Он приказал стянуть ей верёвкой волосы, связать руки за спиной и привязать её к большому дереву.
— Прошу вас, посмотрите ещё раз на это письмо, — запричитала несчастная женщина. — Кормилица пишет вам о ваших делах.
Подобрав брошенное письмо, Масугэ прочитал его и побежал во двор к старухе:
— Ну, голубушка, погрешил я против тебя. Думал, что письмо от самой девицы, но по почерку вижу, что нет, и поэтому накричал на тебя. А это Накадоно сообщает мне, как идёт дело.
Он сам развязал бедную женщину и, приказав расстелить на веранде циновки, усадил её и начал угощать. Он дал ей два коку риса и десять штук полотна.
— Когда я женюсь на девице, я дам тебе тысячу штук узорчатой ткани и парчи, — пообещал он. — Забудь о том, как я несправедливо поступил с тобой.
— Большое спасибо за подарки. Но когда вы приходите в гнев, то связываете людей и требуете назад подаренное. Если вы и впредь ошибётесь, как сегодня, то опять произойдёт то же самое. Вот когда дело будет сделано, тогда и жалуйте узорчатую ткань и парчу.
Услышав её слова, Масугэ опять загорелся гневом и начал браниться:
— Да как ты смеешь со мной так говорить! Смотри, свяжу тебя снова! Не нужна мне твоя помощь! С моим богатством я и сам добьюсь своего!
Старуха убралась восвояси.
После этого Масугэ пригласил к себе Тономори, старую служанку из дома Масаёри, и рассказал о своих мечтах.
— Это очень легко устроить, — заверила его Тономори.
— Если ты мне устроишь это дело, я посажу тебя на свою седую голову[284], — обрадовался губернатор и подарил ей десять штук узорчатой ткани и двадцать связок монет.
В один из этих дней советник Санэтада вызвал Хёэ, чтобы поблагодарить её:
— Недавно ты доставила мне большую радость: уговорила свою госпожу написать мне, и я очень быстро получил от неё ответ. Это было как раз в то время, когда я на горе Хиэй молил богов, чтобы они помогли мне забыть её.
— Вы так долго не показывались, что моя госпожа и даже сам генерал стали беспокоиться, куда вы пропали. А вы в это время, оказывается, совершали паломничество в горы!
— Когда душа моя спокойна, я могу нести и службу во дворце. Но сейчас я думаю, что мне не надо больше жить на свете, для кого же мне ходить туда? — ответил он.
В письме к Атэмия он писал:
«Сразу же хотелось мне ответить на Ваше письмо, которое получил, будучи в горах… Ах, когда же воздвигнется гора из пылинки?[285]
Так много пылинок на свете,
Что, все их собрав,
Воздвигнешь новую гору Атаго.
Ещё больше горестных вздохов
В сердце моём гнездится»[286].
Он вручил письмо Хёэ:
— Отнеси это твоей госпоже и постарайся принести от неё ответ. Твоя беспредельная доброта доставила мне такую большую радость, прошу и впредь вкладывать душу в это дело.
— Я бы тоже хотела, чтобы сбылись ваши мечты, — ответила Хёэ. — Но сдаётся мне, Атэмия уверена, что вы уже женаты.
— У меня никого нет, даже чтобы зашить прорехи в платье, — вскричал Санэтада. — Погляди хорошенько!
Приказав принести платье из лощёного узорчатого шёлка, вышитую шёлковую накидку и штаны на подкладке[287], он вручил их Хёэ и написал письмо:
«Нет никого в доме,
Кто бы зашил
Платье из тонкого шёлка.
Горький удел мой оплакав,
Всё в прорехах его надеваю».
— Тяжело видеть такие прорехи, — вздохнула девушка, —
Уже платье порвалось.
Забыли вы ту,
Кто встарь его шила с любовью.
К новым клятвам
Вас манит неверное сердце.
Не думаю, что Атэмия взглянет на ваше письмо. Опять будет она бранить меня, что беру поручения. Вряд ли в будущем смогу я выходить из покоев по вашему зову.
— Как это больно слышать, — пригорюнился Санэтада. — А ты не говори Атэмия, что виделась со мной.
— Вы слишком боязливы, — заметила девушка.
Они ещё долго разговаривали, и наконец она ушла в дом.
Хёэ вручила своей госпоже письмо Санэтада и рассказала о разговоре с ним. Атэмия на это письмо отвечать не стала.
Вскоре Санэтада подошёл к веранде дома, в котором жила Атэмия, и вызвал Хёэ.
— Ну, что? Передала ли ты своей госпоже то, о чём мы говорили? — спросил он.
— Я сразу же ей всё рассказала, но она ничего не ответила.
Уже наступили сумерки. Кто-то с улицы принёс птенца; вынутый из гнезда, он жалобно пищал. Поглядев на него, Санэтада произнёс:
— Выпал птенец
Из родного гнезда.
