— Уже поздно. Мы должны будем выехать, как только я допытаюсь у лорда Ардмора, в каком направлении скрылась Шанталь.
Мисс Филби коснулась лбом холодного стекла.
— Хм…
— День выдался долгий. — Колин подождал ответа. Но Пруденс долго ничего не говорила. Ему вдруг показалось, что, кроме них двоих, весь мир погрузился в сон. Чувство было неожиданным, одновременно пугающим и интригующим.
Но затем Пруденс вздохнула и произнесла медленно:
— Вам хотелось когда-нибудь взмахом руки поменять один-единственный момент в своем прошлом?
— Да! — сказал Колин горячо. — Хотелось!
Пруденс повернулась к нему, прижавшись спиной к стене возле окна.
— А что именно вам бы хотелось поменять?
— Я бы хотел удержать своего лучшего друга, Джека. Не пустить его на войну. Ему вовсе не обязательно было ехать. Он вовсе не хотел стать героем. Он поехал, чтобы опекать своего кузена.
Пруденс наклонила голову и посмотрела на Колина.
— Как странно. Ваш ответ совсем не такой, каким я его себе… Впрочем, неважно. Жаль, что вы не смогли его остановить. Он погиб в бою?
Колин посмотрел на тлеющие угли.
— Вполне мог. Но он не погиб, хотя и живым его трудно назвать. С тех пор он живет словно призрак. — Колин вздохнул. Затем посмотрел на Пруденс. — А что бы вы хотели изменить?
Пруденс посмотрела на Эвана, который по-мальчишески раскидал руки и ноги по полу. Колин проследил ее взгляд. Худая щиколотка, кончающаяся непомерно длинной и широкой ступней, выбилась из-под одеяла.
— Я бы хотела остановить своих родителей в тот день, не дать им подняться на борт, — тихо сказала она. — Стояла хорошая погода, и друзья пригласили их покататься на лодке. Но ближе к полудню налетел шквал. Лодка к пристани Брайтона так и не вернулась.
Колин кивнул:
— Как будто что-то подсказывало вам, что должно случиться нечто плохое. Как будто мы можем знать, чем все обернется.
— Вот-вот, разве можешь знать, что в солнечный день грянет буря?
Колин подошел к Пруденс. Она не двинулась с места, не отстранилась, но и навстречу не потянулась. Она просто ждала, пока он подойдет, а потом посмотрела ему в глаза.
— Мне жаль, что вы потеряли своих родителей, — прошептал Колин. — Должно быть, вам с Эваном нелегко пришлось.
— А мне жаль, что пострадал ваш друг, — сказала она мягко. — Надеюсь, когда-нибудь он станет прежним и вернется к вам.
Только сейчас Колин понял, что последние несколько минут Пруденс разговаривает как настоящая леди. Он открыл было рот, чтобы сказать ей об этом, но ее взгляд заставил его замолчать.
Ее взгляд говорил, что она, все поняла.
Комната будто растворилась, когда Колин заглянул в ее серебристые глаза. Он чувствовал тепло ее тела. Пахнуло знакомым мятным ароматом.
«Она понимает. Она бы никогда не отвергла меня из-за того, что надо было побыть с другом».
Пруденс коснулась пальцами его челюсти, где темнел кровоподтек. Она еще никогда не дотрагивалась до него, это он брал на себя инициативу. А ее пальцы скользнули с челюсти к уголку рта, едва касаясь его кожи, и дальше, по губам. Она смотрела на его губы, и ее серые глаза источали такое желание, что он не выдержал и закрыл глаза.
Он не станет прикасаться к ней. Не станет. Это бесчестно. Это приведет к катастрофе.
Но это подарит им обоим блаженство. Это будет восхитительно.
Потому что он знал, чувствовал каждой клеточкой своего тела, что если он прикоснется к ней, то уже не сможет остановиться. Не в этот раз.
И хотя он дал себе слово, и неимоверным усилием воли ему удавалось держать его, он ничего не мог поделать с ее, ласковыми руками. Он не мог отказать ей.
Поэтому он просто стоял и позволял прикасаться к себе.
Он закрыл глаза, потому что ему не нужно было смотреть на нее, чтобы знать, что она видит его насквозь, понимает каждое его желание, предугадывает каждое его действие.
Вторая прохладная рука присоединилась к первой, и Пруденс уже держала его лицо в ладонях, гладя поросшие щетиной щеки. Осмелев, длинные тонкие пальцы проникли в его пряди, заставляя Колина дрожать от волнения. Руки спустились ниже, через расстегнутый ворот рубахи к груди. Ладони Пруденс стали теплее, а прикосновения настойчивее.
«Только не шевелись, — говорил себе Колин. — Даже не дыши».
Ее руки продолжали путешествовать по его мышцам, пробуя их на крепость.
Колину казалось, что ее руки светятся в темноте. Он стоял молча, позволяя ей делать все, что заблагорассудится, готовый ко всему, словно давая ей карт-бланш на любые действия.
«Если бы я могла сделать с ним все, что захочу, — думала Пруденс, — что бы я сделала?»
Она знала ответ. Пруденс сделала шаг вперед, хотя и так стояла вплотную. Она прижала ухо к его груди и стала слушать, как бьется его сердце.
Его сердце билось, будто у лошади после забега.
Из-за нее.
Пруденс не смогла более вынести этой пытки. Перед ней стоял мужчина ее мечты, но она была бессильна, ведь не знала, как он отнесется к той лжи, в которой она жила.
Он поймет.
