Второй военачальник Личной императорской охраны Юкимаса был в светлом платье из узорчатого шёлка, зелёном охотничьем костюме на вате, белых шароварах. Сопровождающие его были в такой же одежде. Он вёз с собою лютню.
Заместитель главы Музыкальной палаты Мацуката вёз с собой кото, помощник главы Правой конюшни Тикамаса — японскую цитру, а помощник начальника Левой дворцовой стражи, бывший одновременно главой Палаты правосудия, Токимаса — флейту. Они оделись, как кому вздумалось.
С ними ехал святой отец Тадакосо в сопровождении четверых служек, четверых монахов и шестерых подростков. Их костюмы гармонировали между собой.
Господа пригласили с собой только знаменитых музыкантов, ‹…› выбрали с особым вниманием, желая в путешествии наслаждаться прекрасными вещами и слушать замечательное исполнение. Все сопровождающие были чем-то знаменитыми молодыми людьми. С ними ехали низшие слуги, которые везли коробы для одежды и коробки с едой.
Собрались в усадьбе Накатада на Втором проспекте, пожалованной ему императором Судзаку. Накатада приказал вынести своим спутникам угощение.
Наконец тронулись в путь. Поехали на север по Дворцовому проспекту. Там собралась большая толпа, разглядывавшая путешественников, многие из зрителей сидели в экипажах, другие были верхом, много было и пешеходов. Аристократы старались не привлекать к себе внимания,[276] но и в таком большом сборище Накатада притягивал взгляды всех.
До горной дороги за путешественниками кроме их свиты следовала большая толпа. Там провожающие с путниками распрощались. «Когда вы будете возвращаться, мы придём вас встретить», — пообещали они.
Путешественники добрались до Мидзуноо.
Накаёри в то время жил в большом, величественном храме, недалеко от которого низвергался живописный водопад. Он взял к себе дочь и учил её музыке. В тот вечер он велел сыновьям, Ямаину и Сатоину, играть одному на органчике, второму на флейте, а дочь учил играть на цитре. Как раз, когда они музицировали, путешественники и прибыли. Накаёри обрадовался несказанно, и разговорам не было конца. В кленовой роще для гостей устроили сиденья, все расселись. «Вы, наверное, устали с дороги», — сказали им, и монахи вместе с подростками из монастыря стали собирать хворост, достали серебряные чашки. Было приказано приготовить угощение. Собрали грибы, которые росли на гнилых деревьях в этой же роще, поджарили их, готовили блюда из побегов «горького» бамбука. Положив еду в серебряные чашки, поставили их перед прибывшими. Гости с удовольствием принялись за еду. Шёл оживлённый разговор. Накатада велел принести коробки с едой и угостить столичной пищей детей Накаёри и подростков из монастыря, которые ему прислуживали. Гостям подали фрукты. Несколько раз чаши наполняли вином.
Зазвучала прекрасная музыка. Дул горный ветер, и сыпались с веток алые листья. Вечер был полон очарования.
Заместитель главы Музыкальной палаты Мацуката отломил красивую ветку с большого дерева. Он преподнёс чашу с вином Накаёри и, заплакав, сказал:
— Раньше я всегда сопровождал тебя, даже когда ты ненадолго уезжал из столицы. Если бы ты мне рассказал о своём намерении уйти в монастырь, я бы последовал за тобой, стал бы твоим учеником и прислуживал тебе. Вокруг меня много людей, но после твоего ухода никакой радости жизни у меня не осталось. Мы бы вместе служили Будде.
Протягивая чашу монаху, он произнёс:
— Вместе были
Когда-то мы в Фукиагэ.
А ныне в дальних горах
Тебя навещаю.
Какая печаль!
— Сегодня, — ответил ему Накаёри, —
Приехав в горы
Любоваться клёнов парчой,
Вы живо напомнили мне
О днях безмятежных,
Что провели мы в Фукиагэ.
Накатада продолжал:
— Старого друга проведать
В горы спешат
Царедворцы.
Ветер, о том разузнав,
Всю землю парчою устлал.
Судзуси сложил:
— Узнав, что друга
Мы собрались навестить,
Осень в роскошный наряд
Все горы,
Все клёны одела.
Суэфуса, вспомнил, как когда-то давно, когда он сам был студентом Университета, увидел в свете факелов Накаёри на празднике Встречи звёзд, и сложил:
— На Встрече двух звёзд
Впервые
Тебя увидал я.
Ах, как странны порывы
сердца людского!
Тадакосо произнёс:
— Уйдя от мира страданий
В столь диких горах,
Увы, я не смог оставаться.
Глядя вокруг, понимаю
Глубину твоих устремлений.
Юкимаса сложил:
— Всё изменилось
В государя чертогах,
Как ты их покинул.
