— У кого из тех, кто присутствует здесь сегодня, больше всех дочерей-красавиц? Сравним девиц и дадим награду Тому, у кого окажется самая красивая дочь.
— У присутствующих здесь — не знаю, — сказал Суэакира, левый министр. — Среди нас только у советника Масаакира есть дочь, но она, насколько мне известно, ещё малолетняя.
— У левого генерала Масаёри много дочерей, — вступил в разговор Судзуси. — Он отовсюду собирает у себя самых известных людей и выдаёт дочерей за них замуж. Но, кажется, У него осталась одна или две незамужних.
— Один из моих сыновей женился на его дочери, — сказал Суэакира[573].
— Неужели только один? — переспросил советник Масаакира. — По слухам, другой тоже поселился у него.
— Так говорить невежливо! — воскликнул принц Хёбукё и, улыбаясь, мельком взглянул на Санэтада, который пришёл крайнее смущение и ничего не ответил.
— Поговаривают, что принцу Камуцукэ легко удалось выполнить свой план. Мне обидно, что я так и не смог добиться расположения дочери генерала, — сказал наследник престола.
— Если бы вы изволили выразить своё желание, Масаёри не задумываясь отдал бы её вам, — ответил Суэакира.
— Так-то оно так, но напрямик об этом говорить нелегко. Я ещё не заговаривал с генералом о том, на что втайне надеюсь, если удача мне улыбнётся. Время от времени я посылаю девице письма, но она отвечает редко, — вздохнул наследник.
Услышав это, Санэтада, принц Хёбукё и советник Масаакира решили: «Всё пропало!» — и их охватила беспредельная доска. Если наследник престола заявит о своём желании, то, без всякого сомнения, Атэмия станет его женой. Не заботясь о том, что о них подумают, они сидели, полностью погрузившись в свои тревожные мысли, ничего не понимая из того, что видели и что слышали.
Тем временем во дворец наследника престола прибыл генерал Масаёри.
— В этом году хризантемы держатся удивительно долго, и я подумал, что нельзя пренебрегать даже поздними цветами, — обратился к нему наследник. — Поэтому я созвал гостей, чтобы показать им цветы. Но вы не появлялись, и наше собрание было скучным. Я беспокоился: отчего вас уже давно не было видно? Я слышал, что вы были больны и не присутствовали даже на церемонии смены одежд в десятом месяце[574], это меня очень опечалило.
— Прошу извинить меня, — сказал Масаёри. — Опять разыгралась моя старая болезнь, бери-бери. Я вынужден был оставаться дома, и даже стоять на ногах мне было трудно, а ходить я и вовсе не мог. ‹…› Сильные боли прекратились, и как раз в это время я получил ваше приглашение, которому очень обрадовался, и поспешил сюда.
— Ваша болезнь меня очень огорчает. Сегодня здесь собрались литераторы, и мы занимаемся связыванием параллельных стихов[575]. Однако без вас наше времяпрепровождение казалось парчой, сверкающей в темноте ночи[576], — сказал наследник и показал генералу сочинённые стихи.
Масаёри внимательно прочитал их и рассыпался в похвалах.
Наследник престола меж тем обратился к нему со следующим:
— Вот уже несколько месяцев мне хочется спросить вас кое о чём, но случая поговорить по душам никак не представлялось.
— О чём бы вы хотели спросить? — промолвил генерал. — Вряд ли мы найдём более спокойную обстановку, чем сегодня. Мне не терпится узнать, о чём идёт речь.
— Нет-нет, я произнести этого не могу, — засмущался было наследник, но наконец вымолвил: — Насколько мне известно, в вашем доме проживает много зятьёв. Очень мне горько, что я не вхожу в их число. Обидно, что даже принц Камуцукэ в душе смотрит на меня с превосходством. Я беспрестанно думаю, как мне осуществить свои желания, и не знаю, достигну успеха или нет.
— Позвольте мне ответить, — промолвил генерал. — Пока вы ничего не изволили говорить насчёт этого дела, я думал про себя: «Ах, если бы у меня была дочь, достойная того, чтобы показать её наследнику престола!» — но у меня все дочери совсем не красавицы, и я не решался. Я не люблю отказываться от своих слов, поэтому, прежде чем обещать кому-нибудь в жёны дочь, долго размышляю. У меня не было дочери, достойной даже принца Камуцукэ, и я долго прикидывал, кого же отдать ему.
— Но я слышал, что у вас есть и незамужняя дочь. Я был бы рад видеть её в своём дворце. Не хочу, чтобы кто-нибудь узнал о нашем разговоре, но помните о моих словах.
— Я готов повиноваться вашему желанию. Среди моих ничтожных дочерей одна ещё не замужем, но во время выезда императора в Сад божественного источника вторые военачальники Личной императорской охраны Судзуси и Накатада играли на кото столь замечательно, что император повелел отдать Накатада в жёны свою дочь, а Судзуси — мою девятую дочь, — ответил Масаёри.
— Вопрос о судьбе вашей девятой дочери должен быть решён немедленно, — продолжал наследник. — Сейчас я вам скажу, что думаю. Мне кажется, что с тех пор, как я послал ей первое письмо, прошло уже много времени.
