ичего не отвечал и думал: «Пятая принцесса беременна, и если она родит мальчика, отрёкшийся от престола император захочет, чтобы его и назначили. Но так или иначе, мы не должны забывать о Масаёри. Это дед многих моих сыновей, и если мы захотим провозгласить наследником отпрыска Насицубо, он сразу же заберёт к себе Дзидзюдэн и никогда больше не отпустит её во дворец. Что я тогда буду делать?» Наконец он произнёс:
— Вряд ли мы должны с этим так спешить. Когда наследник вступит на престол, он сам, как отец, рассудит. Если же мы назначим кого-нибудь против его желания, это будет крайне неразумно и навлечёт на нас позор. Ты согласна?
— Вы говорите так потому, что приблизили к себе эту злодейку Дзидзюдэн, — возразила императрица. — Она приносит вам один лишь вред — отправилась в отчий дом, заперлась там и выжидала, заставила вас печалиться и тосковать. А потом жужжит, как синяя муха,[264] и никак от неё не отделаться, только настроение вам портит. Поэтому-то вы и принимаете близко к сердцу дела её сестрицы!
— Откуда такие мысли? — рассмеялся император. — Добро бы Дзидзюдэн была молоденькой, но она — мать уже взрослых детей, — о чём тут говорить? У Масаёри живёт её десятый сын, которого она видит редко, вот она время от времени и отправляется в отчий дом, чтобы побыть с ним. Когда наследник вступит на престол и немного освоится, тогда и надо будет поговорить с ним, как лучше поступить. Если дать ему разумный совет, вряд ли он пойдёт наперекор. Все его сыновья — дети благородных дам. Ты настаиваешь на малыше, к которому особенно привязана. Но знай, что дела по управлению Поднебесной могут взять на себя только Масаёри или Накатада. Первый министр Тадамаса — человек превосходный, однако таланта у него нет, а такой человек не годится, чтобы быть опорой Поднебесной. Канэмаса справедлив и умён, но очень уж охоч до женского полу, и стань он во главе государства, к нему доверия не будет. Из двух названных мной — о Накатада говорить нечего, у второго же, Масаёри, есть и талант, и прекрасный характер, и ум. Если Масаёри запрётся у себя дома, и призвав своих дочерей, поставит своих зятьёв в трудное положение, это может вызвать большие волнения. Подумай же сама.
— Всё поняла, — ответила императрица со злобой. — Больше не произнесу ни слова.
До самого дня отречения от престола Фудзицубо так и не обратилась к супругу с просьбой простить выгнанного со службы Корэкосо. Наследник же думал: «Если не исправить это дело, он погибнет зазря», — и накануне церемонии простил молодого человека. Вечером он послал к Фудзицубо другого архивариуса с письмом:
«До самого последнего мгновения ждал, не возвратишься ли ты во дворец, но, к сожалению, ты не выполняешь данного ранее обещания.
Неужели ты хочешь,
Чтоб один я глядел
На столбы в облаках пурпурных,
Где мы обещали
Друг другу жить вместе?»[265]
Она ответила только вот что:
«Другое дитя
Будет долго на мир наш
Сверху взирать.
К чему же мне помнить
О столбах в чертогах пурпурных?»[266]
«Это всё из-за разговоров императрицы, — подумал он. — Теперь в Поднебесной будут говорить, что я слишком молод».
В одиннадцатый день состоялась церемония отречения от престола. Отрёкшийся император переехал во дворец Судзаку, и его сопровождала госпожа Дзидзюдэн. Императрица оставалась в императорском дворце.
Новый государь стенал днём и ночью оттого, что с ним нет Фудзицубо, и никого из жён к себе в опочивальню не приглашал. Все его жёны, кроме Фудзицубо, переехали в императорский дворец. Вскоре была назначена церемония присвоения им звания высочайших наложниц. С этим можно было бы и повременить, но император рассчитывал таким образом заставить Фудзицубо вернуться во дворец. Император решил присвоить Пятой принцессе и дочери покойного первого министра, госпоже Сёкёдэн, звание высочайших наложниц первой категории, а дочери нынешнего первого министра, госпоже Рэйкэйдэн, и Фудзицубо — второй. Императрица-мать спросила его:
— Почему ты не хочешь сделать высочайшей наложницей Насицубо? Если ничего не случится, она будет провозглашена матерью наследника престола и императрицей. Если у тебя на женской половине нет порядка, я таким образом его восстановлю. Обязательно сделай Насицубо высочайшей наложницей.
— Две первых высочайших наложницы — дочери первых министров. Я не хочу сказать, что Насицубо низкого происхождения, но всё же нужно соблюдать иерархию. Как же присвоить ей это звание? — пустился в объяснения наследник.
— Но не делай высочайшими наложницами дам с плохим характером.
— Этого и быть не может, — ответил он. — Все мои жёны из самых благородных семей. Например, дочь покойного министра Суэакира, который в течение долгого времени верно служил престолу и сохранял в государстве спокойствие. Из всех моих жён она самая беззащитная, и если я не буду оказывать ей покровительство, откуда ей ждать помощи? Поэтому я и хочу сделать её высочайшей наложницей, а Насицубо дам право ездить в ручной коляске.
