— О чём ты беспокоишься? — обратилась к мужу госпожа. — За те годы, что мы живём вместе, я прекрасно узнала твоё сердце, и если сейчас ты время от времени будешь отсутствовать, я сердиться не стану. Кроме того, я рада, что именно Накатада заговорил об этом.
— Я не знаю, — колебался Канэмаса. — Делайте так, как вам кажется лучше.
— Напишите принцессе письмо: «В какой день можно приехать за Вами?» Я его отнесу и подробно обо всём расскажу, — предложил Накатада.
— Передай ей всё на словах. Зачем мне писать? — не соглашался отец.
— Нет, это нехорошо. Как же я начну разговор, не имея вашего письма? — уговаривал его Накатада.
Он принёс тушечницу и бумагу и положил перед отцом.
— Что же придумать? — очень долго размышлял Канэмаса и наконец что-то написал. — Не знаю, хорошо ли так… — сказал он, показывая письмо сыну. Вот что в нём было:
«Давно не писал тебе и стал беспокоиться о том, как ты живёшь. У меня какое-то странное чувство. Я очень изменился по сравнению с тем, каким был в прошлом, редко куда-то хожу, дни провожу в унынии, — наверное, с возрастом очень одряхлел. Возможно, что и в детство впадаю. Потому и от тебя отдалился. На Третьем проспекте у нас живёт несколько человек, и боясь, что тебе здесь не понравится, я не рискую приглашать тебя сюда слишком настойчиво. Но ведь ты должна знать дочь Тосикагэ. Не согласишься ли ты всё же переехать в моё скромное жилище? Если да — я немедленно приеду за тобой. Когда я теперь думаю о тебе, меня охватывает такое странное чувство.
Понять не могу,
Почему долгие годы
Мы в разлуке проводим.
Разве было такое,
Чтоб друг на друга мы рассердились?
Подробно обо всём тебе расскажет Накатада».
— Прекрасно! — одобрил Накатада. Он свернул письмо и положил его за пазуху. — Сегодня я пойти туда не могу, схожу завтра. Как подумаешь о положении принцессы, так её жалко делается!
Наступил вечер. Накатада послал одного из смышлёных слуг к Судзуси. ‹…›
Накатада отправился домой. Тем же вечером, когда он, распустив причёску, принимал ванну, пришёл ответ от Судзуси ‹…›. Посыльному в вознаграждение дали много одежды.
Сидя дома, Накатада размышлял: «Надо сегодня идти к принцессе с этим щекотливым поручением…» Он надел красивое платье, окурил его благовониями ‹…›.
Усадьба на Первом проспекте занимала территорию в два тё. С двух сторон были ворота. Посредине стоял дом, в котором должен был жить хозяин. С запада и с востока к нему примыкали флигеля, между всеми строениями тянулись галереи. Главный дом и восточный флигель занимала Третья принцесса. В других помещениях располагались наложница, имевшая от Канэмаса ребёнка, и другие жёны, которых генерал в своё время очень любил.
Вокруг пруда были красиво посажены деревья, но везде виднелись признаки запустения. Канэмаса предназначая усадьбу Насицубо, потому мать её и была здесь хозяйкой Другие жёны Канэмаса были дочерьми важных сановников и принцев, но родители о них не заботились, и дамы зависели только от Канэмаса. И хотя отношение мужа к ним изменилось, покинуть усадьбу и вернуться в отчий дом они не могли. Слуги постепенно их покидали.
Когда Накатада, предупредив о своём визите через чиновника по имени Танго, явился в усадьбу и двигался от восточных флигелей и южного дома к покоям Третьей принцессы, все жёны Канэмаса собрались, чтобы посмотреть на него, и переговаривались, стоя друг подле друга: «Вот оно, отродье воровки, которая похитила у нас нашего мужа. Надо знать меру и в злых шутках! Явился сюда с сутрами, как в храм».[100] Некоторые глядели на него, потирая руки в знак почтения. Третьи бормотали какие-то заклинания. Но большинство из них говорило сквозь рыдания: «Ах, замолчите! Как может Канэмаса не любить женщину, от которой у него такой прекрасный сын? Все наши несчастья происходят от наших прегрешений в прошлой жизни». Среди жён Канэмаса были и такие, которые просто любовались Накатада. Он же, не подозревая об этом переполохе, шествовал очень спокойно в сопровождении большой свиты.
Накатада остановился у главного помещения, где находились слуги Третьей принцессы — четыре хорошеньких служаночки и десять взрослых слуг.
— Прибыл господин правый генерал, — доложили принцессе.
«Не может такого быть. Он зашёл сюда по ошибке», — решила она.
— Меня прислал к вам мой отец, и я должен с вами поговорить, — сказал Накатада.
Госпожа велела положить подушки в южных передних покоях. К Накатада вышла очаровательная служаночка и пригласила его: «Пожалуйте сюда». Он прошёл в покои.
— Я не раз собирался навестить вас, но все были какие-то Дела. Сегодня отец сказал мне: «Если это письмо передаст принцессе кто-нибудь из посторонних, она, пожалуй, не поверит ему. Отнеси-ка ты, чтобы госпожа непременно его прочитала», — начал Накатада и передал письмо.