Поймет? Но разве может она быть абсолютно уверена? Находясь промеж двух миров, она видела худшее в обоих. Верить кому-либо или во что-то становилось все труднее.
Она не жила, а существовала. Одна. И защитить ее было некому. И несмотря на то что ей не раз с успехом удавалось отстоять свою невинность, когда словом, а когда и более весомыми аргументами, она трепетала перед будущим. Кто поверит, что она сумела сохранить в себе чистоту леди?
Ей день ото дня становилось все труднее скрывать свою сущность и казаться проще, чем она есть на самом деле. И чем больше она узнавала о мистере Ламберте, тем больше ей хотелось поделиться с ним, чего простая швея не могла себе позволить.
Так что ничего она не сказала. Лишь стояла, прижавшись к его груди, и слушала биение его сердца, которому ей так хотелось верить.
Колин впервые пошевелился, но лишь для того, чтобы нежно обнять ее. Пруденс вдруг почувствовала себя защищенной, чего с ней не случалось много лет. Она чувствовала, как рвется наружу ее душа, будто пламя свечи, раздуваемое ветром, встретилось с пламенем его свечи, и вместе они переплелись, чтобы разгореться с новой силой.
Молча. Во тьме. Слитые воедино.
Колин не усилил объятий, не поднял ее лицо для поцелуя, никак не нарушил гармонии, воцарившейся между ними. Он лишь вдыхал ее запахи, впитывал кожей ее тепло, запоминал весенний, дикий аромат ее волос.
Он чувствовал, как невидимые нити связывают их и насколько тяжела мысль о расставании.
«Возьми же ее. Женись на ней, обучи и покажи свой мир, и пусть она обучит тебя и покажет свой мир своими глазами. Люби ее».
Но тогда разрушится мир Мелоди.
Боль пронзила его. Он почувствовал горечь потери. «Я уже зашел слишком далеко. Я лишь сделаю ей больнее. Пора остановиться, прежде чем не будет возврата».
Колин кашлянул и сделал шаг назад. А поскольку больше всего на свете он хотел сейчас прижать ее к себе, он сделал еще один шаг назад.
Пруденс открыла глаза и посмотрела на Колина будто издалека.
— Мисс Филби, я знаю, вы не одобряете мои поиски мисс Маршан. Но вы должны знать, что у меня есть на то веские причины. Шанталь…
Мелоди заворочалась во сне и забормотала неразборчиво. Пруденс посмотрела на ребенка, но девочка уже нащупала ручкой Горди Еву, подоткнула ее под бок и тут же провалилась в сон.
Мистер Ламберт потер лицо ладонью.
— Что ж, пожалуй, сейчас не место. И не время. Пруденс молча кивнула. Минута слабости и взаимного притяжения прошла. Она снова была служанкой, а не той, кому можно доверить свои секреты, не женщиной из его окружения.
«Расскажи ему!»
«Возможно, завтра».
Глава 22
На следующее утро Пруденс встала рано и оделась еще до того, как остальные обитатели комнаты открыли глаза. Она приготовила одежду Мелоди, после чего тронула Эвана за плечо.
— Нужно покормить Гектора, — сказала Пруденс. — Давай-ка поднимайся и отправляйся на конюшню.
Эван протер глаза и медленно, хотя и охотно встал.
— Верно, а то этот Сет, конюх липовый, ничего толком не умеет, — прошептал он. — Я уж лучше сам все сделаю.
Пруденс с трудом сдерживалась, чтобы не смотреть на спящего мистера Ламберта. Ах, ладно, глянуть мельком, только для того, чтобы убедиться, что они не разбудили его. Но, посмотрев на него, она задержала свой взгляд, потому что он лежал тихо и был невероятно красивый. Светлые волосы закрывали лоб, и Пруденс заметила на носу у Колина мальчишеские веснушки. Теперь она не так переживала по поводу своих веснушек.
Пруденс спустилась вниз, чтобы помочь Раггу и Оливии прибраться, и увидела, что лорд Ардмор все еще лежит на полу среди беспорядка. Она подумала о справедливости и решила, что тут ему и место.
— Я не смог поднять его, — сказал Рагг, взваливая на плечи тяжеленную лавку. — Спина, знаете ли, болит.
— Конечно, я все понимаю. — Пруденс повернулась к Оливии. — Чем я могу помочь?
Оливия дала ей задание собирать осколки кружек, а когда Эван вернулся из конюшни, ему пришлось убирать обломки мебели.
Они работали молча и дружно, пока лорд Ардмор не заворочался на полу.
— Ух! — выдохнул он, покачивая головой. — Что произошло?
Оливия, которая подметала около него, ответила первой:
— Боюсь, вы слегка перебрали моего первосортного пива, милорд.
Лорд Ардмор сел и схватился за голову. Руки его дрожали.
— И ты оставила меня лежать на полу, женщина?
Оливия продолжала подметать, ничуть не заботясь о том, что в сторону лорда летит мусор.
— Так ведь вы не сказали, что желаете снять комнату, милорд.
Лорду Ардмору не оставалось ничего другого, кроме как крепко выругаться и подняться на ноги. Ему удалось встать на колени, упершись руками в пол. Лорд тяжело дышал. Сверху по лестнице спускалась Мелоди, напевая под нос пиратскую песенку о том, как отчаянные парни искали зарытые посреди острова сокровища. Пруденс прикусила губу, чтобы не улыбнуться, и хотела было цыкнуть на девочку, чтобы та попридержала язык. Оливия улыбнулась, заслышав детское сопрано, а вот лорду Ардмору пение пришлось не по душе.