В передних покоях с восточной стороны Накатада предполагал посадить Инумия, свою мать и госпожу Дзидзюдэн.[386] Четверо сыновей Масаёри от первой жены и семеро от второй не оставляли отца в покое, и он ломал голову: «Ах, если бы найти хоть щёлочку!» Он отправился к Накатада, чтобы выпросить места, но тот ответил:
— Как вы сами видите, свободных мест нет, — что же я поделаю?
Услышав о предстоящем концерте, Фудзицубо послала отцу записку: «Я хочу поговорить с тобой с глазу на глаз».
— И она туда же, — сказал Масаёри жене. — Конечно же, она хочет поговорить о концерте. Что я могу сказать? Если будет высочайшая воля, тогда пожалуйста. Но если она хочет отправиться туда тайно, как мне быть? Очень уж это затруднительно. Похоже, у нас будет нелёгкий разговор. Однако придётся идти. Но если даже Фудзицубо и отправится на проспект Кёгоку, тебе туда ехать не надо.
— Я сделаю так, как ты скажешь. Но мне будет очень жаль, если я не услышу музыку, о которой так долго мечтала. Говорят, что сама жена Канэмаса будет играть, и если я пропущу эту возможность, то когда ещё я смогу её услышать? — ответила она.
— И ты о том же! — проворчал Масаёри и отправился во дворец.
Не успел он усесться, как Фудзицубо заговорила:
— Я всегда думала, что мне было бы лучше выйти замуж за Накатада и быть самой обыкновенной женщиной. Но ты отдал меня на службу императору, и мне суждено испытывать одни муки. Остальные свободно отправляются слушать музыку, которую им хочется услышать. Какое счастье с лёгким сердцем слушать и видеть то, что тебе хочется! В пятнадцатый день Инумия и мать Накатада будут играть на кото, оба отрёкшихся императора поедут туда, это должно быть несравненное исполнение, даже императрица-бабка собирается на Кёгоку. Только я, несчастная, не могу быть там! — Она залилась горькими слезами.
— Странные речи, — ответил Масаёри. — Если ты сможешь услышать это удивительное исполнение, я буду только рад. И императрица-бабка обязательно будет там. Но что делать, если в тот день тебе объявят, что ехать тебе нельзя? Государь даст тебе разрешение?
— Думаю, что он мне не откажет. Вчера вечером я умоляла его об этом, и он не сказал, что, мол, знать ничего не хочет. На этот раз кто бы что ни говорил, я всё равно поеду.
В это время в покои вошёл император, и Масаёри спрятался, чтобы не попадаться ему на глаза. Фудзицубо успела шепнуть ему:
— Завтра вечером обязательно приезжай за мной.
— Хорошо, — ответил Масаёри и покинул её.
Фудзицубо снова принялась настойчиво умолять императора о разрешении отлучиться из дворца, и он наконец сказал:
— Что ж, поезжай! Но если ты поедешь туда, то там и оставайся. Ведь из всех, кто был влюблён в тебя, тебе больше всех нравился Накатада.
— Если бы туда не ехало так много народу, если бы я одна отправилась туда, тогда можно было бы подозревать меня. Но там соберутся все, начиная с императрицы-бабки, — урезонивала Фудзицубо императора.
— Вряд ли ты говоришь правду, — ответил император. — Если бы императрица-бабка возымела такое желание, то как только она сказала бы об этом, все принцессы устремились бы на проспект Кёгоку. Но может быть, это правда — вряд ли найдётся хоть кто-нибудь на свете, кто не хочет услышать, как играет мать Накатада.
Санэтада всё ещё вёл замкнутый образ жизни, но узнав о предстоящем событии, написал Накатада письмо:
«Если состоится этот ночной концерт, мне хотелось бы, не привлекая ничьего внимания, прийти к тебе.
В мире, который
Никак не могу
Я оставить.
Нет ничего, что хотел бы
Больше, чем кото, услышать.
Можно ли мне прийти?»
Накатада, прочитав это письмо, подумал: «Его-то нужно пригласить прежде, чем кого-либо другого» — и с радостью написал другу:
«Получил твоё письмо. Дорогой мой, я давно ничего не имел от тебя и очень обрадовался, когда пришла эта весточка. Поистине,
Сколько б ни жил я,
В мире, с которым
Расстаться не в силах,
Никого не увижу другого
Кто б мне принёс утешенье.
Говоря по правде, мир кажется мне печальным и унылым, и я в течение нескольких месяцев занимался тем, что учил Инумия музыке. Незаметно присутствовать в этот день будет невозможно, но я очень хочу, чтобы ты пришёл к нам. ‹…›»
В столице только и было разговоров, что о концерте пятнадцатого дня, который, как предполагали, станет небывалым событием, поэтому важные особы с семьями всеми силами старались попасть на него. Поговаривали, что отрёкшиеся от престола императоры будут присутствовать там тайно, но что Накатада самым тщательным образом готовится к их приёму; буквально все принцы и сановники собирались в тот день на проспекте Кёгоку, и даже неимущие и незнатные господа думали: «Что-то там будет? Как бы и мне посмотреть?»
