Спустя пятнадцать минут я смотрю из окна залы, как Лоу забирается в свой «Олдсмобиль», затем отъезжает по подъездной аллее.
Что-то будет, я чую это костным мозгом, и мне надо быть там. Хватаю куртку и выбегаю наружу.
Я прикидываю, что у меня будет больше шансов избежать патрулей, если идти пешком, поэтому я оставляю «Лиззи» дома и шагаю вперед. День солнечный, но холодный, и я поднимаю воротник куртки. Чертов псих. Мысль об этом выражении почему-то возвращает моей походке энергичность.
Я ожидаю встретить в городе людей Лоу, но улицы пусты, и вскоре я уже у Универмага.
– Мисс Кинкейд! – окликает меня мистер Льюис. – Слышал, что вы были там прошлой ночью, – шепчет он мне на ухо. – В больнице.
Я в ответ лишь пожимаю ему руку, потому что к нам направляется незнакомый мужчина, одетый в клетчатый костюм, такой яркий, что его, верно, и в темноте будет видно.
– Мисс Кинкейд? Из тех Кинкейдов, что управляют этим округом?
– Этим округом никто не управляет. Потому-то мы и вляпались в неприятности, в которые вляпались.
В его глазах загорается огонек.
– Наконец-то кто-то готов поговорить! Мое имя Уиллард Смит. «Ричмонд Дейли Рекорд», – он достает блокнот и огрызок карандаша. – Я смогу ссылаться на вас, верно?
Ссылаться на меня? В газете? Мне все равно, что говорил тот лейтенант, я не именитая горожанка, но если я буду осторожно подбирать слова, то, возможно, это способ дать знать остальному миру, что Лоу – чертов псих. Я киваю.
– Мое имя Салли Кинкейд.
– Вы, случайно, не родственница покойному великому Дьюку Кинкейду, о котором наслышаны даже у нас в Ричмонде?
– Я его дочь.
Он записывает мой ответ.
– Так расскажите мне, Салли Кинкейд, что здесь происходит?
– Раньше это были мирные земли, но потом объявляется мистер Глен Лоу, берет правосудие в свои руки, ведет себя так, будто он вшивый царек округа Клэйборн…
Я завожусь, описывая все, что произошло, и репортер кивает, с бешеной скоростью скрипя карандашом, потом бросает взгляд на наручные часы.
– Я должен наговорить по телефону то, что у меня уже есть. Попадет в утренний номер!
– Можете воспользоваться нашим. – Я веду его в кабинет Герцога. – Выдвинуть встречные обвинения.
Он звонит, наговаривает текст, потом замолкает и с минуту слушает собеседника.
– Да ты шутишь! – восклицает.
И разворачивается ко мне.
– Мой редактор говорит, что губернатор выступил с заявлением. Только что передали по телеграфу. Он сказал, что Глен Лоу был уполномочен провести один рейд неделю назад, но ничего больше! Никто не давал ему полномочий на то, чтобы осаждать больницу, полную больных. Ваш царек пойдет под следствие за самовольное присвоение роли полицейского!
Снаружи тюрьмы стоят в карауле вооруженные молодчики Лоу и еще несколько репортеров вьются вокруг них. Смит рассказывает им о заявлении губернатора, и все они начинают кричать, вызывая Лоу. Поднявшийся шум привлекает покупателей магазинов, служащих и торговцев. Весть о заявлении губернатора распространяется, и толпа начинает орать на уполномоченных – крики гнева, требования правосудия и немалое число оскорблений. И все это из уст людей, которые еще накануне робко повиновались приказам этих самых мужчин. Я хочу рассмотреть происходящее получше, поэтому забираюсь на водяную колонку посреди площади.
Подъезжает оливковая гвардейская машина, лейтенант Роули за рулем. Он паркуется позади видавшего виды седана с сидящими внутри четырьмя мужчинами, опустившими шляпы на самые глаза. Водителя я узнаю по длинной бороде. Это кузен Билли Бонда из округа Уэбстер – Синклер. Лоу знает, что Билли застрелил Хораса Платта, и Билли скрывается, но я догадываюсь, что он послал своего кузена в центр городка, чтобы тот разузнал, что происходит. И, может быть, что-нибудь с этим сделал.
Потом подъезжают Филипп с Кларой и направляются к тюрьме. Через пару минут они выходят оттуда вместе с Лоу.
– По какому праву вы напали на больницу прошлой ночью? – громко спрашивает Уиллард Смит.
Лоу прожигает его взглядом, который мог бы воспламенить дерево.
– У меня есть это право.
– Кто дал его вам? – допытывается другой репортер.
– Меня вызвали сюда, потому что здесь нарушался закон, – говорит Лоу. – Я не делал ничего, кроме обеспечения соблюдения закона.
В ответ на это слышатся только гневное бормотание, свист и улюлюканье.
– Но есть и хорошая новость, – быстро продолжает Лоу. – Мы вычистили округ Клэйборн. Мы здесь закончили. А теперь, – он оглядывается по сторонам, – округ Минго, что в Западной Виргинии, попросил меня повторить то же самое там.
Лоу поднимается на подножку своего «Олдсмобиля».
– Следите за тем, что мы будем делать в округе Минго!
Он медленно едет сквозь толпу, поворачивает на Шорт-лейн, и я вижу, как Синклер Бонд потихоньку трогает с места свой старенький седан и следует за «Олдсмобилем» на почтительном расстоянии.
