— Прошу простить меня, — ответил тот. — Ныне, оставив все мысли о служебных успехах, я всё время сижу дома и давно не был во дворце. Сегодня мне доложили, что дочь должна выехать из дворца, и при моей бедности, не имея возможности нанять свиту, мне приходится самому сопровождать её экипаж.
— Таких прекрасных сопровождающих ещё ни у кого не было, — рассмеялся наследник. — О какой бедности тут говорить, такая роскошь встречается нечасто. К тому же, чтобы наложницу сопровождали и отец, и брат — такого никогда не бывало. Это очень приятно. Насицубо могла бы и не спешить с посещением родного дома. И Фудзицубо просит разрешения посетить отчий дом, но в этом месяце из-за праздников все должны были оставаться здесь.
Было уже поздно, и Канэмаса с дочерью спешно покину императорский дворец. Приехав на Третий проспект, господ прошли в южный дом. В домашней управе очень красиво на крыли столики с едой для Насицубо. Канэмаса начал рас спрашивать дочь.
— Серьёзно ли отношение наследника к твоему положению, которое для нас желаннее всего на свете? Уже давно ходят нехорошие слухи, и это меня мучит и днём, и ночью. Но сегодня наследник престола как будто намекнул на это. Что. ты сама думаешь?
— Мне трудно понять, как он относится к тому, что я в положении, — ответила Насицубо. — Я не могу сказать, чего о хочет. Когда я сказала, что хочу навестить вас ‹…›. Я и приехала.
— А как насчёт того, чтобы объявить о твоём положении? — допытывался Канэмаса.
— Это он сделал, — ответила она.
— В таком случае всё обстоит самым лучшим образом. Если наследник признал твоё положение, то как бы потом ни обернулось дело, стыдиться нам нечего, — обрадовался Канэмаса.
За такими разговорами генерал всю ночь просидел в покоях дочери. Утром, когда она принимала лечебную ванну пришло письмо от наследника престола:
«Ты вчера покинула дворец так поспешно, что я не успел ничего сказать тебе. Из-за тебя другие дамы злились на меня и раньше, до твоего нынешнего положения, а теперь мне, несчастному, ничего не остаётся, как грустить о твоём отъезде.
Когда ты рядом была,
Много ночей
Мог тебя я не видеть.
А этой ночью весенней
В тоске глаз сомкнуть не могу.
Не думай, что я пустослов… Пусть роды твои будут лёгкими, И возвращайся поскорее».
Письмо было написано на бледно-фиолетовой бумаге и прикреплено к ветке сливы, усыпанной цветами. Канэмаса взял письмо, прочитал и облегчённо вздохнул:
— Ну, теперь я спокоен. Положи-ка его на дно коробки для гребней, — сказал он дочери.
Посыльного генерал угостил вином, преподнёс подарки, обошёлся с ним очень любезно.
В ответ супругу Насицубо написала:
«Вчера было уже поздно, отец мой спешил, и мы не могли попрощаться спокойно. Что касается пустослова, то я могу пенять Вам только за то, что Вы себя так называете. Говоря по правде,
Завидно мне было
Глядеть, как другие
Свободно свой дом посещают.
Слишком долгим казалось
Мне пребыванье в небесных чертогах.
Даже прислуживая Вам…»
Накатада отправил в покои Насицубо кипарисовые коробки с угощением. Прислуживающие дамы, получив их, принялись есть, передавая друг другу изысканные яства.
Канэмаса вскоре ушёл в свои покои.
Глава XVIВОСШЕСТВИЕ НА ПРЕСТОЛ(Начало)
В усадьбе правого министра Масаёри[134] зятья его, живущие у него принцы и сыновья, добившись положения при дворе, возводили для себя просторные прекрасные жилища и наполняли их всякой утварью и сокровищами. Никто из них не мог покинуть усадьбы: министр ни за что на «то не соглашался, и господа часто ворчали, что жить стало тесно.
— Скоро должна приехать сюда госпожа Фудзицубо, — сказал как-то Накатада министру. — Не сегодня-завтра она будет провозглашена высочайшей наложницей или даже императрицей, а здесь будет вынуждена ютиться во флигеле — как мы сможем перед ней показаться? Мы с женой могли бы освободить на это время срединный дом, а сами переберёмся в западный флигель.
— В последнее время все здесь недовольны, — нахмурился Масаёри. — Ну что ж, отныне пусть каждый живёт отдельно.
Все очень обрадовались. Судзуси был донельзя доволен и хотел как можно скорее переселиться в собственный дом, но потом решил повременить, чтобы дождаться приезда Фудзицубо. Другие господа, начиная с Фудзивара Тадамаса и приняв Сикибукё, переехали, но старший советник министра Тадатоси оставался в усадьбе и жил в её северо-западной части. Принцы, сыновья Дзидзюдэн, и сыновья самого Масаёри переехали с семьями к родителям своих жён. У Накатада был собственный дом, но ещё не отделанный, и он на время перебрался жить в западный флигель.
Когда же все господа разъехались, а Накатада поселился в западном флигеле, срединный дом Масаёри предоставил высочайшей наложнице, а помещения, в которых прежде жили его зятья и внуки, предназначил для Фудзицубо. Своей первой жене он отвёл помещения на участке в один те. Хотя большинство его сыновей покинуло усадьбу, все они поселились совсем близко от отчего дома — кто напротив, кто рядом, — а если о ком-нибудь говорили, что он уехал далеко, то это было не далее, чем на один-два те, и можно сказать, что все жили почти как раньше: ворота их домов следовали друг за другом.
Старший советник министра Тадатоси всё ещё со своей женой не помирился, переехать никуда не мог и был в большом затруднении. «Странно, что из-за какого-то пустяка она весь месяц на меня сердится и не возвращается домой», — сокрушался он. Тадатоси часто посылал жене письма, хотя ответа не получал.
«Я жду тебя, чтобы переехать в наш дом. Мне передали, что ты не желаешь покидать родителей, но давай попытаемся, если даже потом ты и вернёшься к ним… Я никогда не думал, что из-за таких пустяков так долго можно сердиться. Ты поверила нелепым наговорам. Завтра для переезда благоприятный день, непременно надо ехать», — писал он.
— На вас больно смотреть, — сказала жена Масаёри дочери. — Поскорее возвращайся к мужу. Как ты будешь жить одна? Я по письму понимаю, что ничего особенного между вами не произошло.
— Ну что ж, придётся возвращаться, — согласилась та, но в душе думала: «Как он мне неприятен!»
Таким образом, и старший советник министра с женой переехал в свой дом.
У Масаёри же в двух западных флигелях северного дома, где жила госпожа, расположилась Дзидзюдэн со своими дочерьми. Жена Накатада проживала в комнатах и коридорах восточного флигеля.[135] Принц Тадаясу жил в одном из западных флигелей. Накатада велел красиво обставить помещения восточного флигеля, выходящие на север, и поселил там сестру Накаёри. Как только левый министр Тадамаса покинул усадьбу, Масаёри распорядился приготовить освободившиеся помещения для Фудзицубо, и в них начались работы: вешали занавеси, устанавливали полог, готовили сиденья, — всё было очень красиво. В покоях, где раньше проживал Сикибукё, тоже меняли занавеси, а во флигелях убранство оставалось таким, как было.
Фудзицубо попросила наследника престола:
— Теперь мне можно поехать в родительский дом?
— Насицубо всё самое тяжёлое время беременности оставалась со мной и отправилась к отцу совсем недавно. Почему же ты спешишь покинуть дворец задолго до срока?
Первый министр Суэакира был стар. Болезнь не причиняла ему больших страданий, но он чувствовал, что настаёт его смертный час. Долгое время он был погружён в размышления и наконец обратился к сыновьям, главе Налогового ведомства Санэмаса и второму военачальнику Личной императорской охраны Санэёри:
— Вы оба служите при дворе, и положение ваше надёжно. Когда меня не станет, правый министр Масаёри позаботится о вас. Но вот моя дочь, проживающая у наследника престола, и Санэтада очень меня беспокоят. Как подумаю о них, чувствую, что трудно мне будет покинуть этот мир. И при моей жизни дочь моя, Сёкёдэн, испытывает всяческие трудности. А Санэтада, казалось, создан для государственной службы, внешность и характер его безупречны, и я надеялся, что он-то и продолжит мои дела. Но совершенно неожиданно его постигла злая судьба, всё у него разладилось, сердцем он измучился и ни служебными, ни своими частными делами не интересуется. Я чувствую, что каждый день приближает меня к концу, поэтому непременно хочу увидеть Санэтада. Передайте это ему. Неужели он не захочет повидать меня в последний час? О чём он думает? Ничего нет в нашем мире дороже, чем отношения отца и сына. Почему же он, не подумав о своём отце, презрев своё будущее положение, так загубил себя? О, Несчастный! Скажите ему, что я очень ослаб. Неужели я не смогу увидеть его хотя бы один раз?
Проливая горькие слёзы, старший сын отправился к Масаёри, а средний в Оно и подробно рассказал Санэтада о состоянии отца. Тот долго не произносил ни слова, погруженный в свои мысли, и наконец сказал:
— О болезни отца я знал давно, и мне хотелось обязательно навестить его. Но я опасался: как бы кто-нибудь не увидел, что я ещё пребываю в этом мире и что я так страшно изменился. Однако когда его болезнь так обострилась, разве могу я не пойти?
И ночью, прячась от людей, он отправился к отцу.
Санэмаса, в свою очередь, рассказал правому министру о положении отца, и тот сразу же пришёл к больному. Первый министр сел, опираясь на скамеечку-подлокотник, и пригласил Масаёри войти к нему в комнату. Во время разговора к ним вошёл Санэёри и объявил, что советник сайсё прибыл.
— Позови же его сюда! — воскликнул отец.
Санэтада же, узнав, что там находится правый министр, никак не решался войти. Снова и снова отец звал его, но он так и не двигался с места, притаившись за ширмой. В это время прибыла госпожа Сёкёдэн, и сев возле отца, ухаживала за ним.
— С каждым днём мне всё хуже, и я чувствую, что жить мне осталось мало, — говорил Суэакира правому министру. — Я уже в таком возрасте, когда горевать обо мне не надо. И мне самому не приходится сожалеть, что жизнь моя подходит к пределу. Ведь мне уже за семьдесят, а я всё ещё служу первым министром. Единственное, что меня беспокоит, это судьба двух моих детей. Правда, Санэёри ещё в чине не очень высоком, и о нём тоже надо было бы подумать, но я рассчитываю на вас и поэтому уверен, что рано или поздно он достигнет высоких степеней. Просить кого-либо помочь моей до