пальцами. – Ты об этом знала?
– Нет. Они точно так же огорошили этим меня, как и тебя.
– Ну еще бы! – Она прижимает пальцы к голове. – Они никому не сообщили заранее. Они не хотели, чтобы мы знали, потому что понимали, что мы положим этому конец! – Она делает глубокий вдох. – Ты одобряешь?
– Не одобряю. Это было слишком скоропалительно. С одной стороны…
– Хорошо. Но я же говорила тебе: приглядывай за происходящим, Салли. Герцог доверил тебе защищать Эдди – и вот что случилось!
– Эдди всей душой радуется.
– Это потому, что Сеймур играет на мальчике, как на гармонике. Слышала бы ты его этим утром, когда они все вместе заявились сюда! Эдди выступал так, будто был адвокатом Сеймура. Салли, если бы ты догадалась, что так будет, мы могли бы сделать что-нибудь, пока не стало слишком поздно!
– И что мы могли сделать? Они вчера вернулись из Роанока уже женатыми!
– Вчера? – Краска сбегает с лица Мэтти. – Где они спали прошлой ночью? Только не говори мне, что они спали в спальне Герцога!
Моим щекам становится жарко, и я опускаю взгляд.
– Прелюбодеяние! В постели моего покойного брата! Возмутительно! – Мэтти снова хватает ртом воздух. – Сеймур думает, что он такой умный, так ловко все обставил! Но этот хитрец сам себя перехитрит. Это плохо кончится. Помяни мое слово! – Она вновь хватает меня за руку. – Салли! Ты и Эдди, вы оба должны переехать к нам, ко мне и шерифу Эрлу!
– Эдди не захочет. А если Эдди останется, то и я останусь.
– Что ж, тогда запомни, Салли Кинкейд. Твоя работа – защищать своего брата, открыть этому мальчику глаза на то, что происходит, на то, как эти двое его используют. Я могу рассчитывать на тебя, правда? – Она всматривается в мое лицо. – Ты же не на их стороне, нет?
– Я изо всех сил стараюсь не принимать ни чью сторону.
Мэтти вскидывает голову.
– Тогда позор тебе, Салли Кинкейд! Ты хотела вернуться сюда, в Кэйвуд, занять свое место в семье Кинкейдов, напоминая всем при каждой возможности, что ты – дочь Герцога. Но теперь, при первом же признаке семейной междоусобицы, ты говоришь, что не хочешь быть частью этой семьи! Если ты – истинная Кинкейд, то не можешь позволить себе роскошь отсидеться в стороне!
Глава 17
Начало декабря. Вчера ночью был сильный мороз. Настало время забоя свиней. Я как раз подбрасываю полено в камин, когда Кэт стучится в мою дверь. Она садится на кровать, обхватывает руками живот и нежно его поглаживает.
– Салли, кажется, я беременна!
– Поздравляю.
Быстро же они. Кэт и Сеймур поженились пять недель назад.
– Дело в том, Салли, что это, должно быть, ребенок Герцога. Я не была… – она краснеет, – с Сеймуром достаточно долго.
У меня перехватывает горло. Значит, Герцог получил бы того другого ребенка, которого хотел, если бы не так упорно жаждал доказать, что может забраться выше и прыгнуть дальше, чем Сеймур. Еще одного ребенка Кинкейдов. Еще одного брата или сестру для нас с Эдди. И для Мэри.
Новая жизнь должна быть поводом для радости, но если в семье намечается разлад, младенец может его углубить. Интересно, задаюсь я вопросом, Кэт полагала, что может быть в тягости, когда выходила замуж, и не было ли это одной из причин, по которой она так спешила?
– Что Сеймур думает?
– Он не знает. Я должна была кому-то сказать, поэтому говорю тебе. Но никто другой не должен знать!
– Ты обязана сказать Сеймуру.
Кэт мотает головой.
– Когда он женился на мне, он не знал, что я ношу ребенка другого мужчины. Он на такое не подписывался. Он станет относиться ко мне иначе.
– Сеймур уже становится чем-то вроде отца для Эдди. К новому малышу он проникнется еще больше.
Сеймур и Эдди все это время сидели дома с Кэт, изучая странички спорта и бизнеса в газетах, и даже купили какую-то акцию, которая принесла серьезные дивиденды. Он твердит, что все сложится как нельзя лучше, это просто вопрос времени, и новости о будущем малыше могли бы пойти на пользу.
– Эта новость может даже Мэтти угомонить. Этот ребенок – ребенок ее брата. Она увидела бы в тебе родственницу.
– Мэтти не поверит, что он от Герцога, – Кэт качает головой, словно уже все это обдумала. – Она скажет, что он от Сеймура, что я стала спать с ним до того, как мы поженились, едва только погиб Герцог. А то и еще раньше. Она скажет, что я пытаюсь выдать его за ребенка Герцога. Вот что она будет говорить всем, и ей поверят. Люди и так настроены против меня. Так что никто не должен узнать.
Тайны и ложь. Не дело вот так приводить ребенка в мир. Но Кэт, кажется, утвердилась в этой мысли.
– Все равно узнают, рано или поздно.
– Я понимаю. Мне просто нужно немного времени. Если я подожду, то смогу убедить Сеймура, что ребенок его.
– Лгать мужу о таких вещах – это…
– Или смогу убедить его сделать вид, что ребенок его. Может быть, так будет лучше всего. Мы можем сказать, что он родился недоношенным. Можем выдать его за ребенка Сеймура.
– Люди знают, как выглядит недоношенный ребенок. Кэт, у тебя каша в голове.
– Я знаю, что у меня каша в голове, Салли! Мне тридцать два года, я никогда раньше не была в тягости – думала уже, что не суждено мне быть матерью, – и замужество с Сеймуром не решило мои проблемы так, как я надеялась, так что, конечно, у меня в голове каша, но мне нужно было с кем-то поговорить, Салли, и ты должна пообещать мне, что никому не расскажешь!