И вспоминают с печалью
О былом царедворцы.
Тикамаса продолжил:
— Столь красны от слёз
Стали мои рукава,
Что можно подумать,
Как будто листьями клёна
Я их украсил.
Токикагэ прочитал:
Следом за тем заиграли на музыкальных инструментах, Судзуси на лютне, Накаёри на цитре, заместитель главы Музыкальной палаты на кото, Тикамаса на японской цитре, Токикагэ на флейте, один из сопровождающих, глава Портняжного управления, на органчике. Кто-то из свиты заиграл на хитирики, другие принялись подпевать. Потом пели песни. Музыка звучала всю ночь напролёт.
С вершины, на которой стоял монастырь, вокруг виднелись горы, внизу лежали две долины. Далеко в горах жгли костры. Неподалёку от пирующих тоже разожгли огромный костёр, на огонь поставили большой сосуд на трёх ножках. Каштаны жарили или варили из них кашу. Сопровождающих угощали фруктами. На рассвете гостей, игравших всю ночь, угостили кашей.
Земля была покрыта росой и инеем. Гости сменили вымоченную росой одежду, и Накатада, Судзуси, Юкимаса и Суэфуса отдали свою влажную одежду четверым подросткам из благородных семей, которые жили в монастыре вместе с Накаёри.
Во второй день господа, избрав тему, сочиняли стихи. Некоторые из книжников, прибывших с Суэфуса, вместе со всеми слагали стихи, другие их декламировали перед собравшимися.
В тот день подавали угощенье, приготовленное Судзуси. Внесли простые коробки, коробки из кипарисовика с едой и подносы с рисовыми колобками. Угощение расставляли перед господами и перед слугами. Было подано много вкусных блюд.
До вечера того дня занимались сочинением стихов, а потом стали читать вслух лучшие произведения. У Суэфуса голос был очень красивый и торжественный, у Накатада тоже очень красивый, но полный печали. Стихи читали до поздней ночи. На рассвете под порывами ветра кленовые листья посыпались с деревьев, как капли дождя. Всех охватила печаль, и Тадакосо стал произносить заклинания. Накатада вторил ему на цитре с неподражаемым мастерством. Впечатление было изумительное. И те, кто жил в монастыре, и приехавшие сюда господа, все как один проливали слёзы. Потом заклинания читал Накаёри, как он это делал каждое утро, а Судзуси аккомпанировал ему на ямамори-фу. Затем господа хором читали стихи. Тадакосо отозвался с похвалой о голосе Накаёри, взял чашу и произнёс:
— Как я ни рвался,
Охваченный пламенем дом
Покинуть не смог.
Как же тебе удалось
У тихой воды поселиться?[278]
Накаёри ответил:
— Чтобы спастись
Из горящего дома,
Над которым клубы
Дыма вставали,
В воду бросился я.
Накатада сложил:
Судзуси продолжал:
— Дольше других
В пламени дымном
Я оставался.
И до сих пор
Этот огонь не погас.
Суэфуса произнёс:
— В тёмные ночи
Я себя изнурял ученьем
При сиянии светляков.
И до сих пор вспоминаю,
Как мерцали их огоньки.
Юкимаса сложил:
— Разве высохнуть мог
Платья рукав,
Мокрый насквозь от слёз,
Даже когда бушевало
Ярое пламя вокруг?
В таких развлечениях господа провели ночь до рассвета.
Рано утром Танэмацу велел красиво приготовить такую еду, которую обычно ел Накаёри, — кашу и приправу, — погрузить всё на двадцать лошадей, кроме того погрузить на двадцать лошадей сушёной снеди, взять много полотняных охотничьих костюмов на вате, положить в длинные коробы варёного рису, налить в бочонки вина — и повёз всё это отшельникам. Он угостил их рисом, сушёной снедью и вином и каждому преподнёс по охотничьему костюму.
Накатада преподнёс Накаёри привезённые подарки: длинный короб и короб для одежды. Длинный короб был из светлой аквилярии, с ножками из аквилярии, с шестами из цезальпинии. Внутрь было положено множество предметов: серебряные миски, золотые чашки, палочки, ложки, кувшинчики, сосуды для воды. В коробе для одежды была превосходная монашеская ряса, ночное платье, шаровары из узорчатого шёлка, охотничий костюм на вате, платье из узорчатого шёлка. К охотничьему костюму был привязан лист бумаги со стихотворением:
«Если в думах печальных
Слезами зальёшь
Платье своё,
В одежду сухую
Сможешь переодеться».
Ещё там была очень красивая одежда для сыновей и для дочери Накаёри. Увидев всё это, Накаёри произнёс:
— Сменив одежду
На платье из мха,[280]