— Что с тобой делать! — воскликнул император. — Судзуси, начни играть хоть ты.
«Какое неприятное положение!» — подумал про себя Судзуси, но начал играть «Варварскую свирель» в той версии, которая издавна сохранялась в его доме. Наконец и Накатада принялся тихонько ему подыгрывать и, в свою очередь, исполнил это произведение. Музыка стала звучать всё громче и громче. Все были совершенно захвачены ‹…›. Накатада доиграл «Варварскую свирель» до конца. Все присутствовавшие, начиная с самого государя, проливали слёзы восторга. Император преподнёс музыкантам чашу с вином со словами:
Накатада на это ответил:
Отрёкшийся от престола император обратился к Судзуси:
— Осенняя ночь
Подходит к концу.
В тени сосны молодой,
На которую пала роса,
Наслаждаюсь прохладой.[463]
Судзуси на это ответил:
— Не может придворный
Под невысокой сосной
Прохладную тень обрести.
Ветер суровый
Капли росы разметал.[464]
Второй принц обратился к Накаёри, который играл на лютне:
Накаёри на это ответил:
— Сосны так близко!
Но разве кто-либо
Захочет присесть
В тени их прохладной,
Когда ветер бушует осенний?[466]
Принц обратился к Юкимаса, который играл на цитре:
Юкимаса на это ответил:
— Прошло столько лет,
А сосна
Всё так же в зелень одета.
И напрасно холодом дышит
На неё ветер осенний.[468]
Четвёртый принц обратился к Накадзуми, который играл на японской цитре:
Накадзуми ответил ему:
— Как сравнивать можно
Ветер, что мощно шумит
В верхушках сосен,
И робкое дуновенье
Средь трав болотных![470]
‹…›[471] Все, спустившись во двор и выстроившись в ряд, исполнили благодарственный танец.
Итак, Судзуси и Накатада друг другу в игре на кото не уступали. Тогда Канэмаса поставил перед императором «нан-фу», которое он принёс с собой, и сказал:
— Этого кото Накатада ещё не видел. Пусть он сыграет что-нибудь на нём.
Когда Накатада был ещё раз призван к императору и коснулся струн инструмента совершенно равнодушно, раздались звуки, от которых сотряслись небо и земля.
Все присутствовавшие замерли. Накатада подумал: «Это судьба. Отказаться играть на этом кото уже невозможно. Против воли, но буду играть так, что изумятся небо и земля».
Судзуси играл на кото, ранее принадлежавшем Ияюки, оно было таким же превосходным, как «нан-фу». Кото принесли и поставили перед отрёкшимся от престола императором, и он настроил его в лад «нан-фу», в котором Накатада играл произведение, услышанное его дедом у семи музыкантов. Судзуси играл на кото Ияюки так великолепно, что возбуждал у всех зависть.
И тогда в облаках раздался гром, под землёй загрохотало, поднялся ветер, по небу побежали облака, сместились луна и звёзды. Точно камни, посыпались градины, загремел гром, засверкала молния. Снег толстым слоем покрыл землю и сразу же растаял. Накатада играл большие произведения семи музыкантов, ничего не пропуская. Судзуси играл только те большие произведения, которые сочинил Ияюки. С небес, танцуя, начали спускаться небожители. Накатада, аккомпанируя им, произнёс:
— При слабом блеске зари
Небесную деву увидел.
О, если б она
На земле подольше осталась,
Позволив собой любоваться!
Небожители ещё раз исполнили танец и поднялись в небо.
При виде всего этого император совершенно растерялся и не мог понять, как ему быть. Он сразу же пожаловал Накатада четвёртый ранг и назначил его вторым военачальником Правой личной императорской охраны. Судзуси он пожаловал такой же ранг и такую же должность. Судзуси был Минаморо[472], и если бы он даже не играл на кото так превосходно, ему полагались и этот ранг, и подобная должность. Его деду, Танэмацу, император пожаловал пятый ранг и назначил его правителем провинции Ки.
— Сегодня я хочу пожаловать Накатада и Судзуси нечто, чего ни у кого, кроме как у тебя, в нашей стране нет, — обратился император к Масаёри.
— Я готов повиноваться, — ответил тот. — Но если чего-то пет даже во дворце государя, как же это может найтись у меня?
Император добродушно рассмеялся:
— У тебя много дочерей. Среди них есть удивительные красавицы, отдадим их Судзуси и Накатада в жёны в вознаграждение за игру сегодня ночью.
— Я рад исполнить любое ваше желание, но дочерей, которые были бы достойны стать наградой за сегодняшнюю игру, у меня нет, — ответил генерал.
— А та, которую зовут Атэмия? — возразил император. — Разве она не была бы самой лучшей наградой? Отдадим её в жёны Судзуси, а Накатада отдадим мою дочь, которая воспитывается в твоём доме[473].
Судзуси и Накатада, стремглав сбежав вниз, исполнили благодарственный танец. Затем император вручил им указы о повышении их в ранге. На указе, предназначенном Накатада, император написал стихотворение:
«Ветер, в соснах шумящий,
Стремительно веет
И краску сушит.
В тёмно-пурпурный цвет
Снова одежды окрась…»[474]
Накатада написал в ответ:
«Очень густа
Пурпурная краска,
Которой одежды мы красим.
Боюсь, что нет ветра такого,
Чтоб её высушить».[475]
Отрёкшийся от престола император написал на указе, предназначенном Судзуси, стихотворение:
Судзуси к этому приписал:
Левый министр написал на указе о назначении Танэмацу:
«Дева на Тацута-горе
Из листьев клёна багряных
Сделала шляпу
Для одинокой сосны,
Чтоб её от росы защитить».[478]
Танэмацу на это ответил:
‹…› Судзуси и Накатада, спустившись вниз, исполнили благодарственный танец. Император распорядился подготовить указ о разрешении Танэмацу посещать императорский дворец[480], и его тут же принесли.
Отрёкшийся от престола император был изумлён всем, что произошло:
— Накатада бесконечно превосходит в музыкальном искусстве своего деда, Тосикагэ. Судзуси — это воплощённый бодхисаттва. «Варварскую свирель» создал Ияюки в то время, когда в мастерстве своём он был равен Тосикагэ. Но вот ‹…› Ияюки умер, и с ним погибло его мастерство. Судзуси всего двадцать лет с небольшим. Но когда он играет, мне кажется, что я слышу Ияюки. Как же это может быть?
Судзуси на это ответил:
— В этом году исполнилось всего шесть лет, как Ияюки покинул этот мир. В своё время он решил: «Службой при дворе признания не добьёшься. Нет никакого смысла служить той дворе в качестве учителя музыки. Лучше следовать пути бодхисаттвы». Он уединился в глухих горах и предался служению Будде. Когда мне было пять лет, мы с дедом совершали паломничество в Кумано, и там я увидел монаха-отшельника, который и был Ияюки. «Когда-то я был известен как исполнитель на кото, — сказал он. — Живя в этом грешном мире, я до сего дня печалился о том, что моё искусство умрёт вместе со мной. Если ты переймёшь его и потом передашь людям, я и после того, как уйду из этого мира, буду рядом с тобой и буду тебя защищать». Закончив обучение, он сказал: «Теперь уже скоро моё мёртвое тело бросят в глубокую долину на съедение свирепым хищникам» — и опять удалился в свои глухие горы. Меня мучит, что до сих пор я не выполнил его завещания.
Император Сага слушал этот рассказ с изумлением и печалю. Вскоре царствующий император покинул сад и вернулся во дворец.