— Как же можно идти против воли государя? — возразил Масаёри. — Прямо не знаю, как нам быть.
— Об этом не тревожьтесь, — успокоит его наследник. — Если вас обвинят в неповиновении монаршей воле, я сам доложу обо всём государю.
— Я вам очень благодарен. Дочь моя ещё молода, но когда она немного подрастёт, я преподнесу её вам, — пообещал генерал.
— Как вы меня обрадовали! — воскликнул наследник. — Я горю желанием посылать и посылать вашей дочери письма, но боюсь, не раздражают ли они её? Может быть, она находит их пошлыми и смехотворными? Иногда я посылаю ей письма… Не имеет ли её матушка что-то против меня?
Генерал был очень смущён.
— Я во всём буду следовать вашей воле. — С этими словами он удалился.
Придворные, присутствовавшие при этом разговоре, чувствовали себя так, будто сердце их разрывается. Санэтада становился то мертвенно бледным, то красным. Казалось, что душа покинула его, и левый министр смотрел на сына с жалостью.
Прошло некоторое время. С Атэмия всё ещё не было ничего решено. Наследник престола мучился: как же дело ускорить? — и снова и снова настойчиво заговаривал о въезде красавицы во дворец.
Однажды Масаёри сказал своей второй жене:
— Я всё думаю, как нам поступить с Атэмия. Наследник престола сказал, чтобы я, подыскивая женихов для наших дочерей, не забывал о нём. Что же делать? Пишет ли он всё ещё ей письма?
— Пишет, — ответила госпожа.
— И говорит о своём желании взять её в жёны? Я сколько Мог уклонялся от ответа, но он стал очень настойчив, а я отказать ему не могу. Принц Хёбукё и советник Масаакира совершенно опечалены. Больше всех в неё влюблён Санэтада. Я иногда встречаюсь с его отцом, левым министром, так у него каждый раз слёзы навёртываются на глаза. Больно это видеть!
— Как странно, — вздохнула госпожа, став очень грустной. — Наша дочь доставляет нам много радости, но очень много и печали. Когда около принца собираются придворные, они, по-видимому, только и говорят что об Атэмия.
— Наследник, вероятно, догадывается, что многие посылают ей письма, но забыть её не может и поэтому заговорил о ней со мной.
— Санэтада не таков. Он стремится не показывать, как он страдает.
— Он полностью охвачен своей любовью, а это всегда заметно постороннему глазу. Мужчины, если их постигает такая страсть, очень долго не могут разлюбить. В то время, когда я влюбился в тебя, какие только мысли не приходили мне в голову! Санэтада — выдающийся человек в науках и искусствах, но в любовной страсти он совершенно не отличается от других. Скрыть свою любовь невозможно. Как подумаешь об этом, испытываешь жалость к тем, кто охвачен любовью.
— Я была бы согласна отдать её в жёны любому из них, но если наследник престола, которому все они служат… Как же быть? По правде сказать, она сейчас в самом лучшем для замужества возрасте, — сказала госпожа.
— Обо всём этом я и размышляю. Среди обычных людей и принц Хёбукё, и генерал Канэмаса — люди без единого недостатка. И чувства их к нашей дочери очень серьёзны ‹…›.
— Когда я начинаю рисовать себе её судьбу, то вот о чём думаю. С одной стороны, в императорском дворце служит Дзидзюдэн, а с другой, если ты решишь отдать её принцу, — у него так много наложниц! Мне от таких мыслей становится тревожно. Не лучше ли почтительно отказать наследнику? — предложила госпожа.
— В этом ты права, — согласился Масаёри. — Тем не менее беспокоиться не надо. Во дворце служит тысяча женщин, но судьба у всех предопределена. Только одна из многих станет матерью будущего императора. Принц неоднократно изъявлял своё желание жениться на Атэмия. Он сын нашего государя, и сам скоро станет императором. Очень жаль, если мы упустим то, что само идёт в руки. Надо ещё поразмыслить, но думаю, что я всё-таки соглашусь отдать Атэмия в жёны наследнику.
— Кто может знать своё будущее? — вздохнула госпожа. — Но вряд ли, въехав во дворец, Атэмия в чём-то уступит другим дамам.
Высочайшая наложница Дзидзюдэн собиралась посетить родительский дом. Узнав об этом, Масаёри приказал посла ей навстречу двадцать экипажей, множество служащих у него чиновников четвёртого, пятого и шестого рангов. Она должна была прибыть со своими детьми. Было поздно, когда император отдал приказ приготовить ручную коляску, и госпожа Дзидзюдэн выехала уже ночью. В усадьбу Масаёри поезд прибыл перед рассветом. Дзидзюдэн, не став ни с кем встречаться, сразу расположилась отдохнуть.
Рано утром её мать пришла в срединный дом и, сказав, что она должна будет навестить дочь, приказала подать парадную одежду. Все господа надели парадное платье. Мать послала Кёэ в западные покои, велев узнать, должна ли она сама идти худа или ожидать дочь здесь.
— Сейчас я чувствую себя плохо и хотела немного отдохнуть… Но я немедленно пойду к ней, — ответила Дзидзюдэн и сразу же отправилась к матери.