Третья принцесса, жена Канэмаса, объявила, что поедет в старую усадьбу вместе с Насицубо. Императрица-бабка хотела отправиться туда как можно раньше. В четырнадцатый день, к вечеру, высочайшие наложницы отрёкшегося императора Сага и обе супруги Масаёри прибыли на Кёгоку в сопровождении одного взрослого слуги и двух юных служанок. Экипажи прислуживающих дам не могли поставить близко к дому, как того требовал обычай, и их отвели к южной горке. Сыновья и дочери Масаёри, сидя в экипажах, говорили: «Но мы хотим видеть и то место, где будут исполнять музыку. Мы хотим видеть, как Инумия выйдет из башни». Одиннадцать сыновей Масаёри прибыли в одиннадцати позолоченных и украшенных листьями пальмы арека экипажах, их поставили вдоль мостика между восточной и западной башнями. Императрица-бабка прибыла в сопровождении четырнадцати экипажей, украшенных нитками, которые въехали через западные ворота и подъехали к главному строению с юго-западной стороны. Императрица вышла из экипажа. Церемония встречи её была очень торжественна.
На небе забрезжил рассвет. Сыновья Масаёри с большой свитой предстали перед императрицей-бабкой. Прибыли Третья принцесса и Насицубо, их встретили со всеми почестями и проводили в западные покои. Дамы, прислуживающие матери Накатада, в этот день перебрались в часовню и коридоры между строениями, а западную часть дома предоставили свите отрёкшегося императора Сага и императрицы-бабки. В час тигра[387] прибыли два сына Фудзицубо. Накатада этого совсем не ожидал и не знал, куда их посадить. Из четырёх комнат передних покоев с восточной стороны две он предназначал для Первой принцессы, и сейчас в одну из них распорядился поместить Фудзицубо с сыновьями, и, оставив вторую незанятой, в двух последующих устроить места для Первой принцессы и госпожи Дзидзюдэн. Приехало очень много придворных из дворцов царствующего императора и наследника престола. Они прибыли в двенадцати великолепных экипажах, украшенных нитками, и в двух простых колясках. Часть дам, прислуживающих Первой принцессе и Инумия, расположились в павильоне для уженья. Места для дам, прислуживающих Фудзицубо, были устроены в коридорах, а для наследника престола отвели особую комнату. К востоку от лестницы, ведущей в южные передние покои, разложили подушки для принцев, сыновей отрёкшегося императора Судзаку, а в западных передних покоях от самых перил устроили сиденья для девяти сыновей отрёкшегося императора Сага. Было так тесно, что подушки уложили вплотную, без какого-либо промежутка между ними. Главное помещение было разделено на две половины ‹…›. Там расположились генерал и министры. Придворные расселись на веранде.
Первый министр Тадамаса, узнав, что в усадьбу на Кёгоку прибудут отрёкшиеся от престола императоры, тоже отправился туда.[388]
Императору Судзаку доложили, что император Сага будет на концерте, и он распорядился отложить свой выезд, не зная, может ли он присутствовать на концерте вместе со своим отцом. Всё-таки Накатада велел отвести восточный флигель для императора Судзаку и его окружения.
Становилось светлее, и гости любовались южным двором, прудом, островом в пруду, павильоном для уженья, часовней в юго-западной части, арочными мостиками слева и справа, башнями- и ахали от восхищения. На север от главного строения были видны живописные ручьи, ветвистые деревья, невысокие сосны, там прорыли много канав. С этой стороны не удалось бы увидеть ни восточный, ни западный флигеля. Сад был широк и красив, с поросшими мхом камнями и с клёнами. Глядя на всё это, Фудзицубо думала: «Усадьба отца великолепна, она выстроена с большим вкусом, но до этого великолепия ей далеко». ‹…›
«Что сейчас испытывает Первая принцесса? — думала госпожа Дзидзюдэн. — Её сын не наследник престола, сама она не будет императрицей, и она, наверное, своей судьбой не удовлетворена. Но ведь с Накатада и сам государь не может сравниться ни характером, ни внешностью. Накатада даже чересчур хорош… А посмотришь, каким образом он всё здесь устроил, и убеждаешься, что недаром его так расхваливают».
В час овна[389] прибыл отрёкшийся император Сага. Накатада вышел встречать его. Экипаж императора подъехал к лестнице главного строения, и император вышел из экипажа. Его сопровождали правый министр Канэмаса, трое старших советников министра, пятеро вторых советников и советников сайсё, второй советник Судзуси, принцы — все они были в роскошных нарядах, шествовали неспешно, ослепляя присутствующих своей красотой. Императору Сага было семьдесят два года, но он выглядел прекрасно, и на вид ему можно было дать пятьдесят. У него не было ни одного седого волоса, и только в пояснице он был чуть-чуть согнут. Довольно улыбаясь, он сказал:
— Прекрасное место! Мне давно хотелось вновь его увидеть! Бамбук у павильона для уженья очень разросся. И всё по-прежнему необычайно красиво. Только тех, кто любовался этой усадьбой вместе со мной, теперь уже нет. Из ныне присутствующих бывал здесь со мной тогда лишь Канэми из Ведомства внутридворцовых дел. Ты помнишь этот дом?