Однажды днём, написав письмо, он положил его у двери на восточную половину, и позвав дочь, сказал ей:
— Передай это матери и принеси ответ.
С невинным видом Содэмия понесла письмо матери, и как раз в то время в покоях появился Санэмаса. Госпожа подумала: «Если я сейчас не возьму письма, Санэмаса, конечно, решит, что я совершенно порвала с мужем», — и взяла бумагу. Санэмаса, протянув руку, сказал:
— Мне хочется знать о его настроении.
— Батюшка не велел, чтобы я вам его показывала, — запротестовала Содэмия.
— Мне хочется знать, что у него на душе, — повторил Санэмаса и стал читать:
«Я очень рад, что снова встретил тебя. Я с нежностью вспоминаю прошлое, и мне хочется о многом поговорить с тобой.
Долгие годы
Вовсе не думал,
Как разлука тяжка,
Но сегодня я ночи
Дождаться не в силах…
Когда наступит вечер, я хочу спокойно поговорить с тобой».
— Всё обстоит как нельзя лучше, — обрадовался брат. — Поскорее напишите ему ответ.
— Что же я ему напишу? — промолвила госпожа и отвечать не стала.
Написала Содэмия:
«Вы вспоминаете о прошлом, которое из-за Вас же оказалось таким кратким. А каково сейчас Ваше настроение?
Вечер надежду вселяет
В каждую душу.
Но грустно видеть,
Как ты сейчас
Изменился!
Печально у меня на сердце!»
Она отнесла письмо отцу.
Наступила ночь, и Санэтада отправился к жене. В это время от левого министра прибыли подарки: прекрасный мёд, дыни, подсушенный рис, водоросли кодиум, колючие «чёртовы лотосы». Вместе с этим Масаёри прислал госпоже письмо:
«Несколько дней тому назад я был у Вас, но Вы, как мне сказали, отсутствовали. Я догадался, что явился не вовремя, и тотчас возвратился домой. Водоросли кодиум я посылаю для Санэтада.
Пусть и Санэтада поскорее последует этому примеру.[257] Что касается жареного риса, то это не для моих больных зубов. Потому посылаю его молодым».
Стали рассматривать присланное. В коробках лежали вкусные дыни и превосходные «чёртовы лотосы». Кроме того, был здесь большой кувшин, с надписью на нём: «Для Вашей дочери». Кувшин был серебряным и доверху наполненным лощёным шёлком и китайским узорчатым шёлком; переплетёнными нитками его привязали к шесту из аквилярии. Санэтада воскликнул:
— Как же за это отблагодарить? Министр позаботился даже о шесте для переноски предметов!
Он послал кувшин дочери. Министру же ответил:
«Не пойму, о чём идёт речь. А водоросли —
Даже в Исэ рыбаки,
Ныряя на дно,
На водоросли не смотрят.
Я и подавно, уплыв далеко,
Собирать их не буду.[258]
Подсушенный же рис ‹…›».
Он вручил посыльному подарки.
С тех самых пор он проводил ночи у жены.
— Ты можешь снять траур, — сказал он дочери. — Завтра как раз благоприятный для этого день.
— Мне матушка велела снять траурные одежды вместе с вами, когда окончится срок, — ответила та.
— Это не обязательно ‹…›, — сказал Санэтада ‹…› и заставил её снять траур.
Когда Санэтада увидел дочь, одетую в пурпурное платье и такую же шёлковую накидку, он пришёл в восхищение от её красоты. Она была похожа на Фудзицубо и только чуть-чуть уступала ей. Отец увидел, что его дочь — настоящая красавица.
Санэтада захотел отправиться в Оно.
Жена его надела такое же платье, что и Содэмия, и написала мужу:
«Одежду, что шила
Я для тебя,
Напрасно тебя ожидая,
Окрасила густо
Слезами своими».
Санэтада ответил ей:
«Если бы чёрной
Одежда была,
Что слезами ты омывала,
Я б всё равно не подумал,
Что красили тушью её».
Он на некоторое время удалился в Оно.
Наследник престола приходил во всё большее уныние из-за того, что Фудзицубо не возвращалась во дворец и не отвечала на его письма. Он давно не приглашал к себе ни Пятую принцессу, ни Насицубо, и сам не ходил к жёнам. Все дни он проводил, томясь скукой, ничего не ел и с каждым днём всё больше и больше чах.
— Он заболел перед самой церемонией восшествия на престол, очень уж не вовремя, — сетовал император.
— Не думаю, что болезнь его серьёзна, — отвечала императрица. — Просто сейчас жарко. А может быть, он расстраивается из-за каких-нибудь пустяков.
Наследник престола послал с архивариусом письмо Фудзицубо и сказал ему:
— Если и на этот раз не будет ответа, можешь не возвращаться. Я прогоню тебя со службы.
Архивариус очень опечалился. Горько вздыхая, он пошёл с письмом к Фудзицубо. Явившись к наложнице, он передал:
— Наследник престола сказал вот что: «Поскольку ответы госпожи последнее время очень кратки и туманны, разузнай подробно о её настроении» — и велел отдать письмо.
