[32] и сумимоно.[33] От Масаёри тоже доставили деньги для игры в шашки и сумимоно. От принца Сикибукё и от господина Мимбукё принесли множество подарков.
В срединном доме открыли с южной стороны передние покои и устроили там сиденья для гостей. Масаёри послал своего сына, помощника начальника Дворцовой стражи, передать приглашение Канэмаса и принцу Сикибукё: «Чтобы сегодня вечером наш праздник не был очень скучным, не пожалуете ли Вы к нам? Если Вы изволите прийти, я тряхну стариной и сам буду танцевать».
«Это, конечно же, будет замечательное зрелище», — решили все господа, начиная с Канэмаса и принца Сикибукё, и, не в силах оставаться дома, явились к министру и расселись друг подле друга. Угощение было приготовлено советником Судзуси. Столики были накрыты очень красиво. Гостям наливали много вина, вносили разные блюда. Принц Накацукасакё выпил столько, что его стало рвать. Принц Сикибукё где-то потерял один башмак и совершенно забыл о своей всегдашней серьёзности.
— Не в таком ли же самом виде прибежал сюда Судзуси, чтобы послушать игру Накатада? — засмеялся принц Хёбукё. — Теперь уже вряд ли можно надеяться, что мы увидим замечательное исполнение танцев!
— Как-то раз Юкимаса бегал, закатав нижние штаны и показывая всем, как журавль, голые ноги. Но поскольку в танцах он неподражаем, его за голые икры никто не упрекал, — заметил Судзуси.
— Чтобы выглядеть красивее, чем обычно, и шествовать важно в полном наряде, с деревянной табличкой в руках, мои сыновья, бывало, крепко завязывали штаны, — сказал Масаёри.
— Когда Санэтада ещё не удалился от мира, как замечательно исполнял он «Обезьяньи пляски»[34] и смешил всех целыми днями, — вспомнил принц Мимбукё.
— Что подумает моя дочь, которая служит у наследника престола, когда услышит о происходящем здесь сегодня вечером, — вздохнул Масаёри. — Она на меня рассердится. Наследник не дал ей разрешения отлучиться из дворца, и она очень недовольна.
— Да, наверное, рассердится, — сказал левый министр. — ‹…› Но от моих слов и ленивый вол помчится бегом.
Все дружно рассмеялись.
Начали исполнять музыку. На лютне играл принц Сикибукё, на цитре — левый министр, на японской цитре — принц Накацукасакё, на органчике — принц Хёбукё, на флейте — советник Судзуси, на хитирики — заместитель второго советника.
«Будет невежливо, если я к ним не выйду», — подумал Накатада и решил присоединиться к пирующим, выпить с ними вина. Он надел сиреневые на зелёной подкладке шаровары, бледно-сиреневое верхнее платье, китайское платье из лощёного узорчатого шёлка и вышел к гостям. Накатада выглядел блистательнее, чем обычно. Подол его нижнего платья тянулся по полу. В руках он держал чашу с вином.
— Вот кого мы и не ждали! Советник настолько восхищён своей дочерью, что сидит только во внутренних покоях! — воскликнул принц Хёбукё, глядя на Накатада.
Все остальные тоже повернулись к вошедшему. Невозможно было найти в его внешности ни малейшего изъяна, это был достойный зять императора. Обычно говорили, что Судзуси так же красив, как Накатада, но сегодня их и сравнивать было нельзя.
Накатада преподнёс чашу принцу Сикибукё, который с готовностью выпил её и сложил:
— Долгие годы
Будешь расти здесь,
Принцесса-сосна!
Первым сегодня хочу
Прохладой тенистой дышать!
Накатада на это ответил:
— Скоро ль под тенью
Ещё одного деревца
Мы здесь соберёмся?
Пусть долгие годы сосёнка эта
Здесь пышно растёт.
Принц Накацукасакё сложил:
— Под крону высокую
В прохладную тень
Скоро сбежится придворных толпа!
Расти безмятежно,
Принцесса-сосна![35]
Принц Хёбукё произнёс:
— С радостью думаю,
Что долгие годы
Сосёнка эта
Будет расти,
Мир красотой изумляя.
Левый министр возгласил:
Старший советник министра Тадатоси произнёс:
— У бурного моря
На вершине скалы
Сосёнка корень пустила
<…>
Правый министр Масаёри сложил:
— Годы летят, и снег
Всю голову мне покрывает.
Но услышать надеюсь,
Как ветер в ветвях
Высокой сосны зашумит.
Правый генерал Канэмаса произнёс:
— Верится мне,
Что до вершины
Старой сосны
Ветви сосёнки милой
Взрастут.
Санэмаса прочитал:
— Глядя на нежный росток,
Хочу я увидеть,
Каким вырастет он
В мире, где буря
Грозно ревёт.
