Масаёри, Тададзуми, Тикадзуми и Юкидзуми отправились в Кацура.[249] Тадаясу и его братья говорили между собой: «Ах, если бы в этом очаровательном месте можно было излечиться от болезней!» Дойдя до рощицы клёнов, они, глядя на пышную зелень, дружно воскликнули: «Вот превосходное место для игры в мяч!»
Господа переоделись в простые верхние платья. Лучше всех играли в мяч Накатада и Тикадзуми. Очарованные их умением, прочие господа с восхищением следили за игрой.
После разговора с Фудзицубо Санэтада погрузился в размышления: «Если я не последую её совету и останусь жить в Оно, она будет недовольна», — и Санэтада перебрался в столицу.
— Рад тебя видеть, — встретил его Санэмаса. — Я уж думал, что если ты будешь задерживаться, я сам поеду за тобой. Здесь очень неудобно, но там, где мы живём, начались дурные предзнаменования, и поэтому некоторое время назад я перевёз всех на Второй проспект.[250] Я уже сказал, что и ты будешь там жить. Поедем же поскорей.
— Зачем куда-то ехать? Побудем немного здесь, — предложил Санэтада. — Как же чувствуют себя моя жена и дочь, которых ты советовал мне забрать?
— Сейчас очень жарко, и я в такую даль не рискнул отправляться, — безразлично ответил брат. — Подожду, когда станет немного прохладнее. Поехали же, — настойчиво сказал Санэмаса. И сев в экипаж, они отправились на Третий проспект.
Слуги проводили их в дом. Госпожа при виде братьев испугалась и спряталась за переносную занавеску. Первым в покои вошёл Санэмаса.
— Какое уныние! Почему это? — сказал он, поднимая занавесь.
Управляющий встал на колени, чтобы встретить господина. «Санэтада должен чувствовать себя здесь до крайности неловко», — подумал Санэмаса. И действительно, брат его, в смущении, никак не входил в дом.
— Попросите его войти, — обратился Санэмаса к госпоже. — Сейчас не время стесняться. Мне кажется, вы слишком недоверчивы.
Гостям вынесли соломенные подушки для сидения. Санэтада волей-неволей вошёл в покои. Он внимательно осмотрел комнату и увидел, что в глубине, за небольшой переносной занавеской кто-то есть, а у столба сидит очень красивая молодая девушка. «Странно, кто бы это был? — подумал Санэтада, разглядывая её. — Как она холодно на меня смотрит. Это, наверное, сестра Фудзицубо, поэтому она так хороша собой».
Девица же думала: «Как бы там ни было, пусть отец увидит меня, пусть посмотрит, какой я стала» — и не обращая внимания на то, что её видит и дядя, сидела перед братьями. Санэтада не сводил с неё глаз, восхищённый её красотой, а жена его спрашивала себя: «Догадывается ли он, что это его собственная дочь?» — но не говорила ни слова.
Содэмия, видя, что отец не узнаёт её, очень опечалилась и, не выдержав, залилась слезами. Санэмаса глядел на эту сцену с глубокой скорбью.
— Неужели ты не узнаёшь? — спросил он.
Санэтада сидел с серьёзным видом и ничего не отвечал.
— До нынешнего времени, когда твоя дочь стала совсем взрослой, ты им ни в чём не помогал, и я, не в силах с этим смириться, перевёз их сюда. Переезжай и ты поскорее. Тебе нельзя больше жить отшельником. Посмотри, как выросли у неё волосы, — сказал он, гладя племянницу по голове. — Здесь ещё есть кто-то. Во всей Поднебесной ты вряд ли найдёшь более красивую женщину. Если ты доверяешь мне, послушайся моего совета и переезжай поскорее в этот дом.
— За то время, что я не видел Содэмия, она стала совсем взрослой, — произнёс Санэтада и заплакал.
Все его старые слуги собрались в покоях и не могли удержаться от слёз. Увидев перед собой кормилицу Масаго, Санэтада разразился горькими рыданиями. «Как тяжело! Я совсем не предполагал этого, направляясь сюда», — говорил он себе.
— Когда наш отец был жив, она как мать заботилась о тебе и мыла тебе голову. Сейчас и родная сестра так не заботится о брате, — сказал Санэмаса, указывая на кормилицу. — У меня нет никого, о ком я должен заботиться, и я хочу помочь твоей дочери, но мало что в моих силах. Если ты отвернулся от мира и не вспоминаешь о жене — что уж тут поделать! Но позаботься о своей дочери, стань ей опорой во всём.
Санэмаса указал сопровождающим их людям комнаты, где они могли отдохнуть, и велел накормить их.
— Мой брат прибыл сюда издалека. Угостите его хорошенько, — сказал он управляющему.
Слуги внесли красиво накрытый чёрный столик, на котором были расставлены постные кушанья. Бывшие слуги самого Санэтада, кормилицы Содэмия и Масаго изменились за это время, но он узнал их. Те, кто в его время был подростком, стали молодыми людьми. И только нынешних подростков он не знал. После еды прибывшим подали вино. Потом Санэтада пригласили в покои, устроенные для него как раз в то время, когда его жена и дочь переехали сюда из деревни у горы Сига:
— Пожалуйста, пройдите туда. Сейчас очень жарко, отдохните.