— У тебя на всё готов ответ, — заметила императрица. — Ну хоть бы послушал, что я тебе говорю.
Всё сделали по желанию императора. Насицубо присвоено право на ручную коляску. Пятая принцесса была поселена во дворце Одаривания ароматами, Сёкёдэн; дочь покойного первого министра — во дворце Отражённого света, Сёкёдэн; дочь нынешнего первого министра — во дворце Живописных видов, Рэйкэйдэн; дочери левого министра опять был отведён Павильон глициний, Фудзицубо; дочь принца Сикибукё поселили во дворце Восхождения к цветам, Токадэн; дочь правого министра — в Грушевом павильоне, Насицубо; дочь советника Тайра Масаакира — во дворце Явленного блеска, Сэнъёдэн. И все дамы стали именоваться по названию их дворцов. Госпоже Токадэн не было присвоено звание высочайшей наложницы. Позор пал на всю семью, начиная с самого принца Сикибукё, и он, стеная, проводил всё время дома и во дворец не являлся. Госпожа Сёкёдэн всё ещё была в трауре и оставалась в доме покойного отца. Государь же долгое время никого из своих наложниц к себе в покои не приглашал.
Императрица-мать раздумывала: «Раз в день восшествия на престол не назначили наследника, сейчас мне осуществить свои планы трудно. Если Тадамаса так любит свою жену, он никогда не пойдёт против воли её родителей».
Наступил осенний праздник Другого берега.[267] Выбрав благоприятный день и приготовив всё для осуществления задуманного,[268] императрица велела Тадамаса прийти потихоньку во дворец. «Если бы отрёкшийся от престола император Судзаку и узнал об этом, он вряд ли был бы недоволен. Ведь он отдал свою дочь Накатада, который был в невысоком чине, а Тадамаса и годами ещё молод, и красив, покладист, занимает самое высокое положение…» — думала императрица-мать. Она послала Тадамаса записку: «Я хочу с тобой кое о чём поговорить. Приди сегодня вечером ко мне».
«С чего бы это? — удивился тот. — Она зовёт меня к себе, выбрав благоприятный день». Подумав, что императрица опять будет говорить о наследнике престола, он воскликнул: «Ах, как мне это надоело!» — и ответил государыне: «Письмо Ваше получил, благодарю. Вы мне велите явиться во дворец, но я сейчас болен и ни к отрёкшемуся императору Судзаку, ни к самому императору прийти не могу. Через несколько дней, когда состояние моё улучшится, я нанесу Вам визит».
«Какая досада! — подумала императрица. — Надо его как-то заполучить. Если бы он любил даже известную во всей Поднебесной красавицу, вряд ли он решился бы пренебречь моей дочерью».
Она никого в свои планы не посвящала и таила их в сердце. Снова и снова она приглашала Тадамаса к себе, но он так и не приходил.
В покоях Фудзицубо царило оживление. Её поздравляли с присвоением звания высочайшей наложницы, и к ней явились её мать и сёстры: пятая дочь Масаёри, которая была замужем за принцем Мимбукё, шестая, бывшая замужем за Тадамаса, одиннадцатая, которая была женой принца Хёбукё, и третья, жена Санэмаса. «Мы были уверены, что твой сын обязательно будет объявлен наследником престола, но слышали, что теперь обозначились какие-то препятствия к этому. Может быть, тебе лучше вернуться во дворец?» — говорили сёстры Фудзицубо.
— Все эти дни я очень беспокоюсь, кого объявят наследником престола, — ответила она. — В сердце у меня будто рана. Я так расстроена, что даже горячей воды не могу выпить, очень мучительно всё это. Иметь детей — иметь только заботы.
— Я тоже всё время думаю, кто же будет наследником престола, и тревожусь необычайно, — сказала её мать. — Поговаривают, что это назначение не пройдёт безболезненно. Я боюсь, что нам придётся испытать всяческие унижения!
— Очень много волнений поднялось в связи с назначением наследника, — сказала жена Тадамаса. — Недавно императрица-мать звала моего мужа к себе. Она звала его уже несколько раз, но он всё твердил: «Надоело!» — и не шёл. Я спросила его: «Не зовёт ли она тебя, чтобы посоветоваться о провозглашении наследника престола?» Он мне ничего не ответил, но я чувствую, что именно об этом речь и идёт.
— Все стараются обернуть дело в свою пользу, — заметила жена Масаёри. — Мы сейчас можем рассчитывать только на Тадамаса. Остаётся надеяться на то, что он не будет заодно с императрицей, что бы ни произошло.
— Мне кажется, что Тадамаса очень не по душе происки императрицы-матери, — продолжала шестая дочь.
— Но ходят какие-то странные слухи, — начала мать. — Не знаю, правда ли это. Говорят, что Тадамаса пригласили в некий благородный дом и заперли там. Это какая-то ужасная интрига!
— С кем заперли? От кого вы слышали? — испугалась шестая дочь.