— И впрямь, получив послание с другим посыльным, я бы, наверное, никогда не смогла вспомнить о нём… — промолвила она и, прочитав, воскликнула: — Ах, неужели это написано от чистого сердца?
— Как вы можете сомневаться? С какой целью отец стал бы обманывать вас? Он велел передать: «В доме на Первом проспекте сейчас много жён, и вряд ли госпоже там живётся так хорошо, как раньше. В конце концов она будет там несчастна, поэтому лучше ей переехать сюда». В усадьбе на Третьем проспекте никого нет, за домом присматривает только моя мать, хозяйка усадьбы.
— Этой-то единственной хозяйки я робею больше, чем целой толпы красавиц. Раньше она была недовольна, когда муж время от времени виделся со мной. А что будет нынче?
— Ничего подобного не следует опасаться, — заверил её Накатада. — Моя мать говорила с отцом о вашем положении с большим участием. Отец написал вам письмо под влиянием этого разговора.
— Я бы могла окончить мою жизнь так, как живу сейчас. Но только горько мне слышать, что говорит обо мне моя отец: «Тяжело думать, что всё ещё не умерла та дочь, которая опозорила свою семью», — заплакала принцесса. — Если я буду упорствовать и отказываться от предложения Канэмаса, ничего хорошего из этого не выйдет. Я уже буду довольна, если батюшка услышит, что Канэмаса вспомнил обо мне. Ведь что ни говори, нет ничего печальнее, чем женщина, которую когда-то любил муж, а потом оставил. Но как же я отправлюсь туда, где живёт эта умная, безупречная госпожа?.. И всё же я должна последовать вашим словам…
— Вы меня очень обрадовали, — сказал Накатада. — Мой визит был не напрасен, если вы изволите согласиться. В двадцать пятый день мой отец приедет за вами.
Он попросил, чтобы принцесса написала ответ, но она возразила:
— Вряд ли это стоит делать. Передайте на словах, что я сказала.
— Это невозможно. Если я возвращусь без ответа, отец начнёт подозревать, что я и не был у вас. Напишите хотя бы несколько слов, — стал упрашивать её Накатада.
Тем временем управляющий принцессы пригласил сопровождающих Накатада в домашнюю управу и угощал их вином. Для самого генерала очень красиво разложили на подносе отборные фрукты, сушёную снедь и внесли вместе с рисом и вином. Ему прислуживала за столом дама по имени Укон, которую Канэмаса в своё время пригласил на службу; в прошлом необычайная красавица, она и сейчас ещё была довольно хороша.
— Мой отец никак не может забыть вас и всё время говорит о вашей красоте, — сказал Накатада.
— Ах, вряд ли в моём доме есть кто-нибудь — красавица или уродина, — о ком помнил бы ваш отец.
— Отныне и я не смогу забыть вас, — продолжал Накатада.
Укон ещё раз наполнила его чашу вином.
— Какое редкостное счастье, что вы навестили меня. — С этими словами принцесса, приблизившись к переносной занавеске, велела поднести ему вино.
— Без ответа я не смогу возвратиться домой, так здесь и останусь, — напомнил Накатада.
— Ах, как это затруднительно! — вздохнула госпожа и затем написала:
«Не могла я поверить в правдивость Вашего письма, но Ваш посыльный столь искренен, что завоевал моё сердце.
Не помню, когда
На тебя я сердилась,
Но долгие годы
Рукавом китайского платья
Горючие слёзы я утирала».
Она сложила письмо, привязала его к ветке клёна, которая стояла в вазе и на которой некрасиво висели уже высохшие листья, и вручила Накатада.
— Не видит никто, как в старом доме осыпаются листья.[101] — С этими словами генерал вышел из комнаты.
В это время кто-то из южного строения бросил ему мандарин.
— Вот я и дождался, — сказал Накатада и подобрал плод.
Он двинулся далее, и тут из восточного флигеля кто-то кинул ему плод цитруса и крупный каштан. Когда генерал подбирал их, из восточного флигеля послышался мелодичный голос женщины, по-видимому, лет тридцати:
— Кому же я бросила плод?
— Путнику, бредущему по свету, — ответил Накатада и вышел из ворот.[102]
Накатада возвратился в усадьбу на Третьем проспекте, вручил отцу письмо и передал слова принцессы.
— Прискорбно всё это слышать, — промолвил Канэмаса. — Даже раньше она не считала наш брак достойным её положения, а сейчас и вовсе думает, что жить ей незачем. Кстати, не запущена ли усадьба на Первом проспекте? Как она живёт?
— Как там в задних помещениях, я не видел. На первый взгляд всё кажется пристойным. В домашней управе чиновников много, низших слуг тоже достаточно. Открыли кладовые, принесли разной снеди, начали меня угощать. И покои принцессы убраны роскошно, в доме много и юных, и взрослых служанок.
— У неё много сокровищ, — заметил отец. — Она старшая дочь у матери[103] и от неё наследовала большое богатство. Принцесса владеет большими поместьями, поэтому у неё великолепная утварь и множество драгоценных вещиц.