У березовой аллеи, в полверсте от экономии, несколько человек шмыгнуло наутек. Их поймали, молча, тяжело избили и поставили впереди отряда. Илья Барский и Васин с дубинами в руках стали за их спинами. Так же молча они вытирали окровавленные лица, жадно глотали снег.
На углу помещичьего сада, у маленькой сторожки, толпа остановилась. Ортюха-сапожник, Савватей Петров -- звонарь, Мышонок, Андреян Подскребкин, часть слободских парней бросились с топорами подрубать фруктовые деревья.
-- К чему это? Прочь! -- крикнул штундистов отец. -- Озорники!..
-- Не надо!.. Бросьте!.. -- загудели в передних рядах.
-- Руби!
-- Ведь наше же будет!.. Повремените!..
-- Руби!
-- Не надо!.. Прикажи им, шахтер, перестать!.. Успеем порубить!
-- Идите назад! -- распорядился Петя.
Подожгли сторожку. Кто-то выбил в ней стекла. С треском полетели в ров рамы. Огонь будто не захотел разгораться, лениво облизывая застреху, где солома была посуше. Васька Шеин, гожий, выдернул несколько пылающих снопов и разбросал их по всей крыше. Сторожка запылала.
-- Вот оно, вот!.. Ведь это наша силушка полыхает!.. Вот поглядите!.. -- Около меня -- дядя Саша, Астатуй Лебастарный -- больной, издерганный, в поту. Руки его крепко сжимают шкворень. -- Господи! Всё как неразумно!.. Вань, и ты тут стоишь? А? Ну-ка! Всё как неразумно!..
Пламя рубиновыми искрами отражается в его слезящихся глазах.
-- Раз-зойдись!!! -- хлестнула ночь всех по ушам.
На серой помещичьей кобыленке Ласке к толпе подскакал урядник.
Как потревоженные гуси, мужики подняли головы, нестройно загалдели, зазвенели косами.
-- Это как же разойдись? Теперь свобода слова!..
-- Р-разойдись! -- надрывисто кричал полицейский, наезжая на толпу и размахивая нагайкой.
Он смертельно напуган беспорядками. Чтобы заглушить в себе дикий страх, урядник неистово орал, размахивал руками, дергал за уздцы взмыленную лошадь.
-- Постой, Данил Акимыч, -- сказал ему Богач, -- не зявь, нам надобно арестовать тебя.
-- Р-разойдись! -- еще громче закричал урядник.
-- Постой же, бестолковый!.. Нам надобно арестовать тебя!.. -- с досадой повторил Александр Николаевич и, подойдя к нему, взял лошадь за уздцы.
-- Робята, ссадите его, а то он ничего не смыслит!
Капрал, вцепившись в стремя, хотел стащить урядника с седла. Полицейский ударил каблуками лошадь под бока, та, храпя, взвилась на дыбы, но на морде ее повисло еще несколько рук. Тогда, взмахнув нагайкой, урядник хлестнул Капрала по лицу. Тот отскочил, хватаясь за щеку; мужики, державшие за поводья, бросились в толпу, а урядник, подъехав к самой избушке, выпучил глаза, бессмысленно смотря поверх голов. Объятая огнем, сторожка освещала его горбатый нос, обвислые русые усы, продолговатый шрам под левым глазом.
-- Р-разойд-дись!..
Шахтер приложил к плечу ружье, пристально целясь. Урядник смолк, с ужасом глядя в дуло. Раскрытый рот его ловил воздух, руки путались в лошадиной гриве, корпус подался вперед, словно он нарочно подставлял свою грудь под выстрел.
Секунды безмолвия были длинными, мучительными.
Петя выстрелил в лицо. Урядник взмахнул руками, несколько мгновений качался в седле, потом глухо, как мешок, ударился об землю, но не вскрикнув, не застонав.
-- Разойдись! -- бешено засмеялся шахтер, сжимая ствол ружья обеими руками.
-- Р-разойдись! -- как эхо, повторил Дениска и... замер, глядя на дергающееся тело урядника.
-- О господи! Богородица матушка... -- среди всеобщей тишины пролепетал дядя Саша. -- Упокой, господи, раба твоего Данилу...
Сняв шапку, он начал часто, бестолково креститься.
Толпа, не ждавшая такой развязки, ошеломленная, недоумевающая, будто вросшая в землю, с минуту стояла в полном оцепенении, потом сразу рванулась, завизжала, в ужасе запрыгала, мелко рассыпаясь по аллее.
-- Вместе! -- зычно крикнул Петя. -- Стрелять буду, сволочи!..
Как покорное стадо овец, люди так же быстро собрались в кучу. Тяжело сопели, вздыхали, уставшие, потные.
-- К дому!..
У палисадника встретил часовой. Он взял ружье наперевес, крича:
-- Не подходить!.. Нельзя!..
Трехэтажный каменный дом, стоящий посредине старинного липового парка, окруженный чугунной решеткой, ярко освещен. Обитатели его не спят.
Солдат дал сигнальный выстрел, с боков и от подъезда ему ответили другие часовые. Часть мужиков разбежалась по парку. Часть бросилась к людской, где квартировали стражники.
Из караулки, смежной с домом, выскочило человек двадцать солдат в боевой готовности. А из дома одновременно с ними -- молодой, еще мальчик, офицер.
-- Разойдись! -- тонко закричал он, выхватывая на бегу револьвер. -- Застрелю, прохвосты!..
Но никто не двигался.
-- Грабители! Бунтовщики! Мерзавцы! -- кричал он, становясь на носки.
Немая тишина глотала слабый голос, фонарь освещал взволнованное, в пятнах, лицо его и серую шинель.
