Из кухни доносится голос бабушки:
— Сема, Сема, иди сюда!
Сема тихонько подкрадывается к столу, хватает пирожок и быстро разламывает его: так и есть, пирожок пустой, даже ложка повидла в нем не ночевала!
«Милые люди, нечего сказать! У них на каждый зуб по пирожку, а у него на тридцать зубов ни одного порядочного пирожка. Где же правда?» — обиженно спрашивает Сема и идет на кухню. Бабушка встречает его с тарелкой в руках, она сердится:
— Где ты болтаешься, я не знаю! Ты думаешь, пирожки будут тебя ждать?
Сема облегченно вздыхает и садится к столу. Все-таки есть правда на белом свете…
Религиозный обычай запрещает евреям работать по субботам. И в местечке праздновали этот день. Правда, две трети жителей выполняли святой обычай со странным усердием: они не работали не только в субботу, но и в воскресенье, и в понедельник, и во вторник, и во все остальные дни недели. Но что о них говорить — этим людям просто некуда было деть свои руки.
Субботу праздновали, и нужен был человек, исполняющий за небольшую плату работы по дому. Конечно, не один бедный еврей с удовольствием пожертвовал бы субботой ради остальных дней недели и поработал бы у своего набожного соседа, зажигая свечи, разводя самовар, протапливая печь. Но закон есть закон, и в субботу одинаково нельзя работать и сытому еврею и голодному.
Так появилась в местечке единственная работа, которая лежала, лезла в руки, но ее никто не смел взять. Субботнюю работу исполнял иноверец. Он был нужен, незаменим один раз в неделю.
Эту работу избрал себе Трофим. Новое занятие открывало ему двери всех домов. Но он не был в большом восторге.
— Скучное дело… — задумчиво сказал он Моисею. — Скучное. Ходить по домам в субботу, чистить там что-то. Ерунда!
— Конечно, ерунда, — согласился Моисей. — Но это безопаснейшее занятие: ты ходишь из дома в дом, и никто на тебя внимания не обращает. Только — ты извини меня — старайся побольше быть чудаком.
— В этой области не работал, — засмеялся Трофим.
— Нет, я серьезно. Ходи по местечку, песни пой. Понятно?
На площади они разошлись в разные стороны. Вечером Моисей сказал деду:
— Тут у меня приятель будет работать. Похвалите его, скажите — добрый работник.
— В каком же деле он будет служить? — оживился дедушка.
— Дело пустяковое. В субботу будет по квартирам…
— А-а… — разочарованно протянул дедушка. — Важная персона.
— И откуда ты выкопал такого приятеля? — удивилась бабушка.
— Откуда? Он был у нас один раз. Молодой такой.
— А, этот, в панамке…
— Этот!
— От большого ума человек не станет зажигать свечки и выносить сор, — язвительно заметила бабушка.
Моисей промолчал. Сема, слушавший весь разговор, не поддерживал бабушку. «Не понимает она, — подумал Старый Нос. — Моисей ведь тоже палочками торговал. Э-э! Это все понимать надо». Ему казалось, что теперь уж он понимает все.
На другой день, гуляя по улице, Сема неожиданно встретил человека в желтой панамке с ведром в руке. Он весело шагал по деревянному настилу, размахивая ведерком.
— Здравствуйте, — тихо сказал Сема.
— А ты откуда меня знаешь?
— Так мы же знакомились.
— Забудь. Мы познакомились только сегодня. Понял?
— Понял, — ответил Сема и с любопытством взглянул на Трофима. — А что вы сейчас делаете, если не секрет?
— Откуда у меня секреты, — громко сказал Трофим и неожиданно запел:
Задуть свечи, зажечь свечи —
Всё умеем мы.
Вынуть котелок из печи —
Всё умеем мы.
Опрокинуть тихо стопку —
Всё умеем мы.
Получить деньжат на водку —
Всё умеем мы.
Люди останавливались и, смеясь, слушали Трофима. Один из прохожих даже подошел к нему:
— Зайдешь ко мне сегодня. Вон третий дом. Работа будет.
— Рад стараться, ваше благородие, — ответил Трофим и шутливо взял под козырек.
— Значит, вы будете ходить по евреям в субботу? — нетерпеливо спросил Сема.
— Да.
— Разве вы больше ничего не умеете?
— Зачем, я умею еще кое-что. Но пока достаточно этого.
Ответ был неясен, но этим он и понравился Семе. Старый Нос любил все таинственное.
— А где вы будете жить?
Но Трофим не ответил. Постукивая кулаком по донышку ведра, заломив на затылок желтую панамку, он опять запел:
Если надо развести самовар,
Если надо вам купить где товар,
Если надо подмести,
Если надо вынести,
Если надо — всё, что надо,
Рублик будет нам награда!
Всё умеем мы, всё умеем мы!
Из высокого кирпичного дома вышла, улыбаясь, девушка и махнула рукой:
— Молодой человек, послушайте!..
Трофим хлопнул Сему по плечу и быстро зашагал навстречу девушке. Это была его первая суббота. И сейчас он делал почин. Сема постоял еще несколько минут у ворот дома. Со двора доносился веселый голос Трофима:
Если надо — всё, что надо,
Рублик будет нам награда!
