— Цветы, пожалуй, я отнесу, но за ответ не ручаюсь.
Девушка отнесла ветку Атэмия и приложила к ней такую записку:
«Украдкой цветы
Принёс эти ветер
И тут же умчатся.
И вот я гадаю:
Для кого эта ветка?»
— А не написать ли что-нибудь в ответ? — начала Хёэ.
— Конечно, напиши, но кто это ухаживает за тобой? — спросила Атэмия.
Увидев, что из её уловки ничего не вышло, девушка сама написала письмо и отправилась к молодому человеку
— Показав ветку госпоже, я сказала: «Посмотрите, что я получила». — Атэмия же от ответа уклонилась и только засмеялась. Вот это вам написала прислуживающая ей дама.
— Ах вот как! — опечалился Санэтада. — Думаю, что это ты сама написала. Такие письма не редкость, всё равно что падающий снег[229].
— Никогда больше не соглашусь на такие неприглядные дела. Атэмия даже в шутку не отвечает на легкомысленные послания, — предупредила Хёэ.
— Прошу тебя передать твоей госпоже только одно письмо и добиться от неё хотя бы крошечного ответа. Никогда больше я не обращусь к тебе с подобной просьбой. Как хотел бы я! отдать ей душу, но она даже не подозревает, что я люблю её!
Придя домой, он взял серебряную курильницу хитори и поставил её в серебряную клетку, потом растолок ароматическое вещество из древесины аквилярии, просеял порошок через сито и смешал с золой. Когда молодой человек зажёг порошок от огня своих сокровенных дум[230], из курильницы показался дым. Скатав так называемые чёрные благовония, Санэтада написал:
«Не хочешь ты знать,
Как я в одиночестве мучусь.
Пусть дым благовонный,
Что из курильницы льётся,
Об этом расскажет[231].
Скоро этот дым превратится в целое облако». Он надписал письмо: «Госпоже Хёэ». Девушка показала всё это Атэмия, и та воскликнула:
— Какая красота!
— А что, если ответить на это? Иногда ведь можно и отвечать на письма, — сказала Хёэ.
— Не знаю я, как писать подобные ответы, — ответила Атэмия, — теперь придётся учиться.
Когда Хёэ вышла из покоев, Санэтада бросился к ней:
— Ты никогда не научишься быть немного порасторопнее!
— Я показала госпоже ваше письмо и, как бы в шутку, посоветовала ответить, но она только засмеялась. После этого я уже рта не открывала, — рассказала служанка.
Дома Санэтада выбрал очень красивую лакированную шкатулку с росписью, положил в неё узорчатого шёлка, отнёс Хёэ и сказал:
— <…>
— Вы так считаете, но только я заговариваю о ваших намерениях с Атэмия, она сразу становится неприступной, переводит разговор на другое, всячески увиливает от ответа, поэтому я ей ничего такого говорить не стану, — ответила она.
— Почему же так? Разве не женаты на её сёстрах мои старшие братья, Санэмаса и Санэёри? Почему же она должна презирать меня? Не потому ли, что я позже них родился на свет? Разве можно знать, кого какое ждёт будущее?
— Дело не в том, что вы чем-то нехороши, ‹…› но кто знает, что думает о своём будущем Атэмия? Может быть, она так и не выйдет замуж? Подождите-ка лучше, — добавила девушка, — пока подрастут её младшие сёстры.
Второй военачальник Личной императорской охраны Сукэдзуми получил письмо от правого генерала Канэмаса:
«Хотелось мне навестить Вас, но всё это время не мог выйти из дому из-за неблагоприятных дней[232]. Сегодня я отправляюсь в паломничество в храм Касуга[233]. Сумели Вы передать письмо, о котором я просил? Всё это время я не могу понять, что со мной.
И сколько я к ней ни иду, но…»
С этим письмом военачальник Личной императорской охраны пришёл к Атэмия:
— Посмотри, что пишет генерал Канэмаса
— С какой стати мне читать письмо, присланное тебе? — возразила она и слушать брата не стала.
Тогда военачальник ответил Канэмаса сам:
«Извините, что не сразу ответил Вам. Я получил Ваше письмо, но особа, которой оно предназначалось, на него даже не взглянула и слушать о нём не стала.
Ветку сломав,
Горячо богам я молился.
Но сакаки священное дерево,
Что в Касуга-поле растёт,
Даже не дрогнуло[235].
Все усилия оказались напрасными».