В сумерках плачет он горько.
Где же ему
Новый приют найти?
Не только один я бездомный!
Он сказал это так громко, что голос его должны были услышать в покоях.
Пришло письмо от принца Хёбукё:
«Так долго я томлюсь, думая о Вас, но за всё время не получил от Вас даже маленького письмеца. Только в собственных мечтах нахожу я утешение.
На летнем поле
В высохшей траве
От жажды червячок страдает
И молит, чтобы на него
Хоть капелька росы упала»[288].
Но и на это письмо Атэмия не ответила.
Правый генерал Канэмаса написал ей:
«Письма мои к Вам остаются без ответа. Лучше было бы не писать Вам больше, но не могу заставить себя забыть Вас.
Глубоко любящее сердце всегда надеется».
Ответа он не получил.
От второго советника министра Масаакира пришло письмо: «Уже давно послал я вам первое письмо. Почему вы заставляете меня так долго томиться ожиданием?
Сколько людей
В священных Мива-горах
Дорогу теряли!
Хоть ясно видны храма ворота
Под сенью криптомерии[290].
Я столько раз посылал Вам письма — видели ли Вы их?»
Но и на этот раз красавица ничего не ответила.
На большинство писем Атэмия не отвечала. Однажды принц Тадаясу, слушая, как под соснами, растущими перед его домом, громко стрекочут цикады, написал:
«Живущие в траве цикады
Звенят, не умолкая.
И, в думы погруженный,
Один лишь я молчу,
Тоскуя по тебе.
У цикад в траве прекрасное жилище, а у меня…»[291]
И ему Атэмия ничего не ответила.
Императорский сопровождающий Накадзуми, улучив удобный момент во время занятий музыкой с Атэмия, произнёс:
— Если сердце разбито,
Лучше молча терпеть своё горе.
Но, может быть, ты разрешишь
Хоть немного
О думах моих рассказать?
Сестра сделала вид, что ничего не слышит.
Юкимаса через своего воспитанника послал ей письмо:
«Дровосека жилище убого,
Но прозрачен ручей,
Мимо дома его бегущий.
И надеется он, что луна,
По небу скользя, в воде отразится»[292].
Атэмия ничего ему не ответила.
Распространился слух, что девятая дочь Масаёри станет супругой наследника престола. Старый губернатор, услышав об этом, разгневался. Он пришёл в усадьбу Масаёри и направлен в комнату, где жила Тономори.
— Пятый месяц, в который нельзя устраивать свадеб[293], уже прошёл. Принимайся же теперь за дело, не оставляй его на произвол судьбы. Мешкать нам нельзя, — сказал он.
— Я только и думаю, что о вашем деле, но уж очень оно затруднительно, — ответила Тономори.
— Может быть, ты беспокоишься, что моя жена будет относиться к твоей госпоже невежливо и что между ними будут ссоры, — предположил он. — Насчёт этого волноваться не следует. По пути из Цукуси моя жена скончалась. Она была любимой дочерью помощника правителя провинции Бунго, он отдал мне её в жёны, потому что в жилах моих течёт императорская кровь. Этой весной она скончалась, родив мне дитя. Ребёнка я привёз с собой. ‹…› Вдруг слышу, что Масаёри отдаёт свою дочь наследнику престола. Как же так? Значит, у меня пытаются перебить девицу? Ведь я так давно мечтаю о ней!
— Ну, вряд ли дела обстоят так, — возразила Тономори. — В императорском дворце уже проживает старшая дочь генерала, как же может её сестра въехать туда?
— А не могла бы ты сейчас привести сюда Атэмия, чтобы мне посмотреть на неё? — спросил Масугэ.
— Как вам в голову могло прийти такое?! — ужаснулась Тономори. — Ведь это та самая Атэмия, слава о которой гремит по всей столице! Потерпите ещё немного, скоро она навсегда переедет в ваш дом.
— Если она выйдет за меня замуж, я для неё ничего не пожалею. Многие сёстры её уже замужем, а она всё ещё чахнет в одиночестве. А выйдя за меня замуж, она поселится в моём доме, я всегда буду давать ей первый кусок, стану холить её и лелеять. Всё, что есть у меня, я отдам ей одной, она никогда не будет испытывать недостатка в одежде, — воодушевлялся губернатор всё более и более. — Кто ни посмотрит на неё, все скажут, что она живёт не хуже самой императрицы.
Вдруг он заметил Санэтада, который вызывал к себе Хёэ. Гнев охватил его.
— Не советника ли Санэтада я вижу? — спросил губернатор.
— Именно так, — ответил тот. — Но с какой целью вы пришли сюда? Тономори, которая служит здесь, осталась сейчас без мужа. Не вздумали ли вы тайно посещать её?