[744]. Угостили на славу и всех дам, и юных служаночек, сопровождавших дочь Тосикагэ.
Генерал Канэмаса наконец догадался, что это его жена. «Странно! Когда же она прибыла во дворец?» — думал он. В том, что госпожа стала служить во дворце, ничего постыдного для него не было. Теперь все, начиная с самой императрицы, поймут, что имея такую жену, Канэмаса всё более и более очаровывался ею и будут думать: «Да разве он может при такой жене обратить внимание на другую женщину?» И действительно, увидев несравненную красоту главной распорядительницы, убедившись в её таланте, который она сегодня проявила, глядя на её сына, Накатада, все уверятся, что в нашем мире таких женщин больше нет, — и для Канэмаса, конечно, это будет большой честью. Но когда генерал вспоминал, что император в своё время был страстно влюблён в неё, постоянно посылал ей письма и ныне от своих намерений, конечно, не отказался; что госпожа, прибыв во дворец, находилась рядом с государем и, уж конечно, он ей говорил о своих чувствах, — от таких дум на сердце у генерала становилось тревожно.
Канэмаса позвал к себе Татибана Мотоюки, главу Управления левой половины столицы[745], который служил главой домашней управы в его усадьбе на Хорикава и в тот день сопровождал госпожу во дворец, и сказал ему:
— Надо срочно устроить пир по случаю получения чина госпожой, поэтому сейчас же возвращайся на Третий проспект и сделай необходимые приготовления. Без сомнения, с ней приедет много сопровождающих, так что у нас будет большое сборище. Приготовь всё наилучшим образом — и места для придворных дам, которые с ней приедут, и места у изгороди.
— Мы убрали помещения для приёма гостей, надеясь, что наша команда победит в соревнованиях. Приготовлено и великолепное угощение, так что вам беспокоиться не о чём! — ответил Мотоюки.
— Это делалось для пира по случаю соревнований, но поскольку император неожиданно пожаловал чин госпоже, пир будет давать она, и всё должно быть особенно красиво. Приготовь угощение с особым тщанием. Тем более, что сейчас она стала главной распорядительницей, её положение среди придворных дам очень высокое, и надо всё устроить отменным образом. Я хотел было поручить это Накатада, но нельзя, чтобы он отсутствовал, когда госпожа будет возвращаться домой.
Дав самые подробные указания Мотоюки, генерал отправил его в усадьбу на Хорикава.
Император, решив сделать госпоже особенный подарок, сказал левому министру:
— Когда главная распорядительница будет покидать дворец, я хочу преподнести ей необыкновенно изящный подарок, но заранее я об этом не подумал, а дело срочное, и сейчас мне ничего не приходит на ум. Мне очень досадно. Не пойдёшь ли ты в Императорский архив и в Дворцовую сокровищницу и не выберешь ли что-нибудь, что было бы модным и очень изысканным? Позаботься об этом. Вся их семья — люди тонкого вкуса, не похожие на других. Выбери же с особым тщанием!
Императрица и Дзидзюдэн тоже хотели преподнести главной распорядительнице что-то исключительное. Тем временем император говорил дочери Тосикагэ:
— Среди тех, кто прислуживал вам сегодня вечером, не было ли дамы, которая могла бы служить распорядительницей? В настоящее время место одной распорядительницы свободно. Выберите себе помощницу, которая разбирается в делах. Пусть она помогает вам, когда вы будете посещать императорский дворец. В делах я даю вам полную свободу. Ах, если бы вы поступили на службу раньше, вы сейчас были бы императрицей, а мои сыновья похожи на Накатада! Отныне в моём сердце вы — единственная государыня. Приезжайте же время от времени во дворец. Если вы захотите, я передам вам даже дворец Чистоты и Прохлады, а сам, живя где-нибудь поблизости, буду исполнять все ваши желания. Не беспокойтесь о том, что приезжая ко мне во дворец, вы дадите повод для сплетен. Я опасаюсь только, что генерал воспротивится вашим отлучкам. Не слушайте его, вряд ли из-за этого что-нибудь стрясётся. И не думаю, что Канэмаса станет ревновать вас. Не беспокойтесь. ‹…›
— На свете нет никого, кто бы мог запретить мне посещать ваш дворец, — ответила она. — Если бы я на свой страх и риск решила прибыть к вам, Канэмаса, возможно, и не согласился бы, но если на то будет ваша воля…
— Вы будете на службе, и вам никто не сможет ставить препоны, — сказал император. — А посторонних взглядов надо бояться, когда хочешь что-то скрыть. Мои чувства к вам сейчас глубже, чем раньше, не знаю с чем и сравнить их, я люблю вас всё сильнее, но сейчас уже не следует мечтать о невозможном. Как бы ни было сильно моё желание видеть вас, навещать вас в вашем доме я не могу, поэтому вам следует приезжать сюда. Я хочу видеть вас вновь как можно скорее, но в этом месяце у меня множество разных неотложных дел. Приезжайте вечером пятнадцатого дня. Запомните, обязательно пятнадцатого дня вечером, не нарушьте же обещания, не перестраивайте этого кото в другой лад.