Многое из того, чем пользовался в своё время Санэтада, бумага, на которой он раньше любил писать, занимаясь каллиграфией, было утеряно, но зато приготовили другие изящные вещи, и ни в чём не было недостатка.
«Как она заботлива! — подумал Санэтада о жене. — Она рано лишилась родителей, и я один был ей опорой… Эта женщина родила мне двоих детей… Всё бросив, я долго не показывался у неё, а она из всех моих вещей ничего не потеряла».
В комнату пришли старые слуги Санэтада, помогли ему переодеться, обмахивали его веером. Всё было, как в старые времена.
Санэмаса тем временем раздумывал, за кого бы выдать Содэмия замуж. Он не возвратился к себе домой и занимался только делами брата. В усадьбу спешно прибыл и Санэёри.
— После того, как отец наш скончался, я днём и ночью погружён в печаль и стенаю, но сегодня я смог забыть свои грустные думы и чувствую на сердце радость. Если ты поселишься здесь, мы будем служить тебе как отцу и господину, хотя мы родные братья, — сказал он Санэтада.
Санэмаса и Санэёри оставались в усадьбе и всячески ухаживали за братом.
Прошло несколько дней. Санэтада ни с женой, ни с дочерью ещё не говорил.
О том, что Санэтада возвратился в столицу, стало известно во дворце императора, а затем и у наследника престола. «Мы слышали, что он очень несчастен, что он человек пропащий. Но теперь он вновь собирается поступить на службу», — говорили между собой придворные. Масаёри был очень обрадован этим известием. «Его давно уже убеждали возвратиться в столицу, недавно он был у меня, и я его уговорил», — рассказывал он.
Санэтада же опасался, что если он не будет встречаться со своей женой, то все, и Фудзицубо в том числе, сочтут, что он не собирается по-настоящему возвратиться к прежней жизни, поэтому на четвёртый день своего пребывания он прошёл на женскую половину и заговорил с дочерью.
— Мы вновь встретились с тобой после долгой разлуки. На душе у меня тяжело, и когда я смотрю на тебя, меня охватывает глубокая печаль. Мне бы хотелось поговорить с тобой серьёзно. Как вы жили всё это время? Может быть, ты думаешь: к чему теперь говорить об этом?.. Когда мы встречаемся, на сердце у меня становится горестно, а здесь ещё одолевает так много печальных воспоминаний… — и добавил: Наверное, я не смогу приходить к вам часто.[251]
Дочь его не могла произнести ни слова и только заливалась слезами.
— Расскажи мне о том, что произошло за время нашей разлуки, — повторил просьбу отец.
— Эти долгие годы я провела в тоске и печали, и сейчас, когда мы встретились, я всё ещё не могу этому поверить, — ответила она.
— Думаю, что мне осталось недолго жить на свете, и всё это время, пребывая в горах, я хотел постричься в монахи, — сказал Санэтада.
— Как-то раз, когда мы жили в горах Сига, вы с одним господином неожиданно вошли к нам. Я очень хотела увидеть вас ещё, но больше мне такой случай не представлялся… — промолвила дочь.
— Да, помню, желая полюбоваться клёнами, я приблизился к какому-то дому, но мне и в голову не приходило, что могу там встретить вас. А когда умер мой отец, Санэмаса рассказал, где вы находитесь, и я понял, что это были вы. Как же вы жили в таком глухом месте!
Санэтада долго говорил с дочерью и в конце разговора спросил:
— Где сейчас твоя мать? Я хочу поговорить с ней.
Обрадованная этими словами, дочь отправилась к матери и сообщила ей о пожелании отца.
— К чему нам встречаться? — недоумевала госпожа.
— Мой отец завещал, чтобы я как тень был возле вас и защищал вас, — вмешался в разговор Санэмаса. — Сейчас брат хочет говорить с вами, так почему же вы, дорогая моя, противитесь? Хоть он и не прислал вам письма, но, пожалуйста, поговорите с ним. Я забочусь не только о вас. Подумайте и о дочери — жаль, если такая красавица пропадёт в неизвестности. Я всячески стараюсь устроить её судьбу. Пойдите же к Санэтада немедля и поговорите с ним спокойно. Поверьте, я даю вам искренний совет.
— А что если я увижусь с ним, и он только укрепится в своём желании удалиться на Орлиный пик?[252] — прошептала она.
— А вдруг вместе с вами на гору Любви? — возразил Санэмаса.
— Если бы мы до сего времени жили вместе… — засмеялась госпожа. — А сейчас уже поздно. Но раз вы просите…
И, надев светло-серое платье и тёмно-серую шёлковую накидку, она вышла к мужу и села за переносной занавеской.
— Даже в самом начале, когда мы ещё стеснялись друг друга, таких преград между нами не было, — сказал Санэтада, и убрав занавеску, взглянул на жену.
Госпожа была так же хороша, как и раньше, и чем-то она походила на высочайшую наложницу Дзидзюдэн. Госпожа была худощава, но это придавало ей особое изящество и миловидность.
— Ах, глазам не верю! Мы так давно не виделись! — начал Санэтада. — Ты не дала мне, к сожалению, знать, где поселилась, и я, скучая всё это время в глухих горах, холодными ночами весной и осенью вспоминал тебя, но навестить не мог. Я сейчас совсем не тот, что был раньше, а вот ты совершенно не изменилась. Только очень жалко нашего сына!