Советник Санэтада прислал Атэмия в подарок очаровательный декоративный столик с рельефным изображением острова, по берегу которого ходят кулики[236]. К нему было приложено письмо:
«По узкой полосе прибрежной
Птиц стая ходит,
И на песке следы видны их.
Но будет ли ответ
На эти знаки?[237]
Я мучусь днём и ночью, ожидая письма от вас». Прочитав его, Атэмия начала укорять Хёэ:
— Опять по твоей милости я оказалась в ужасном положении. Что я могу ответить на это?
— Вы всегда делаете вид, что ничего не понимаете, — ответила девушка.
— Надо ответить ему так, как мы отвечаем всегда[238], — решила Атэмия и сложила:
«Куликов стая
По берегу ходит,
Как на этом песке
Мне разглядеть следы
Птенца, что в яйце остаётся?»
— Перепиши и передай ему, — велела она Хёэ.
— Так я прослыву замечательной поэтессой, — сказала девушка, явившись к Санэтада. — Я сделала вид, что вы принесли письмо мне, и Атэмия вот что написала как бы от моего имени.
— Какое счастье! Если она велела передать мне эти слова, значит, она увидела знак моей любви! Какое блаженство! — ликовал молодой человек.
Пришло письмо и от советника Масаакира:
«С большим трудом мне удалось послать Вам письмо, но ответа на него нет. Невзирая на Ваше молчание, я вновь пишу Вам.
Высятся мощные горы,
Много в трясинах воды,
Как страданий в душе у меня.
Когда же удастся мне
Восемь рядов грозных скал преодолеть?[239]
Или Вы думаете, что это время никогда не настанет?» Атэмия ему ничего не ответила.
Пришло письмо от принца Хёбукё[240]:
«Мне прекрасно известно, что письма к Вам остаются без ответа, но это не может удержать меня от желания писать Вам. Знайте, что я не привык не получать ответа на мои письма».
— Вот ещё новости! Он, кажется, угрожает мне! — рассердилась Атэмия, прочитав письмо, и, конечно, ответа не написала.
Прислал письмо советник Санэтада:
«Прошу простить, что я слишком назойлив. Кажется мне, что скоро наступит время, когда я не смогу больше писать Вам.
Если б даже захотел
Оборвать теченье дней,
Не могу я умереть.
Жить мне или нет —
Лишь тебе дано решить.
Милая моя, пока я Вас об этом не спрашиваю, но напишите мне что-нибудь, ничтожное, как росинка».
— Хоть на этот раз ответьте ему, — стала упрашивать Хёэ. — Сдаётся мне, что вам неизвестно, что такое сострадание. Умоляю вас, напишите ему письмо.
— Что обо мне станут говорить, если я начну отвечать на такие письма? — возразила красавица, однако написала:
«Сосны тысячи лет стоят
На скалах, покрытых мхом.
Когда проживёшь такую же долгую жизнь,
Сможешь узнать, какова
Жёлтых ручьёв вода»[241].
Санэтада, увидев эти строки, пришёл в необыкновенный восторг.
Пришло письмо от принца Хёбукё:
«О, как Вы жестоки! Ведь мы родственники, и Вы не должны меня чуждаться. Об обидах, что терплю от Вас, я расскажу самому императору.
Разве в рукавах моих
Я цикадам дал приют?
Почему неё мотылёк
Дом, где стражду я один,
Облетает стороной?»[242]
Ничего на это не ответила Атэмия.
Как-то ночью, когда ярко светила луна, советник Санэтада подошёл к срединному дому, в котором жила Атэмия, и стал звать Хёэ:
— Выйди, пожалуйста, ко мне!
«Как красиво светит луна сегодня!» — подумал он и, подойдя к цветам, сложил:
— Что может утешить
В тоске соловья?
В тени благовонных деревьев
Он лишь слёзы
На пышные льёт цветы[243].
Молодой человек побрёл дальше и, подойдя к соснам, произнёс:
— Сможет ли своевольно сосна
Место себе обрести на скале?
Всё громче в вершине её
Шум ветра.
Разве можно его не услышать?
Все прислуживавшие Атэмия дамы, услышав эти стихи, прониклись к молодому человеку жалостью. Одна из них, по прозванию Моку, умудрённая жизнью, воскликнула:
— Какое бесчувственное сердце нужно иметь, чтобы при таких словах сидеть с отсутствующим видом! — и обратилась к сёстрам Атэмия: — Ответьте хоть вы ему.
Тигомия, восьмая дочь Масаёри, заиграла на стоящей перед ней цитре и произнесла:
— Слышатся звуки цитры…
Но их не сравнить