Накатада же отправился к жене, но она, как обычно, не впустила его в свои покои. Грустный, он побрёл к Судзуси.
— Я совсем закоченел, — сказал он, входя к другу.
— В самом деле, жестокий мороз. Запасся ли ты всем необходимым на этот случай? — засмеялся тот. — Но сними сначала свою одежду. — И он повесил мокрую одежду Накатада на ширму.
— Ах, как чудесно! — воскликнул Накатада. — Ты заботишься обо мне, как о своей жене!
— Люди высокого положения, возможно, и могли бы заботиться о тебе, но я, ничтожный… — пошутил Судзуси.
Он велел развести огонь в длинной жаровне, и сняв с вешалки пятислойное платье, вручил его Накатада со словами:
— Надень это чистое платье.
— Как всегда, жена моя очень раздражена, — рассказывал Накатада. — Если бы она была немного более взрослой! У неё ужасный характер. Но оставим это. Сегодня такая необыкновенная ночь, что хочется не спать до рассвета. Почему ты в последнее время ведёшь себя по отношению ко мне словно посторонний? Будем друг с другом, как мы были всегда.
— Где же вы, госпожа Соти? — позвал Судзуси прислуживающую даму. — Нам всё ещё не подают есть. Ведь уже давно свечерело, приготовьте нам еду. Госпожа Тюнагон! Поскорее идите сюда. Неужели она куда-то ушла?
— Ах, как это неожиданно! — отозвалась Соти. — Вы меня зовёте, а я, право, в растерянности…
Она надела роскошное платье необычайно красивого цвета, и поставив переносную занавеску в три сяку высотой, появилась на коленях перед господами. Красивые служаночки в нарядных штанах расставили лампы и принесли, столик с едой для гостя.
Накатада, думая, что госпожа Соти стыдится его, стал смотреть в сторону. Судзуси очень ценил её, она была дочерью старшего советника министра, Судзуси относился к ней не так, как к другим, и никогда не заставлял прислуживать за столом.
Из дальних покоев появилась госпожа Тюнагон и принесла столик с едой для хозяина. Юные служаночки, вошедшие с ней, были очаровательны. Но взор Накатада привлекли взрослые дамы, которые были так красивы, что трудно было кому-либо из них отдать предпочтение. ‹…› Все засмеялись. Внесли столики с фруктами. Кончив есть, Накатада и Судзуси стали укладываться спать.
— Принесите постель, которая бы не пахла грудными детьми, — распорядился Судзуси.
Слуги из китайских сундуков достали спальные принадлежности, пропитанные благовониями. Господа переоделись в ночное платье, и между ними завязался долгий задушевный разговор.
— Мне очень хочется услышать, как играет на кото твоя мать, устрой как-нибудь, чтобы я мог послушать её. Мне хотелось бы услышать также, как ты учишь Инумия. Если вы занимаетесь с ней ночами… — начал Судзуси.
— Это очень легко устроить. А чему ты учишь свою дочь?
— Я хотел учить её игре на кото, но у неё нет способностей, и я решил оставить свою затею. Меня это удручает, но ничего не поделаешь, буду учить её чему-нибудь другому.
— Очень жаль! Плохо, если она не будет играть на кото. Хочешь, я сам буду учить её. Я буду учить её так же, как учу Инумия; хотя результаты, может быть, и не будут одинаковыми…
— Не стоит её учить! — промолвил Судзуси.
— Разрази меня гром, если я лгу. Я говорю совершенно искренне.
— Что ты будешь учить её тайнам мастерства, я тебе верю. Но можно и не тратить силы на обучение моей дочери. Она страшно некрасива, а рядом с Инумия произведёт ещё худшее впечатление.
Про себя же Судзуси подумал: «Накатада уверен, что у него замечательная дочь, и я это знаю. Но как говорила распорядительница из Отделения дворцовых прислужниц, моя дочь только чуть-чуть уступает несравненной Инумия. Такая внешность, как у моей дочери, встречается нечасто. Она совсем не безобразна. Я вижу, что он смущён и очень хочет увидеть мою дочь. Как же быть?» Наконец он произнёс:
— Я очень ясно видел Инумия…
— Дорогой мой! Покажи мне свою дочь. Распорядительница из Отделения дворцовых прислужниц говорит, что нельзя понять, красив ли новорождённый ребёнок или нет. Но она прибавляет: «Когда я смотрю на Инумия, мне хочется смотреть на дочь Судзуси. А когда я смотрю на последнюю, мне очень хочется смотреть на Инумия и сравнивать их. Я уверена, что и в будущем обе будут красавицами, не уступающими друг другу…» Разве мы с тобой не связаны дружбой? — говорил Накатада просительным тоном.
— Раз я случайно видел Инумия… — сказал Судзуси. — Но как нехорошо, что распорядительница своими разговорами разжигает тщеславие у людей. Кажется, сейчас моя дочь вместе со своей матерью занимается рисованием.
— Самый удобный случай! Тихонько проведи меня туда и дай взглянуть на неё!
— Забавно! Неужели ты считаешь меня таким простачком? — засмеялся Судзуси. — Но так и быть, я уступлю тебе. Но знай, что на мою дочь я не разрешаю взглянуть даже моим шуринам. — Он поднялся и быстро прошёл в задние покои.
