— Чем вас угощать, господин инженер? — спросил Босуль.
— Есть хочу смертельно...
— Могу предложить камбалу в винном соусе — пальчики оближете!
— Ну что ж, давайте камбалу...
— Так ведь рыба плавать любит, — подмигнул Босуль.
— Бутылочку сухого, — согласился Николай и глянул в глубину зала. За столиком напротив сидела женщина, лицо ее показалось знакомым. Николай задержал на ней взгляд не более секунды, но для Босуля и этого оказалось достаточным.
— Нина! Самостоятельная одинокая дамочка! Заходит к нам по потребностям. Можно пригласить к столу...
— Она же не одна, — заметил Николай.
— Это так, шпана, голь перекатная! Позвать?
— Нет. Не надо.
— Камбала в вине и бутылка сухого, — повторил Босуль и пошел к стойке.
Николай сел за стол, завернул несвежую, в жирных пятнах скатерть, поднял глаза и встретился взглядом с женщиной напротив. Спиной к нему сидел начинающий лысеть мужчина в военном френче, какие почему-то предпочтительно носили деятели из РОА. Женщина была еще молода, недурна собой — светлая шатенка, голубоглазая, с искусно нарисованными чувственными губами. Одета в откровенно декольтированное платье с искусственной розой на груди. Рассматривая его, она прикладывала к глазам сложенные очки.
«Где я мог ее видеть? — подумал Николай. — Очень знакомое лицо, очень!»
До него долетели обрывки разговора, повышенный, немного экзальтированный голос женщины, который также казался знакомым. Размышления его прервала девушка с подносом.
— Здравствуйте, Леночка! — поздоровался он.
— Здравствуйте, — сухо ответила она, расставляя на столике прибор.
— Вы помните меня? — спросил Николай.
— Признаться, нет. Столько здесь ходят... — и, не закончив, она ушла на кухню, но скоро вернулась, неся на подносе бутылку вина, судок с камбалой и отдельно соусник. Пока она выкладывала рыбу на тарелку, Николай сказал:
— Вы, Леночка, сегодня неприветливы. Я могу быть вам полезен...
— Послушать вас, так все вы можете быть полезны! — зло сказала она и, забрав судок, ушла.
«Видно, доверчивость Лены была кем-то обманута... — подумал он. — Не Думитру Котя?»
Камбала аппетитно пахла, и Николай, выпив глоток вина, занялся рыбой.
За столиком напротив мужчина расплатился и ушел. Женщина осталась одна. Теперь все ее внимание было поглощено Гефтом, она совершенно открыто рассматривала его, поднеся к глазам, словно лорнет, очки.
Снова появился Босуль — хозяин интересовался, понравилась ли гостю камбала.
— Очень вкусно! Я давно не ел ничего подобного! — похвалил Николай кухню. — Выпейте со мной стаканчик вина?
— Спасибо. Я уже набрался. Вы редко к нам заходите...
— Не с руки, живу я в другом районе. Мне майор Котя рассказывал о той услуге, что вы оказали командованию...
— Не пойму, о какой вы услуге... — скромничал Босуль.
— Вы знали расположение минного поля и принимали деятельное участие в его разминировании, — напомнил Гефт.
— Было, было. Чего только не было! А женщина глядит на вас и так, и через свои стекляшки... Вы ее за сердце зацепили... Теперь она одна. Пригласить?
— Нет. Достаточно мне и одной рыбы! — пошутил Гефт.
— Она не рыба, огневая дамочка! Дело ваше. Простите, дружок пришел! — извинился он и направился к стойке, где его дожидался чернявый человек, похожий на шпика.
Женщина поднялась из-за стола, взяла свою сумочку и очки, направилась к выходу, но, все замедляя шаг, остановилась...
Все в ней было знакомо Николаю: и эти резкие, порывистые движения, и низко опущенная голова...
Она повернулась и пошла прямо к столику Гефта, вошла в нишу, опустилась на свободный стул и спросила тихо, но с какой-то затаенной угрозой:
— Николай Артурович, вы меня не узнаете?
И Николай узнал ее.
Начало войны застало Николая Гефта в Туапсе на «Совтанкере». В конце мая его мобилизовали и, зачислив в Черноморский военно-морской флот, оставили в должности заместителя главного инженера. В то время в отделе главного механика «Совтанкера» работал инженер Земский, Зиновий Александрович, человек ничем не примечательный, тихий, незаметный, исполнительный. С начала войны, особенно после первого же налета гитлеровской авиации, Земский резко изменился. Нервы у человека сдали, или очень он за свою жизнь испугался, но опустил руки и начал всех Гитлером пугать: «Страшная сила! За ним все ресурсы, вся экономика Европы! Россия разлетится, как гнилой орех под ударом гитлеровской армии!..» — шептал он. В дни войны паникер опаснее врага. Инженера Земского арестовали, началось следствие. Николай Гефт однажды присутствовал при заклинании Земского, вызвали и его. Что было делать? Сказал правду, все как было.
Суд над Земским был закрытый, но жена его на суде присутствовала, слышала свидетельские показания Гефта. А на следующий день после суда Земская явилась в кабинет к Гефту и злобным шепотком, чтобы не слышали за стеной, бросила ему в лицо тяжелое обвинение:
— Это вы оклеветали Земского! Это вы лишили коллектив честного человека! Это вы отняли у меня мужа!..