Второй советник Масаакира сложил:
— Сегодня на свет
Робко пробился росток.
И путь его жизни
Неразличим
В тысячелетней дали.
Второй советник Судзуси сложил:
— Милый росток!
В этой роще прохладной
Сколько раз
По тысяче лет
Считать тебе суждено!
Заместитель второго советника Тададзуми произнёс:
— Сколько на свете
Сосен растёт!
Но затмит их
Славой чрез тысячелетья
Этот росток!
Другие гости тоже слагали стихи, но я их здесь не привожу.
— Как говорится, самое важное — это начало. Где же ребёнок? — спросил принц Сикибукё.
— Здесь, — ответил Масаёри, поднялся и начал танцевать «Риндай».[37]
Музыканты из Личной императорской охраны, сидевшие перед ним, и знаменитости из Музыкальной палаты заиграли это произведение. Зазвучали барабаны и вместе с ними органчики, флейты, хитирики. В это время принц Тадаясу, одетый в платье из лощёного шёлка, отливающего чёрным, в шаровары, верхнее платье из синей тонкой парчи и нижнее светло-коричневое платье на тёмно-красной подкладке, взяв в руки чашу, подошёл к принцу Накацукасакё. Тадаясу был высок ростом, обладал благородной внешностью, его изысканное обращение очаровывало, как тонкий аромат. Он протянул чашу принцу Накацукасакё. Накацукасакё был того же возраста, что и Тадаясу: обоим было по двадцать три года.
— Как в прошлый раз, — сказал он и без промедления выпил три чаши.
«Прекрасно! — глядя на него, подумал Масаёри. — Кому он достанется в зятья?».
— Чем тебя угощу?[38] — пропел левый министр Тадамаса, замечательно аккомпанируя себе на цитре.
Принц Сикибукё удивлённо взглянул на него и рассмеялся, потому что ему пришла в голову та же самая мысль. Накацукасакё с чашей в руках исполнил танец, а затем подошёл к Масаёри. Тадаясу же занял место за своим дядей, принцем Мимбукё.
Выпив чашу, Масаёри сказал:
— Что же это меня, согнутого пополам старика, заставляют плясать, а другие ни с места!
Тогда поднялся Судзуси и исполнил танец. Другие гости тоже замечательно танцевали.
После этого Четвёртый принц, одетый в платье из лощёного шёлка, отливающего красным, в шаровары и верхнее платье тёмно-зелёного цвета, в китайское платье из узорчатого шёлка белого цвета на зелёной подкладке, с чашей в руке приблизился к принцу Хёбукё. Это был рослый, несколько полный юноша, с белой кожей, очень красивый. Принц Хёбукё выпил вина и, танцуя, подошёл к Судзуси. Тот взял чашу и опять передал её принцу Тадаясу. Четвёртый принц занял место за Тадаясу. Он жил в императорском дворце. Ему было двадцать два года.
Правый министр сказал:
— Сейчас можно нарушить порядок исполнения танцев. Пусть каждый танцует, что хочет!
Поднялся старший советник министра Тадатоси и начал танцевать «Многие лета». Музыканты замечательно ему аккомпанировали.
— Танец «Многие лета» ‹…›, — промолвил Масаёри. — Когда смотришь на это пожелание такой долгой жизни, как у журавлей, забываешь о собственной старости.
Шестой принц, одетый в тёмно-красное платье из лощёного шёлка, в верхнее платье и шаровары белого цвета на розовой подкладке, в нижнее платье красного цвета с чёрным отливом на голубой подкладке, подошёл с чашей к левому министру. Принц был очень небольшого роста, настолько полный, что руки его казались короткими; но он был очень мил. Принцу было двадцать лет. Он жил в усадьбе Масаёри. Тадамаса, не отнекиваясь, как всегда выпил много и передал чашу сыну, Тадатоси, который выпил в свою очередь. Шестой принц исполнил свой танец.
— Ну-ка, подыграйте мне, — сказал главный архивариус, занимавший одновременно должность советника сайсё, музыкантом, аккомпанирующим обычно в «Обезьянних плясках», и начал «Танец черепах».[39] Все без исключения дружно смеялись и с явным удовольствием смотрели во все глаза на танцующего.
Восьмой принц, одетый в верхнее платье и шаровары светло-синего цвета, в платье бывшего тогда в моде красного цвета и в белое нижнее платье на розовой подкладке, преподнёс чашу левому министру. У него был очень благородный вид. Он был молод, и лицо дышало простодушием. Ему было семнадцать лет.
— Пожалуйста, не пейте много, одну чашу за другой, — сказал он министру и сделал несколько танцевальных фигур.
Министр принял чашу и передал её советнику сайсё, который только что так смешно исполнял «Танец черепах». Когда он выпил и исполнил танец, Канэмаса заявил:
— Я знаю только одну фигуру, — и сделал несколько па из «Танца птиц».[40]