По бокам улицы, среди зелени, раскинулись красивые дома — дачи. Балконы, башни, огромные окна, порою ровные, огороженные крыши, на которых стояли стулья, столы, даже цветы в коробках росли. Вокруг домов — сады с дорожками, цветами, как в имении пана Загорского. Да и вообще все эти дома напоминали панские хоромы. Особенно поражала Юзика то, что их так было много и что за все время не попалось ни одной простой хаты.
«Вишь, сколько панов здесь живет! — думал Юзик. — Почему же это говорили, что господ здесь совсем нет?»
С каждого дома, почему — то одновременно, выходило по несколько человек мужчин и женщин. С веселым гомоном и смехом они или садились в трамвай, или направлялись в сторону.
Юзик с интересом присматривался к этим людям. Одетые они были, на взгляд Юзика, также, как все мужчины в их местности. Может только сам господин Загорский и его дочь одевались лучше.
Но все поведение, все движения этих господ были какие-то непонятные. Юзик знал, что господа держат себя на людях серьезно, солидно, а эти шутили, толкались, как в своем доме.
— Ну, как твои исследования? — спросил один из них своего товарища.
— Все шло хорошо, но в последнюю минуту катализатор забастовал. Видно отравился, чтобы его утки.
— А ты пробовал увеличить вольтаж?
— Поднял до ста тысяч.
— Ну, так увеличить до ста пятидесяти и больше. Чего смотреть?
— А я думаю, не сегодня так завтра будет врыв, — слышался женский голос с другого угла вагона. — дифференциация общества и консолидация пролетарских сил достигли такой степени, что дальше некуда идти. Возьмите вы лейбористов: там, кроме социал-фашистов, собрались и все лорды, капиталисты и другие зубры, которые ранее составляли консервативную партию, а теперь, видите ли, они лейбористы. На другом фланге мы видим единую коммунистическую партию. Середины нет. Классы выкристаллизовались.
Эти ученые разговоры окончательно убедили Юзика, что с ним едут господа. Их даже здесь больше, чем Польше. На пять километров тянулась улица, и везде одни, только панские дачи. Отсюда выходили люди и втискивались в трамвай. Скоро и сидеть было негде, хотя трамвайных вагонов было много и все они ходили по два вместе. А рабочих, крестьян или вообще простых людей так и не видно вовсе. Наверное, дорого нужно платить, если они не едут. Паны — же и денег не платили, а совали какие билеты.
«И почему же это говорили, что у большевиков нет господ?» — ломал голову Юзик.
Даже вагоном управляла молодая красивая барышня. Юзик видел сзади изящную маленькую фигуру молодой девушки с голой шеей и руками, и как-то странно было наблюдать, как эти маленькие нежные ручки смело и твердо управляют машиной, как она ревет, дергается, останавливается и слушает девушку, словно кроткий зверь.
Юзиков провожатый сидел напротив него и бессмысленно смотрел в окно. Но публика все чаще и чаще поглядывала на нашего парня. Босые ноги, длинные, широкие, латанные штаны, такая же рубашка, вислоухая шапка, подвижные глаза и напряженное лицо, — все это не соответствовало общему фону и должно было обращало на себя внимание.
Наконец, кто-то не выдержал:
— Неужели у нас есть беспризорные?
Провожатый отвернулся от окна.
— Эмигрант, — промолвил он, улыбнувшись.
— Как? Что? Откуда? — заинтересовалась публика.
— С запада. Только что прибыл. Даже на самолете прилетел.
«Беспризорный» сразу стал героем. Посыпались вопросы, — каким образом, почему, кто он такой, как там живется? Юзик чуть успевал отвечать. Сначала он краснел, путался, чувствовал себя как-то неудобно, сделавшись центром внимания со стороны всех этих господ. Потом увидел, что все они такие нежные, сочувственные, простые, и быстро освоился.
— Как там ваши паны? — со смехом спросил один важный господин в очках. Юзик взглянул на него, на других господ, и остановился. Кто его знает, как лучше ответить? Если ответишь пренебрежительно, могут обидеться. Что ни говори, а все они одним маслом мазаны.
— Ничего себе! — ответил он наконец.
Раздался такой хохот, что на минуту заглушил гул трамвая. Юзик испуганно озирался: чего они? наверное, не попал…
Но паны смотрели на него ласково…
Публика менялась. Одни выходили, другие заходили. Вот уже и город. Здесь уже дома были разнообразнее. Рядом с огромными строениями попадались и небольшие, старые дома, из красного кирпича. Такие он видел даже в своем городке.
Пошли улицы асфальтовые, ровные, чистые. Ни одного камешки, щепки, ни одной бумажки, ни песка, ни пыли.
Вот человек держится за какое-то устройство, похожее на тачку на двух колесах. Он возит им по улице, а устройство стучит, рычит, из него течет вода, крутятся какие-то щетки, а в итоге — смывается с улицы грязь и стекает вместе с водой в сторону, в дырки с решетками.
А вот грандиозный многоэтажный серый дворец, по сравнению с которым даже дворец господина Загорского казался бы ничтожной хижиной. Аж дух захватило у Юзика перед этой постройкой. Люди возле нее казались мухами. То ли двор, то ли площадь гладкая и чистая, словно пол, врезалась в фасад дворца. Посреди площади статуя какого-то человека с поднятой рукой; казалось, он что-то горячо говорит и призывает куда-то людей. Два красные флага на башнях горели под солнцем, а посередине, под крышей, сверкали огромные золотые буквы «Дом Правительства БССР».
