Дзидзюдэн произнесла:
— Мне показалось было,
Прибрежные ивы
Покрылись цветами.
Нет, то белые Цапли
На ветках сидят.
Атэмия сочинила:
— Много уж лет
Дерево это зовут
Ивой в красных одеждах.
Но с каждым годом всё зеленее
Становятся листья её.
Наконец доплыли до Нагасу[622].
Увидев стоящих на берегу журавлей, пятая дочь Масаёри, жена принца Мимбукё, сложила:
— Тысячелетний журавль
На берег спустился.
Может быть, назовут
Это место отныне
Отмелью вечности.
Услышав пение соловья, вторая дочь Масаёри, жена принца Накацукасакё сложила:
— Быстро пройдёт весна,
Что сейчас цветёт
В бухте Нагасу.
Слышу, как соловей
Плачет горько о чём-то.
Четвёртая дочь Масаёри, жена военачальника Левой императорской охраны, произнесла:
— Свободно льётся
Пение соловья,
Что грустит
О весне уходящей.
Всё поле опять цветами покрылось…
Жена Мимбукё сочинила:
— С приходом весны
Всё взморье Нагасу
Покрылось цветами.
И кажется, долгой будет
Пора их цветенья.
Лодки прибыли в бухту Мицу[623], и жена военачальника Левой дворцовой стражи произнесла:
Третья дочь Масаёри, жена Санэмаса, произнесла:
— Наконец приплыли сегодня
В бухту Мицу, о коей
Так много слыхана рассказов.
И мнится, что здесь
Была уж когда-то.
Шестая дочь Масаёри, жена правого министра, сложила:
— Вижу впервые
Бухту я Мицу,
О которой так много слыхала.
На берег сойти нельзя.
Что ж! В лодке можно соснуть…
Когда в бухте совершили церемонию очищения, пришло как раз письмо от наследника престола:
«Далеко ты плывёшь
И в каждой реке
Творишь очищенья обряд.
А я же от дерева нагэки
Ни на шаг отойти не могу».
Прочитав послание, Атэмия рассмеялась:
— Что-то простоватое есть в этом письме![625]
В ответ она написала:
«Кончится месяц,
И опадут все цветы
Древа нагэки.
Ветер холодный по небу гонит
Восьмислойные облака».
Посланцу вручили женский наряд, прекрасного коня с седлом, и он поспешно возвратился в столицу.
Когда добрались до Нанива, то увидели, что там собрались наместники области Кинай[626], тех территорий, через которые проходили дороги Санъё и Нанкай[627], и самым лучшим образом устроили место для стоянки путешественников. Прямо в бухте они разбили цветник, очень красиво усыпали землю песком, разложили камни и, подготовив всё к приезду гостей, ожидали их. Лодки подходили на вёслах одна за другой, сидящие в них искусные музыканты поочерёдно играли на разных инструментах, аккомпанируя пению гребцов. Они заиграли «Многие лета», а стоявшие на берегу стали подпевать и ожидали, когда гости причалят. Лодки приближались к берегу, и в каждой прочитали молитвословие[628].
После того, как выполнили церемонию очищения, Накатада преподнёс Атэмия декоративный столик с различными фигурками из золота и серебра: быка, впряжённого в золотую коляску, господ, сидевших в ней, и слуг. К подарку было приложено стихотворение:
«Можно найти утешенье,
Глядя на облако белое,
Что пристало к лунному диску.
Всю жизнь на луну
Буду я любоваться…»
Атэмия возвратила подарок, написав:
«Если, на облако глядя,
Ты утешенье находишь,
Снизу смотри,
Как по огромному небу
Колесница летит»[629].
Судзуси, как и Накатада, приготовил подношение и послал Атэмия вместе со стихотворением:
«Если увижу я лодку
С теми, кто для того,
Чтоб я тебя разлюбил,
Хочет обряд совершить,
В открытое море её отошлю».
— Возвратить подарок без ответа было бы неучтиво, — сказала Атэмия и велела даме Тюнагон написать:
«Далеко в открытое море
Ветер отгонит
Лодку того,
Кто, обряд сотворив,
Любимую хочет забыть».
Таким образом она возвратила оба подарка, но господа послали их Атэмия снова.