— В ночь пятнадцатого дня и принцесса Кагуяхимэ прибудет к вам[746].
— Сюда и Ткачиха прибудет, — поддержал император.
— Да и за целебной раковинкой из гнезда ласточки[747] не надо будет ехать далеко, — промолвила она.
Императору хотелось видеть госпожу, но было бы невежливо приказать зажечь лампы и смотреть на неё при свете. Он раздумывал, как ему поступить, и заметил перед собой мерцающих светлячков. «При свете, исходящем от них, пожалуй, можно будет разглядеть», — подумал император. Он поднялся, побежал, поймал несколько светлячков и посадил их в рукав. «Если бы их было побольше!» — подумал он, глядя на слабый свет.
— Нет ли поблизости кого-нибудь из прислуживающих мальчиков? Пусть поймают светлячков! Вспомним ту известную историю![748] — сказал он.
Мальчики принялись исполнять его желание. Накатада, услышав слова императора, догадался о его намерении и в зарослях травы около пруда поймал множество светляков. Он принёс их в рукаве в покои и, став в тени и не выпуская насекомых, стал тихо напевать. Император сразу же заметил его и пересадил жуков в рукав своего верхнего платья. Прильнув к полотнищам переносной занавески, которая стояла между ним и госпожой, он продолжал разговаривать с ней. Затем, сделав вид, что он задумался, император стал что-то бормотать и как бы ненароком вытянул руку со светлячками в рукаве по направлению к матери Накатада. Рукав этот был из полупрозрачной ткани, и в свете, исходящем от множества светлячков, император мог ясно увидеть госпожу.
— Что это задумал мой государь? — улыбнулась она и произнесла:
— Сквозь прозрачный рукав
Льётся таинственный свет.
Чем может прельстить
Жилище бедной рыбачки,
Вечно в мокрой одежде?
Нечего и говорить, что император пришёл от этих слов в восхищение. Госпожа была женщиной тонкой, обладающей поразительным талантом, внешностью безупречна, и в этом слабом свете, придающем ей особое очарование, показалась государю ослепительной красавицей. Он весь погрузился в созерцание и наконец ответил:
— В этом сиянии представилось мне то, о чём я так долго мечтал!
В моём рукаве,
На который долгие годы
Слёзы я лил,
Свет слабый зажёгся.
Как радостно сердце забилось!
Они продолжали полную очарования беседу на разные темы. Стало светать, запели птицы, и император сказал:
— Редкая ночь, когда встречаются звёзды…
Если можно было бы спать,
Как птенцы на насесте,
Рядом друг с другом
И не слышать
Гомона птиц на заре!
Госпожа ответила:
Становилось всё светлее, и она заторопилась домой. Вот показалось солнце, и госпожа было поднялась, но государь удержал её:
— Разве уже рассвет? Это только его провозвестники! — И он обратился к Канэмаса:
— Генерал, сейчас ночь или утро?
— Трудно ответить. Петухи возглашают, что день настал, но как на самом деле, пока не разобрать.
В Суминоэ
Темны ещё облака
На востоке.
И неизвестно, с чего
Петухи всполошились.
Поэтому никак нельзя ответить определённо. Император рассмеялся и обратился к госпоже:
— Послушайте же, что говорит генерал. При этих словах я ещё больше укрепился в своём мнении.
Госпожа на это ответила:
— Слышу названье заставы,
И радостью сердце забилось.
Но ведь если
Нет на то разрешенья,
Даже здесь встретиться не дано.
Увы, всё не так, как вы изволите говорить.
— Ах, не стоит об этом! — воскликнул император. —
Сердце стремится к тебе.
Но чувства твои
Столь непрочны…
Удастся ли вычерпать чистую воду
На Заставе свиданий?[751]
Вы не испытываете ко мне таких чувств, какие я испытываю к вам.
Наконец госпожа покинула дворец.
По приказанию левого министра из Императорской сокровищницы доставили двадцать сундуков для платья, украшенных золотой росписью по лаку, — излишне говорить, как красивы были покрывала на подставках для них и шесты, на которых их несли. В сокровищнице нашлись китайские сундуки, сработанные знаменитыми искусниками из императорских мастерских, в них было положено множество превосходных вещей, а также двадцать шкатулок, украшенных тонким узором, с покрывалами, для которых в течение нескольких лет подбирали красивую парчу. Отобрав в сокровищнице самые п