Фудзицубо прочитала: «Часто пишу тебе, но ответа не получаю и очень беспокоюсь. Все вокруг меня очень удивляются, что ты не возвращаешься во дворец, и мне слушать их замечания мучительно. Я решил было не писать тебе, но сделать этого не могу.
Вместе живя,
Как бы мы горевали,
Что наступают рассветы!
А ныне жизнью пустою
В разлуке живём.
У нас много детей, ради тебя я даже жизни не пожалею, — но в таком состоянии жить не могу».
Как обычно, Фудзицубо отвечать не собиралась. Архивариус стал умолять её:
— Наследник грозил, что если я не принесу ответа, он прогонит меня со службы. Явите свою милость. Лишившись службы, я жить не смогу.
За него вступилась Соо, а за ней Хёэ:
— Напишите хоть одно слово ради Акоги. Будет очень жалко, если её брат пострадает.
— Захоти наследник, не получив ответа, наказать тебя, это будет моя вина, — и я была бы рада узнать, что тебя не наказали. Но если наследник выполнит угрозу, я постараюсь достать тебе место выше нынешнего, — сказала Фудзицубо.
— Что же делать? — воскликнул архивариус. — Разве я могу возвратиться во дворец с пустыми руками? Как я осмелюсь передать наследнику ваши слова?
— Возвращайся и передай через кормилицу, что ответа не будет, — повторила Фудзицубо.
Плача, молодой человек возвратился во дворец и доложил о её словах.
«Это сын кормилицы Фудзицубо, и она очень его любит. Если я прогоню его со службы, она мне напишет что-нибудь», — размышлял наследник престола и выполнил свою угрозу. После этого он каждый день с нетерпением ждал письма, и когда приходили к нему сыновья Масаёри, всё надеялся: не прислала ли она что-нибудь с ними? Но письма так и не было. «Что за жестокое сердце! Почему она так сильно злится? Может быть, она негодует, что я приглашаю к себе других жён?» — терялся в догадках наследник.
Об остальном вы узнаете из следующих глав.
Глава XVIIIВосшествие на престол(Окончание)
К вечеру того же дня[259] от императрицы доставили письмо первому министру Тадамаса: «Мне хотелось бы с тобой кое о чём поговорить. Приди потихоньку во дворец вместе с сыновьями — старшим советником Тадатоси и советником сайсё Киёмаса. Дело важное».
Императрица прислала письмо и правому министру Канэмаса:
«Приди во дворец вместе с Накатада».
«Сказано — сделано, — передали ответ братья. — Повинуясь вашей воле, обязательно придём». И ночью в сопровождении сыновей они отправились во дворец.
Императрица удалила прислуживающих ей дам, велела братьям сесть поближе и обратилась к первому министру:
— Я пригласила вас вот по какому поводу. С давних пор наследником престола провозглашался сын супруги императора из нашего рода, но сейчас, по-видимому, от этого обычая отступят, а если так, то больше к нему не вернутся. Передача престола должна состояться в этом месяце, и император сказал: «В тот же день надо будет провозгласить наследника престола». Я придерживаюсь того же мнения. Среди всех сановников ты самый важный, а следующие чины занимают Канэмаса и Накатада. Что же касается рода наших противников, там в высоком чине один только Масаёри. Суэакира скончался, а остальные в чинах небольших. Трон всегда переходил к принцу из нашего рода, и можно ли допустить, чтобы на этот раз императрицей объявили дочь Минамото, а её сына — наследником престола? Когда разные девицы прибывали на службу во дворец наследника престола, я всё ждала, кто из них родит сына. В течение долгого времени — так, что мы уже начали беспокоиться, — ни одна из них не беременела, а тут вдруг появилась эта никудышная девица, завладела всеми помыслами принца и раз-раз — родила мальчика. Все решили, что он-то и будет провозглашён наследником. Я горевала, что линия нашего рода прекратится, но неожиданно Насицубо осуществила мои желания, и её сына я хочу провозгласить наследником. Женщиной в нашем мире пренебрегать нельзя.[260] Помните же об этом ребёнке, думайте о будущем. Не относитесь легкомысленно к тому, что может стать позором для нашего рода.
Воцарилось молчание. Затем, после некоторого колебания, Тадамаса заговорил:
— Как можем мы судить в данном случае? Мы ведь только подданные, — и если даже государь слишком молод и поспешен в своих решениях, не в наших силах что-либо изменить. В эпоху таких мудрых монархов, как наши, что мы в состоянии решать по своей воле? Но если вы сами скажете будущему государю «Мне хотелось бы, чтобы был провозглашён вот этот», — и если он будет с вами согласен, тогда вряд ли возникнут какие-то препятствия.
— Так-то оно так, — согласилась императрица, — но уже давно Фудзицубо находится в отчем доме, а наследник престола очень горюет и тоскует — ничего не ест, исхудал до того, что стал похож на тень, и если я заикнусь о провозглашении наследником сына Насицубо, он, по-видимому, тут же испустит дух. Однако и в заморских странах министры и другие сановники успешно осуществляют самые трудные дела. Нам всем нужно объединить усилия и сказать в один голос: «Если бы у вашей супруги из нашего рода сына не было, тогда делать нечего, пришлось бы провозгласить наследнико