Советник Санэтада, видя, что Накатада и Судзуси стоят у лодки, в которой находится Атэмия, и о чём-то разговаривают, страдал от ревности. Он послал Атэмия письмо:
«Завидую соснам,
В ряд у моря стоящим.
Сколько раз,
В Нанива-бухту прибыв,
Обряд священный свершал я!»[630]
Атэмия ответила ему:
Санэтада через даму Моку передал ей:
«Думая о связи вечной
Сосен в Сумиёси,
Богам мольбы возношу.
Нет, не отвергнут боги
Обряда, что в Нанива я совершаю»[632].
Дама Моку сказала:
— Цветами полна
Бухта Нанива.
В ней обряд совершив,
Сможешь избавиться ты
От грёз своих тщетных?
Тем временем наступила ночь, показалась красавица луна, Другом царило спокойствие. Началось исполнение музыки, и в разгар его, глядя, как лепестки, осыпаясь, покрывают всю поверхность воды у побережья, Масаёри произнёс:
— Тысяч цветов лепестки,
Осыпавшись,
Водную гладь покрывают.
Который уж раз
Бухту так красит весна?
Принц Сикибукё сложил:
— Удержаться не в силах
Осыпающиеся лепестки…
Прибыв в бухту,
Печалюсь: и эта весна,
Как сновиденье, промчится.
Принц Накацукасакё произнёс:
— Приближается лето,
И лежат на земле
Цветов лепестки…
Но в небо взгляни:
Последний отблеск весны…
Правый министр Тадамаса сложил:
— Волны к берегу мчатся,
Но грустно на них
Глядеть мне.
Ветер сыплет на воду
Цветов лепестки.
Принц Мимбукё сочинил:
— Пока из столицы я ехал,
Цветы и зелёные ивы
Стали ещё красивей.
Как будто смогли мастерицы
Ещё больше наткать парчи.
Военачальник Левой дворцовой стражи произнёс:
— Не дождавшись, пока
Мы в бухту прибудем,
С вишен проворные волны
Все лепестки
Обобрали.
Санэмаса, глядя, как прилив доходит до сосен, растущих на берегу, сложил:
— Всю бухту заполнили
Тёмной зеленью сосны.
Хотелось бы знать,
Когда красивей они —
В прилив или в отлив.
Санэтада, увидев, что волны заливают берег и как стаей снимаются с него птицы, сложил:
— Птицы на взморье
Стаей в небо поднялись.
Куда им деваться?
С каждым мгновеньем
Волны всё ближе.
Судзуси, заметив падающую на волны тень от летящих гусей, сложил:
— Гуси домой улетают.
Сегодня утром
Во время прилива
Я стаю увидел
Средь облаков белых…
Чиновникам из управления провинций, которые всё приготовили к приезду путешественников, преподнесли по женскому наряду, белую накидку с прорезами на розовой подкладке и штаны.
Семейство Масаёри, полюбовавшись всеми красивыми пейзажами, ничего не пропустив, возвратилось в столицу.
Пришло письмо от наследника престола:
«Сегодня больше, чем обычно, я не нахожу себе места…
Как мучит меня
Ожиданье!
На берегу в Сумиёси
Тень густую на землю
Сосны бросают».
Атэмия ответила ему:
«Вздымаются волны.
Засыхает сосна, чьё сердце
Непостоянным слывёт.
Только забвенья трава
Растёт в Сумиёси».
Санэтада отправился на поклонение в святилище Камо и дал там суровые обеты. Всё глубже погружаясь в печаль, он написал оттуда:
«Один, без тебя,
Отправился я
В храм Камо.
Но сдержать не могу
Своих слёз кровавых».
Атэмия ничего ему не ответила.
Генерал Канэмаса задумал совершить паломничество по святым местам, от Хасэ до Золотого пика, и отправился в путь. Когда он проходил через Идэ, то сорвав там прекрасные горные розы, послал их Атэмия с письмом:
«Молясь о свершенье желаний,
В путь я пускаюсь.
И горные розы
Мне шепчут:
„Возьми с собой милую!”»
Она сказала:
— Ведь говорят: «Вместе до самого Танского царства»[633]