Юзику так бы хотелось остановиться и лучше рассмотреть этот дворец, но трамвай поехал дальше.
Еще одна-две остановки — и провожатый встал.
— Вылезаем, — сказал он Юзику.
У дверей дома, где они остановились, стоял военный с ружьем и шапкой с острым концом и красной звездой. Провожатый привел парня в комнату, что-то сказал сонному человеку, сидевшему за столом и оставил парня.
— Здесь тебе придется подождать.
Юзик сел на скамью у стены и стал ждать. Человек за столом не обращал на него внимания. Посидел немного парень и растянулся на скамье. Через минуту он уже храпел, как у себя дома.
Прошло наверно, часа три, когда его разбудили. Не сразу понял Юзик, где он и что с ним происходит. Долго зевал и возился, пока совсем опомнился.
Повели его по лестницам, коридорам; наконец, завели в комнату к какому-то человеку, и оставили его там.
— Садись, сказал этот человек Юзику и указал на стул.
Юзик нерешительно присел на край. Хотя этот пожилой дядька и вежливо смотрел на него своими глубокими глазами, но Юзик чувствовал, что наступает самый решительный момент, что сейчас решится его судьба.
— Ну, расскажи, каким образом и почему ты оказался здесь? — промолвил дядька. — Говори все, не бойся.
От этих простых спокойных слов Юзик почему-то еще больше заволновался.
Мужчина заметил это и улыбнулся.
— Чего же ты боишься? Или ты не понимаешь, что мы должны знать, кто такой, откуда и почему к нам прилетел? Говори только всю правду, и ничего плохого тебе не будет.
Юзик начал рассказывать. Об отце, о деде, о жизни в имении, о радио, о допросе, о Мотэле и Максимке и, наконец, о том, как спрятался в самолете.
— А ты знал, что так самовольно, нельзя поступать?
— Не думал об этом, сконфуженно ответил Юзик. — Очень мне хотелось к деду, посмотреть, как здесь живут.
— А поручений каких-либо тебе никто не давал? — сказал дядька и взглянул на Юзика так, словно насквозь все видеть.
— Каких поручений? — не понял Юзик.
— Ну, с кем ты виделся перед отлетом, кому сказал об этом, может кто просил тебя о чём-нибудь узнать, кому-то что-то передать.
— Нет! — честно ответил Юзик. — Никто об этом не знает, даже родители. Да и сам я не знал до последней минуты. Мне эта мысль пришла только в то время, когда мы следили за самолетом. Куда я делся, — знает только один Максимка.
— Ну, так придется тебя отправить домой.
Юзик заплакал.
— Паночку! Пустите меня к деду! Я не хочу обратно ехать! Я хотел бы, чтобы папка с мамкой сюда приехали.
— Ну, братец! — засмеялся мужчина. — Если каждый сам начнет так судить, то никакого порядка не будет. За произвол наказывать надо, а не потакать.
— Паночку! Я-ж ничего… Пустите меня к деду! Сквозь слезы бормотал Юзик, потом вскочил со стула, схватил руку мужчины и поцеловал ее.
Странная вещь: тот вскочил, словно его укусила змея.
— Что ты?! С ума сошел, что ли? — крикнул он.
Юзик испугался. Наверное, это такой большой пан, что такой мальчик, как Юзик, не имеет права целовать ему руки.
Наверное, только взрослые могут. А он Юзик, оскорбил его, думал, что такой же пан, как Загорский или эконом.
— Извините, сударь! — бормотал Юзик. — Я не знал… Больше не буду… Пустите меня к деду.
Мужчина успокоился и засмеялся.
— Слушай, парень! Пока ты здесь, забудь слово «господин» и на ваши рабские привычки. У нас нет ни рабов, ни господ.
Хотя и не до того было нашему парню, но он не мог не обратить внимания на слова «у нас нет господ»: То же самое он и дома слышал, но на деле увидел, что господ здесь больше, чем в Польше. По крайней мере до сих пор ни одного простого человека не видел, кроме солдата.
— Имеешь какие-либо документы, бумаги?
— Имею только письмо Мотэля.
— Покажи.
Дядька внимательно прочитал письмо и задумался. Потом опять расспросил подробно обо всей жизни Юзика и сказал:
— Мы посоветуемся, что с тобой делать, а пока погости у нас немного.
Снова повели мальчика по лестницам и коридорам, вывели двор, привели в другое здание. Юзик увидел помещение с котлами, машинами. Но все эти устройства обрабатывали продукты: картофель, морковь, мясо и др.
— Товарищ Шторм! — обратился провожатый к одному из работников, видимо, заведующему фабрикой. — Может возьмете себе на неделю две помощника?
— Давайте, понадобятся, — ответил тот — как раз товарищ Зорин пошел в отпуск.
Дальше уже Шторм повел Юзика по коридорам и привел в маленькую, чистую и светлую комнатку с кроватью.
— Вот твое помещение. Но сначала нужно придать тебе культурный вид, — улыбаясь, сказал дядька.