Бонды желают мести. Просто и ясно. Я могу понять это желание, понять, не оценивая его как правильное или справедливое, но в этом «Олдсмобиле» едет еще и Клара. Я не питаю любви к этой женщине, помогавшей Лоу планировать его кампанию, как самая настоящая соучастница, но убить ее было бы совершенно неправильно.
Лейтенант Роули стоит, прислонившись к своей машине, прикуривая сигарету.
Я подбегаю к нему.
– Будет беда!
– Да неужели? Беда только что отбыла по шоссе в округ Минго, – он криво улыбается мне. – Вы, ребята, можете возвращаться к делам, которыми вы здесь занимаетесь.
– Не время для шуток! Люди Лоу убили Малыша Джимми Бонда, – я машу рукой в сторону Шорт-лейн, но и «Олдсмобиль», и битый седан уже пропали из виду, – и теперь Бонды едут за Лоу и его женой.
– Вы в этом уверены?
Лейтенант перестает улыбаться.
– Я знаю Бондов. Я поеду с вами!
– Это будет против правил. И у меня приказ присматривать за толпой, но… – он бросает сигарету и растирает ее ботинком, – лучше бы нам поторопиться.
– Я поведу. Я знаю дороги.
– Мисс Кинкейд, я и так чокнутый ублюдок, раз бросаю свой пост, но это еще не значит, что я достаточно чокнулся, чтобы позволить женщине, да к тому же гражданскому лицу, садиться за руль транспортного средства гвардии. Вас вообще не должно в нем быть.
– Тогда ладно. Поехали.
За околицей города он открывает дроссель, и мы с ревом пересекаем долину. Затем достигаем гор, и дорога становится узкой, с крутыми поворотами и крохотными обочинами.
Лейтенант ловко управляется с машиной, это ясно как день, но к нашим дорогам требуется попривыкнуть, и когда мы добираемся до одного сложного места, где поворот становится круче, уже когда входишь в него, я понимаю, что он слишком разогнался.
– Осторожнее здесь! – восклицаю я.
Слишком поздно. Нас заносит.
Лейтенант налегает на руль, но машина слетает с дороги и начинает скользить вниз по глинистому склону.
Лейтенант газует. Колеса проворачиваются и швыряются землей. Он переключает передачи и снова газует. Колеса снова прокручиваются. Он сжимает руль так сильно, что у него белеют костяшки пальцев, потом делает глубокий вдох и говорит:
– Садитесь за руль.
Выйдя из машины, он рыщет в кустарнике в поисках ветки или сука, находит и сует под колесо. Не газуй, говорю я себе и медленно открываю дроссельную заслонку, чувствую, что колеса поймали опору, и мы медленно, дюйм за дюймом, выбираемся обратно на дорогу.
Лейтенант садится рядом со мной. Никто из нас не говорит ни слова. Мы потеряли добрых три минуты.
Через пару миль дорога с левой стороны врезается в горный склон, а справа обочина обрывается отвесно, почти как утес. Свежие следы от шин видны на грунте обочины, доходя до самого края.
Я останавливаюсь и выключаю мотор. Воздух неподвижен, но из леса ниже по склону мы слышим треск и шипение. Потом тихий скулеж.
Глава 34
Скорбная органная музыка наполняет церковь Южной баптистской конвенции. От скамьи Кинкейдов, что в первом ряду, около десяти футов до открытого гроба Лоу, и мне прекрасно видно его лицо. Клара сидит подле гроба, поглаживая мертвого мужа по щеке. Она лишилась зрения в результате аварии, и на глазах у нее черная шелковая повязка. Кроме того, она демонстрирует характер, которого я в ней и не подозревала, сидя там в полном одиночестве.
Мэри не встает с постели, чтобы сберечь ребенка, и умоляла меня поехать на похороны Лоу, «представлять семью Кинкейдов».
– После всего, что натворил этот человек, ты хочешь, чтобы я поехала на его похороны?!
– Он сделал это по моей просьбе. А я сделала это ради своей матери. И своего ребенка, – она дотрагивается до своего большого живота. – Вот за что мы боремся, разве нет? Чтобы нашим детям не пришлось страдать, как страдали ты и я.
Репортеры, проповедники трезвости и просто обычные любопытствующие – все здесь, ни одного пустого места. Филипп выступает с надгробной речью, называя Лоу «героическим мучеником», но я все смотрю на Клару, а когда поворачиваюсь, вижу, что почти все остальные тоже смотрят на нее. С гордой осанкой и черной повязкой на глазах Клара Лоу выглядит трагично и таинственно, даже красиво.
Как только Филипп заканчивает проповедь, встает фотограф и направляет камеру на Клару. Яркая вспышка и громкий хлопок. Клара вздрагивает.
Больница выглядит так, как я себя чувствую: изрядно побитая, но непобежденная. Разбитые окна заколотили фанерой, и через большие дубовые двери туда-сюда снуют люди. И вдруг все возвращается, и я снова там, в темной комнате ожидания. Ослепительные фары, сверкающие стволы, треск выстрелов. У Тома это тоже так? Я прошла через одну ночь ада. У него таких были месяцы.
Я навестила его однажды, и он вроде бы казался прежним, даже несмотря на руку на перевязи, но приехала его молодая жена Эми, чтобы ухаживать за ним. Это высокая, острая на язык городская девица, и она дала ясно понять, что считает меня виноватой в том, что случилось с Томом. Возможно, это даже правда, но она мне все равно не нравится.