«Хитрый, черт! — подумал с восхищением Сема. — Вроде Моисея. И денег заработает кучу». Последнее он считал особенно важным.
Поздно ночью у речки встретились два человека. Они говорили шепотом.
— Молодец, хорошо начал, — сказал один из них. — Главное, правдоподобно.
— Ну как, похож я на шабес-гоя?[14]
— Вылитый!
— Вот и отлично.
— Завтра я уеду. Вот тут всё, что я могу тебе передать. Это остаток, дополнительно деньги прибудут. Транспорт «Правды»[15] ожидается через две-три недели. Кто теперь вместо меня приедет — не знаю. Тебя известят.
Они обнялись молча.
— Да, вот еще… За мальчиком смотри. Хороший мальчик! Если надо будет, помоги. Мучатся люди. А стыдно это: семья Гольдина не должна так мучиться. Мы отца заменить должны!
— Я понимаю, — ответил широкоплечий человек в желтой панамке. — Понимаю…
— Ну, прощай, Трофим! Завтра я еду.
— Прощай, Моисей! Удачи!..
Все время Сема старался не думать об отъезде Моисея. Он уговаривал себя, что этого не будет, что в самый последний момент Моисей передумает. И даже сейчас, когда на полу стоит раскрытый чемодан; и бабушка, вздыхая, медленно укладывает вещи, Сема не верит в неизбежность разлуки.
— Моисей, — тихо говорит он, — чем тебе здесь плохо? Может быть, ты останешься?
— Смотри, какая любовь! — смеется дедушка. — Мальчик прямо похудел за эти дни.
— Я ненадолго, — серьезно отвечает Моисей, — ненадолго. Скоро увидимся!
— Тише, — вмешивается вдруг бабушка. — Сема, дай ему уже покой… Смотри, Моисей, что я тебе кладу: четыре носовых платка, две пары чистого белья, три рубашки. Вот видишь: раз, два, три. Я их всюду заштопала. Носки…
— Хорошо, хорошо, я вам верю.
— Когда ты будешь отдавать в стирку, скажи, чтоб не клали много жавеля. Ты слышишь? А то они тебе все белье перепортят!
— «Все белье», — насмешливо повторяет дедушка, — «все белье»! Можно подумать, что у него дюжины крахмальных рубах.
Но Моисей внимательно выслушивает советы. Он даже выясняет, что такое жавель, как будто ему очень важно знать это. Постепенно наполняется чемоданчик, и бабушка, захлопнув крышку, говорит:
— В добрый час! Чтоб все было хорошо!
Все садятся; перед отъездом нужно посидеть молча — это к удаче. Наступает тишина. Моисей перебирает какие-то листки и, нахмурив брови, записывает что-то на папиросной коробке; Лазарь задумчиво рассматривает свои шершавые загорелые руки; бабушка сидит с закрытыми глазами, губы ее шепчут молитву; Сема прижимает к груди старую, истрепанную книжку — подарок Моисея; дедушка барабанит пальцем по столу, потом медленно обводит всех глазами и, улыбаясь, говорит:
— Веселая компания! С вами было б хорошо очутиться на острове. Одно удовольствие!
Моисей поднимается и ласково обнимает дедушку:
— Ой, молодец! Честное слово, молодец! Иметь такого мужа — счастье! Вы посмотрите на него — в кармане ни гроша, на голове осталось три волоса, зубы выпали…
— Извиняюсь, — перебивает дедушка, притворяясь рассерженным, — во-первых, есть два настоящих зуба. Я не знаю, что вы к ним имеете? Во-вторых, почему три волоса? У меня даже лысина не видна! Где же справедливость? Я вас спрашиваю.
Все смеются. Бабушка, улыбаясь, берет его под руку и, укоризненно качая головой, говорит!
— Веселый бедняк! Он будет жить сто двадцать лет.
— Конечно! — убежденно отвечает дедушка. — Мне же нужно в своей жизни узнать, что значит — хорошо. До сих пор я верил другим на слово. Но я хочу сам узнать… Правильно, Моисей?
— Узнаете, — говорит Моисей, застегивая куртку. — Ну, будем прощаться.
Сема осторожно кладет книжку и подходит к Моисею. Да, он уезжает. Завтра в комнате будет тихо — останется бабушка, останется дедушка, но Моисей!.. Зачем уезжает он? Как приятно будить его по утрам, слушать рассказы о подвигах — ведь такие интересные истории знает Моисей! О, эти предательские слезы — они приходят, когда их никто не зовет. Хорошее дело — при Моисее оказаться плаксой! Сема быстро вытирает глаза и молодцевато выпячивает грудь. Вот уже дедушка первый протягивает руку Моисею.
— Будем живы, — говорит он, — все придет!
— Аминь! — смеясь, отвечает Моисей и подходит к бабушке.
Бабушка обнимает его и, плача, целует в губы, в глаза, в лоб:
— Дай бог тебя видеть здоровым! Пусть будет так, как я тебе желаю!
— Пусть будет, — соглашается Моисей и, обращаясь к отцу, говорит: — Ну, ваше благородие, давайте с вами.
Старый Лазарь смотрит на сына, на его потертый чемоданчик, на ветхую, выцветшую куртку: