<…>.
И когда за Фудзицубо прибыли экипажи в сопровождении свиты, наследник не разрешил ей покинуть дворец.
— Уехав из дворца, ты по своему обыкновению не станешь торопиться с возвращением и будешь заставлять меня ждать, — сказал он.
— Разве я могу так поступить? С какой целью? Уже сейчас наше расставание печалит меня — как же я решилась бы к вам не возвратиться?
— Это предвещает недоброе, — сказал он. —
До глубокой ночи он не уходил от Фудзицубо.
Наученные горьким опытом, ни Масаёри, ни его сыновья не произносили ни слова, но измучившись ожиданием, министр стал, одну за другой, посылать дочери записки.
— Даже возвратившись в родной дом, где будут выполняться все мои желания, я после ваших слов вряд ли могу быть спокойна. На этот раз я возвращусь к вам как можно быстрее, — пообещала Фудзицубо наследнику престола.
Он же произнёс:
— Скорбя о цветах,
Что ветер осыпал,
Ночью весенней их видишь во сне.
Но смогу ли один я заснуть,
Чтобы увидеть тебя?
Как же мне быть?
Она ему ответила:
— Весной все цветы
Осыпаются вместе.
Подумай, как тяжело,
Оставив тебя,
В путь мне пускаться.
Полночь давно прошла. Время близилось к рассвету, а Фудзицубо всё ещё не появлялась. Масаёри притаился в её покоях. Сыновья его расположились в помещениях прислуживающих дам, развлекались там и шутили, а слуги и юные служаночки из свиты Масаёри в парадных одеждах оставались на своих местах и ждали отъезда.
Наследник престола не уходил от Фудзицубо, тогда она была вынуждена сказать ему:
— Я всё-таки поеду. Отец приехал за мной и, наверное, очень беспокоится. Я буду носить траур в течение нескольких дней и в начале следующего месяца ночью потихоньку возвращусь к вам.
— Вот это прекрасно. Но обещай каждую ночь непременно приезжать во дворец, как придворные дамы, состоящие на службе. Если ты не будешь приезжать, я подумаю, что ты меня не любишь, и рассержусь, — потребовал наследник. С этим он покинул покои наложницы.
Масаёри ждал дочь, и Фудзицубо сразу же выехала с ним из крепости. В поезде было двадцать экипажей, их сопровождало сорок взрослых слуг, восемь подростков и две служанки, чистившие нужники. Сам Масаёри и три его старших сына, важные сановники, ехали в экипажах, остальные господа, во главе с Цурэдзуми, ехали верхом, и не было ни одного придворного четвёртого или пятого рангов, сколько-нибудь известного в то время, который не входил бы в свиту. О чиновниках шестого ранга говорить не приходится. Все шествие открывали передовые. Когда процессия приблизилась к южной лестнице западного флигеля (того самого, где проживал второй советник министра Судзуси), второй и третий сыновья министра, Мородзуми и Сукэдзуми, поставили переносью занавески, сам министр и его старший сын Тададзуми подняли занавеси в экипаже и вынесли Фудзицубо. Все остальные господа стояли вокруг экипажа <…>. Одежды, лицо, дивный аромат, которым благоухало её платье, — всё было несказанно прекрасно. В экипаже рядом с ней были Соо и Хёэ. Наложницу наследника ждали с вечера жена Масаёри, госпожа Дзидзюдэн и другие сёстры. Жена Судзуси проводила Фудзицубо в свои собственные покои. Встретив сестру, она хотела сразу же уйти, но на некоторое время задержалась. Масаёри со старшими сыновьями расположились в южных передних покоях, а остальные господа расселись на веранде.
Светало.
— Я сам мог бы и не ехать за тобой, но у тебя так много злейших врагов, что я боялся: а вдруг в пути какой-нибудь негодяй… — сказал Масаёри. — Наследник престола никак не выходил от тебя, и я начал беспокоиться.
— Все другие наложницы разъехались, и наследник престола никак не хотел давать мне разрешения, — рассказывала дочь. — Я уже так его умоляла, что он наконец согласился.
— В прошлый раз я хотел поторопить тебя с отъездом, и наследник очень рассердился, поэтому сегодня, боясь, как бы не вышло неприятности, я ждал тебя, не говоря ни слова, — продолжал Масаёри.
— Как это всё мучительно! — вздохнула его жена. — С осени позапрошлого года, когда ты отправилась во дворец, я тебя не видела. Если бы не роды, ты бы никогда сюда не приезжала. Ну, кто же там у тебя — мальчик или девочка? Покажи-ка живот.
— Пока разобрать трудно, — засмеялась дочь.
— Наследник престола не любит отпускать своих жён, — сказала Дзидзюдэн. — И государь раньше никак не позволял Мне покидать дворец, но потом стал разрешать.
— Я всё-таки хочу взглянуть. — С этими словами жена Масаёри подняла платье дочери и осмотрела её живот. — Я думаю, что и на этот раз будет мальчик.
— А где же мои сыновья? — спросила Фудзицубо. — Я хочу их поскорее увидеть.
— <…> Молодой господин очень вырос. А младший стал говорить невнятно, я не знаю, что и думать, — рассказывала мать.
— Я велю ему, чтобы он так не говорил. А почему это вас тревожит?
Наступило утро. Фудзицубо стала рассматривать покои. Не надо говорить, как роскошно они были убраны. Поскольку прежняя госпожа покинула жилище, оставив всё на своих местах, то к приезду наложницы лишь постелили новые ковры. В обстановке ни одной мелочи не было упущено. Только сама хозяйка переехала в другое место. Судзуси велел приделать к изящным китайским сундучкам из аквилярии замки и вместе с ключами передал сундуки Фудзицубо.
— С вашего позволения я хочу преподнесли их вам, — сказал он. — Этими сундучками мы пользовались, но такие же есть и там, куда мы переезжаем, вот я и подумал, что, может, оставить их здесь. Пожалуйста, примите их. Пусть их отнесут в бывшие комнаты моей жены. Там главное помещение, кажется, неказисто. Старый дом мы снесли, привезли из Фукиагэ всё необходимое и построили новый дом, удобный для житья. В этих западных покоях все вещи — из Фукиагэ, и многое здесь переделано.
— Вот оно как! — воскликнули в один голос жена Масаёри и госпожа Дзидзюдэн. — Вряд ли ещё где-нибудь можно увидеть такие прекрасные помещения <…>.
— В течение трёх дней после приезда госпожи надо всех угощать, — продолжал Судзуси.
Он приказал, чтобы еду готовили в восточных помещениях, и с помощью управляющих и своего деда устроил большой пир. Всем господам, и мужчинам и женщинам, преподнесли по девять подносов, низшим чинам, соответственно их рангу, по шесть и по четыре.
Тем временем архивариус принёс письмо от наследника престола, написанное на пурпурной бумаге и привязанное к ветке вишни. Фудзицубо развернула его и прочитала:
«Я очень беспокоюсь, как ты сейчас. Я не могу жить в разлуке с тобой и страшно упрекаю себя, что разрешил тебе покинуть дворец.
Как я буду жить дальше?»
— Давно я не видел его почерка, — сказал Масаёри и взял письмо. — Он теперь пишет превосходно.
Масаёри отослал письмо за занавесь госпоже Дзидзюдэн.
— Каллиграфия великолепна, похожа на руку Накатада, — сказала она.
— Наследник престола приказал Накатада написать образцы мужской и женской азбуки, и усердно копирует их. Но эти прописи генерал сделал уже давно, и наследник просит новые. Генерал всё мешкает, и наследник постоянно напоминает, чтобы он поторопился. «Изуми нас», — говорит он, — рассказала Фудзицубо.
— Я слышала, что он занимается каллиграфией, чтобы писать стихи. Так ли это? — спросила Дзидзюдэн.
— Наследник престола во всём, что ни возьми, выгодно отличается от большинства, — заметил Масаёри.
Он распорядился угостить посыльного и преподнести ему подарки.
Фудзицубо написала в ответ:
«На новом месте я чувствую себя очень беспокойно.
Не сравнить твоё сердце
С безмятежным цветком.
Почему ты тревогой объят,
Когда ветром
Даже траву не колышет?
Как грустно!»
Госпожа Дзидзюдэн предложила Фудзицубо провести три дня вместе с нею и их матерью. Братьев, которые сопровождали её при выезде из дворца, сменили другие, и они были очень обрадованы возможностью служить сестре. Вечером пришёл Судзуси в необычайно красивой одежде. Ему устроили сиденье на веранде. Один из младших сыновей Масаёри[139] поставил возле занавеси переносную занавеску и разложил подушки.
— Ты очень похож на своего покойного брата, — сказал Судзуси.
Сам же он выглядел благородно и был очень обаятельным, его манеры можно было сравнить только с утончённостью Накатада. Генерал был блистателен, но и Судзуси не уступал ему. Судзуси через юношу сказал Фудзицубо:
— Если бы я знал заранее, что вы посетите отчий дом, я бы всё приготовил для вашего визита. В этих неказистых комнатах проживаю я сам, и они хороши для такого человека, как я. Вы изволили неожиданно пожаловать сюда, это для меня большая честь, но жилище так запущено…
— Если эти покои полировать даже тысячу лет, вряд ли они засверкают ярче, чем сейчас, — ответила она.
Судзуси удалось уловить звук её голоса, и он сказал:
— Я бы понял вас и без посредника. Когда я являюсь во дворец, мне очень хочется послать вам письмо, но нет никого, кто бы мне в этом посодействовал. И потом я не уверен: ответите вы мне или нет.
— Странно, что, являясь во дворец, вы не осмеливаетесь обратиться ко мне, — ответила она. — Почему бы вам не попросить Акоги, если вы хотите мне что-либо передать?