С июня сорок первого года Николай не встречал Нину Ивановну Земскую, и вот она перед ним, за одним столиком...
Помнится, у нее были красивые длинные волосы, тяжелый узел на затылке, теперь она стриженая. На лице следы беспокойной ночной жизни.
«Кажется, Земская — инженер-теплотехник», — вспомнил Николай и сказал со всей приветливостью, на какую был способен:
— Простите, я не сразу узнал вас. Вы Нина Ивановна Земская. Как видите, память мне не изменяет.
— Вы помните все? — спросила она с кривой улыбкой.
— Все.
— Как моего Зиновия заложили, помните?
— Заложить — сдать что-либо под залог, чтобы получить деньги... — поправил ее Николай.
— А вы, что же? За так? Без денег? Бедный, и тридцати звонких не получили?
— Мне бы не хотелось продолжать этот разговор...
— Очень милая, светская беседа!.. — За ее спокойствием чувствовалась напряженность, готовая вот-вот прорваться истерикой. — Стоит задуматься, Николай Артурович, — говорила Земская, — над парадоксальностью положения! — Она взяла со стула его форменную фуражку и, приложив к глазам очки, посмотрела на герб военно-морских сил Германии. — Мой муж, — продолжала она, — Зиновий Земский, был осужден за то, что отдал должное силе немецкого оружия, а вы человек, показавший против него, служите этому оружию! Когда же, позвольте вас спросить, вы были искренни? Тогда, в сорок первом, или теперь, в сорок четвертом? Тогда, когда вы служили Советам, или теперь, когда служите фюреру?
— Выпейте вина и успокойтесь... — сказал Гефт, пододвинув к ней бокал.
— А просвирки у вас нет? Только вино? Тела, крови Христовой?! Какой же вы негодяй! Как я вас ненавижу! Но не те времена, Николай Артурович, я заставлю вас заплатить сполна! — У нее начиналась истерика. — Слышите, сполна!..
На крик Земской прибежал Босуль, взял ее под руку и бесцеремонно повел куда-то за стойку, на диван, откуда еще долго слышалось ее всхлипывание и бессвязное бормотание.
Николай расплатился за ужин и надел тужурку.
— Вы на нее не обижайтесь, хватила баба лишнего... Она все крепким балуется, коньячком... — говорил Босуль, провожая его до двери. — Заходите чаще!
Обеспокоенный встречей, Николай пошел не домой, а к Бурзи, на Канатную. Ему пришлось долго стучать, пока Валерий открыл ему дверь.
— Что случилось? — спросил он.
— Одна неприятная встреча. Думаю, что последует донос в гестапо. Я не могу держать дома материалы разведки. Надо заложить тайник. Мне пришло в голову, что места лучше кладбища не найдешь. Ты завтра увидишься со своим протоиереем, высмотри подходящий крест из полых труб. Мы выточим металлический пенал и опустим в крест. А чтобы легче было опознать, сделаем надпись: «Н. А. Гончаренко».
— Постой, расскажи все по порядку! — остановил его Бурзи. — Быть может, нет причин волноваться?
— Причины есть, но я не паникую. Мало ли что может со мной случиться. Тайник все равно нужен.
ТРЕВОЖНЫЕ ДНИ
В преддверии близкого конца «Транснистрии», чтобы энергичнее завершить ограбление Одессы, двадцать девятого января тысяча девятьсот сорок четвертого года маршал Ион Антонеску заменил губернаторство Алексяну военной диктатурой генерала Потопяну.
Террор усилился. Тюрьмы и лагеря переполнены арестованными заложниками. Грабьармия и многочисленные чиновники с лихорадочной поспешностью вывозят из города все, что представляет собой хоть какую-нибудь ценность. Комендантский час наступил раньше. Усиленные отряды полиции патрулируют улицы...
Но патриоты Одессы не сложили оружия, они борются и наносят чувствительные удары оккупантам.
Шестнадцатого января под Одессой сброшен с десантной группой чекист Василий Авдеев (Черноморский). Уже двадцать пятого января десантники встречаются с руководителями одесского подполья. К середине февраля разрозненные партизанские группы под руководством Авдеева собираются в единую грозную силу...
Уже три недели, как Бурзи готов к переходу, развединформация собрана, зашифрована и вписана невидимыми чернилами в немецкий справочник автомобилиста. Но чтобы быть ближе к линии фронта, он должен на легальных основаниях, не рискуя быть задержанным первым же патрулем, добраться хотя бы до Голты. Женщина со Слободки твердо обещала пропуск, «как в аптеке», но через две недели отказалась, вернув сто марок. Использовав свои связи, Гефт с трудом достал пропуск до Голты. Но когда Бурзи предъявил документ для регистрации в первом отделении полиции, комиссар потребовал паспорт. Увидев, что Бурзи эвакуирован из-за Буга, он выдать пропуск в Голту отказался. Тогда Артур Берндт через жену достал справку об освобождении из тюрьмы на имя Андрея Галущенко из хутора Галупова Березовского уезда, где Бурзи мог бы у Матрены Моисеенко дождаться прихода наших войск. Но и от этого варианта пришлось отказаться. До Управления надо было бы опять добираться две-три недели, а стремительно наступающие наши войска могли бы занять Одессу значительно раньше.