Как он и говорил, девочка занималась рисованием. Отец взял её на руки, отнёс на некоторое расстояние от светильника и посадил там. Она была очень стройна, фигурка и головка — само изящество.
— Иди же сюда, — позвал её Накатада.
Девочка же, сконфузившись, поднялась и пошла к отцу. Она была такого же роста, как Инумия, но волосы её не достигали до пола. Она казалась более хрупкой, чем Инумия, но серьёзнее и красивее её. Накатада хотелось долго на неё любоваться.
— Ну вот, — произнёс Судзуси, взял дочь на руки и поднялся.
— Мне хочется рассмотреть при свете её лицо, — стал просить Накатада.
— Ну, нет, такого я не могу позволить! — И Судзуси унёс девочку.
Она была прелестна в тонком синем платье из узорчатого китайского шёлка, и волосы её напоминали пушистые колосья мисканта. Лицо было совершенно очаровательно. Когда она спокойно рисовала при свете лампы, то казалась настоящей красавицей.
Судзуси торопливо унёс её в задние покои.
«Инумия не кажется такой взрослой, но она столь грациозна, что сравнить с ней некого», — думал Накатада.
Узнав об этом происшествии, Имамия страшно рассердилась.
— Неслыханно! Как ты мог на это пойти? — воскликнула она.
Судзуси, посадив дочку на прежнее место, попытался возвратиться к другу.
— Ты, наверное, совершенно потерял рассудок, — продолжала его жена. — Разве можно показывать свою дочь генералу? Лучше бы ты выставил её перед толпой посторонних людей. Разглядывал ли он её лицо?
— Она мне такого наговорила, — смущённо рассказывал он другу, — смотрела на меня с презрением и очень рассердилась. Я всегда рассказываю ей небылицы, и всё из-за тебя.
— Не беспокойся, дорогой мой! — успокоил его Накатада. — Дочь твоя вырастет красавицей. Они с Инумия родились в один и тот же год, а волосы у твоей дочери длиннее. Лицом она так же красива, как Инумия. Я думаю даже, что красивее. У твоей дочери нет ни одного изъяна. У кого ещё есть такая замечательная дочь?
— Дочь Тададзуми очень красива.
— Пусть даже так, но кто о ней знает?
В таких разговорах прошла ночь.
— Ты мне оказал неслыханную милость. Чем я тебя отблагодарю? — спросил Накатада друга на прощание.
— Мне ничего не надо. Я прошу только об одном — дай мне услышать, как играет на кото твоя мать. Мне хочется услышать всё, что она знает. А ещё я хочу послушать, как вы учите Инумия и как вы играете все вместе.
— Это очень просто осуществить, — ответил Накатада.
Они поговорили ещё некоторое время, и Накатада поспешил к Первой принцессе.
Постучав в решётку её спальни, он произнёс глубоким голосом:
Ах, какие несчастья пришлось мне испытать этой ночью!
Она услышала его, но будучи на него сердита, ничего не ответила.
Так проходило время, и он часто вспоминал прошлое. Судзуси же думал: «Какой нелепый разговор!» — и ничего не говорил.[376]
В двенадцатом месяце обучение шло немного медленнее.[377] Накатада, ещё не научившись на горьком опыте, велел передать Первой принцессе: «Нехорошо, если новый год тебе придётся встречать одной. Я хотел прийти к тебе, но подумал, что ты будешь беспокоиться об Инумия, оставшейся в старой усадьбе Инумия». «Мать моя сумела добиться разрешения отлучиться из дворца, и мы проведём новогодний вечер вместе. Поэтому привези сюда Инумия, пусть она не выходит из экипажа — я хоть посмотрю на неё», — ответила она. «Это неудобно, ведь здесь соберётся много принцев!» — не согласился на это Накатада.
Год подошёл к концу. Из поместий Накатада, расположенных в разных провинциях, привезли шёлк и вату. Слугам высших и низших рангов сверх обычного положили богатое вознаграждение. Госпоже Дзидзюдэн преподнесли множество очень красивых подарков. Накатада отправил богатые дары на Третий проспект своим родителям, Третьей принцессе и другим жёнам Канэмаса. Мать Накатада и госпожа Сайсё преподнесли друг другу изящные подарки. Посыльным, доставившим их, вручили накидки с прорезами из синего узорчатого шёлка. Подношения прибывали отовсюду, и все посыльные получали награду. На широком дворе разложили всё присланное, среди прочего было около трёхсот разных птиц. Двор стал неузнаваем. Кроме того, господа получили разнообразное охотничье снаряжение.
Рассматривая подарки, мать Накатада думала, что таких великолепных вещей не бывало в доме министра. Подарки от отрёкшегося императора Судзаку и наследника престола были роскошными.
Накатада не забыл послать дары Накаёри и святому отцу Тадакосо.
В первый день первого месяца Накатада нанёс визит царствующему императору, отрёкшемуся от престола императору Судзаку, наследнику престола и отрёкшемуся от престола императору Сага со старой императрицей. Свита Накатада была великолепна, и придворные дамы смотрели на него с завистью. Затем Накатада явился к Первой принцессе и поздравил супругу Масаёри и госпожу Дзидзюдэн.