Соображали. Боясь подойти, топтались на месте, вопросительно смотрели друг на друга.
Точно пьяный, из толпы выбрался Саша -- Астатуй Лебастарный, растерянный, смешной.
-- Пойдемте, робятушки, не бойтесь!.. -- бормотал он, как во сне. -- Пойдемте, милые!
Старик потерял шапку; седые, спутанные космы волос в беспорядке падали на лоб, закрывая глаза. Голова тряслась на тонкой шее.
Размахивая руками, как подбитыми крыльями птица, он крутился на одном месте, меж толпою мужиков и солдатами, подергивал плечами и хрипел:
-- Пойдемте, что ли!.. Он пугает только!.. А?.. Чего там!.. Ладно!..
И снова взмахивал руками, качаясь и приседая, будто пьяный.
Потом по-детски неуверенно засеменил ногами, идя на солдата. Тот сжался, втянул голову в плечи, молчал, как завороженный. Астатуй отстранил его и стал перед офицером.
-- На, стреляй в меня, -- простонал он, раскрывая темную, впалую грудь. -- Стреляй!
Офицер замер, как перед привидением. Дядя Саша впился в него глазами и вдруг, взвизгнув, со всей силы ударил шкворнем посредине лба.
-- На, стреляй!
Офицер упал.
-- Стреляй! -- повторил старик, ударив его еще раз.
Толпа застыла, замерла. Застыли, замерли солдаты.
Из-за людской, где квартировали стражники, послышались вой и выстрелы. Толпа тоже завыла, бросаясь стеною на солдат, размахивая дубинами, цепляясь косами за деревья, спотыкаясь о клумбы, о корни.
Часовой у ограды, крепко сжимая ружье, ожидал. Вот мужики подскочили вплотную. Над головой его замелькали цепы и дубины. Солдат отбивался, фыркал, тяжело дыша, крутясь во все стороны. Федосей Зорин толкнул его длинной палкой в колено. Хохол задел цепом по плечу. Солдат дернул вверх ногу, будто попал в лужу, и, ступив шаг вперед, словно в рыхлое тесто, всадил штык в живот Поликарпа Солдаткина.
-- Что ты делаешь? -- жалобно вскрикнул Поликарп, выпуская из рук косу и хватая его за ружье. Потом громко икнул, наклонясь вперед, и упал солдату на руки.
Тот торопливо выдергивал штык, но подбежавший Безземельный раскроил ему топором плечо, ударил в голову, солдат без крика упал, а Безземельный, словно ополоумев, все крошил его -- руки, грудь, живот...
Капрал и рыжеватый, с нашивками, солдат схватились за воротки. Оба хрипели, брызжа друг в друга слюною, оскалили зубы. Капрал поймал солдата за горло, но тот вырвался и ударил его наотмашь локтем в зубы. Капрал мотнул головой, упал на колени. Солдат ударил его кулаком по голове. Барахтаясь, Капрал схватил солдата за причинное место. Тот завыл, падая на землю. Подоспевший шахтер урядницкой шашкой разрубил солдату левую бровь, щеку, глаз. Капралу впопыхах Петя ранил руку выше локтя. Схватив еще трепыхавшееся тело за руки и за ноги, Капрал с Петей понесли его к чугунной изгороди палисадника, чтобы нанизать на острия, но подбежавший другой солдат проткнул Капрала штыком, не вынимая штыка, выстрелил и, смеясь и плача, стал топтать Капрала ногами.
Рядом молодой ефрейтор, присев на одно колено, стрелял в упор. Ефрейтор был спокоен, стреляя, держал в зубах наготове запасную обойму с патронами. Свалились Макар Бирюков, Иван Бабушкин, Иван Твердых, Иван Чалый, Власий Воеводин -- Шельма-в-носу... Егор Луковицын, протягивая руки, хотел зацепить ефрейтора косой за шею, но сосед ефрейтора, татарин, расколол ему череп. Так, вытянув вперед руки, и свалился мужик, царапая ногтями ледок, захлебываясь собственной кровью. Ефрейтор же бросился на Илью Барского, который ураганом носился меж солдат с оглоблею в руках. Пуля пронизала Илье плечо, по рукаву его лилась кровь, но он и не чувствовал этого. Матерно ругаясь, Илья прыгнул на солдата. Тот подставил штык. Барский отскочил, забегая сбоку, На подмогу ему бежал запыхавшийся Васька Шеин, гожий.
-- Это мой! -- заревел Илья. -- Не трогай!
Описав оглоблею круг, он пустил ее с лету в ефрейтора, но тот пригнулся, и оглобля сбила с ног крутившегося поблизости Ивана Брюханова.
-- Своего! -- с отчаянием воскликнул Барский.
Ефрейтор в это время выстрелил. Рядом с Ильей присел Сергун Малых, хватаясь за живот. Ефрейтор опять выстрелил: Василий Шеин, гожий, небрежно поклонился ему: изо рта его ключом хлынула кровь, и он плашмя ударился об землю. Барский заревел, как бык, и двинулся на солдата с вилами. Тот перевернул ружье и отбивался прикладом.
-- Сожру! -- хрипел Илья.
-- Подавишься! -- хрипел ефрейтор.
-- Нет, не подавлюсь!
-- Подавишься!..
Прыгнув на солдата, Барский получил оглушительный удар по голове, зашатался и упал на одно колено, но успел вцепиться ему в шинель, дернуть за ноги, подмять под себя. Упершись руками в грудь, он впился солдату в горло... Потом вытер окровавленные руки о шинель и сразу ослаб, сомлел, лег рядом с трупом отдыхать на холодной земле.