Повесть о граффах — страница 20 из 82

Скамья пианиста была мягкой. Присев, Ирвелин с благоговением осмотрела тихий инструмент и положила на пыльную крышку руки. «Здравствуй, меня зовут Ирвелин. Ничего, если я немного побеспокою тебя?» Подняв тяжелую крышку, Ирвелин улыбнулась, увидев излюбленную очередь из черно-белых клавиш.

– Уже можно начинать, – бросила ей Тетушка Люсия от барной стойки.

Прикрыв на мгновение веки, Ирвелин расслабила плечи и сделала пару глубоких вдохов, и только после этого опустила руки на холодные клавиши. Для прослушивания она выбрала трудный в исполнении этюд «Околоозерные пляски», композитор которого был родом из Клекота. С первых же аккордов рояль начал излучать звук глубокий и чистый, и Ирвелин стало очевидно, что инструмент совсем недавно настраивали.

Играя, Ирвелин знала, что Тетушка Люсия не отводила от нее своего придирчивого взгляда, но ей вдруг стало все равно. Длинные пальцы бегали по клавишам, педали врастали в бетонный пол; все вокруг отошло на второй план, а впереди была лишь ее любимая музыка.

Ближе к концу произведения где-то на задворках сознания Ирвелин почувствовала давно забытое ощущение. Ее окружило плотное кольцо защиты. Казалось, эта защита была одушевленной и стояла рядом с ней, бережно опустив руку на хрупкое девичье плечо. Так бывало и раньше. Будучи ребенком застенчивым, Ирвелин создавала бессознательные отражательные барьеры при малейшей угрозе. Вот и сейчас ее дар вышел на волю без какого-либо контроля со стороны Ирвелин. Действуя по своему разумению, дар самолично принял меры, чтобы даже взгляд чужого человека не смог помешать успешному исполнению. Не повезет тому, кто сейчас решит пройти рядом со столь неопытным отражателем, как Ирвелин. Местный официант Клим не отличался особым везением, и, ступая с тяжелым подносом по узкому проходу между столами и роялем, никакой преграды он, разумеется, не увидел. Столкновения было не миновать. Его поднос был нагружен фарфоровой посудой и бокалами. Мгновение – и вся посуда съехала в пустоту и со страшным треском разбилась, а потерявший равновесие Клим распластался рядом.

– Клим! Недотепа! – крикнула Тетушка Люсия, выскакивая из-за стойки. – Заплатишь мне за каждый разбитый бокал! Слышишь?

В попытке понять, что же произошло, Клим поднялся на четвереньки и посмотрел на Ирвелин. Девушка же сразу прервала игру и, сообразив, что виновницей была она, поторопилась убрать невидимые стены. Масштаб бедствия внушал ужас – осколки отлетели до самого выхода. Закончив со стеной, Ирвелин осторожно опустилась на колени и принялась складывать крупные осколки обратно на поднос.

– Это моя вина, – сообщила она.

– Ваша? – фыркнула Тетушка Люсия, приблизившись к ним. Несмотря на свое светлое платье, она без промедления опустилась на пол рядом с Ирвелин и начала ей помогать.

– Я отражатель, – объяснила Ирвелин.

Тетушка Люсия на миг замерла.

– Тогда все ясно, – сказала она и повернула голову к неподвижному Климу. – А ты чего расселся? Отдыхать вздумал? Вставай! Скорей тащи совок с веником! Первые посетители вот-вот придут, а у нас тут стекло вместо ковров. Ну же, Клим, пошевеливайся!

Упразднить беспорядок им удалось за четверть часа. Кинув последний осколок на поднос, Ирвелин поднялась и отнесла мусор в подсобку. Тетушка Люсия и молчаливый Клим продолжили подготавливать кофейню к открытию в ускоренном темпе – на задний двор приехала доставка, и Клим ринулся ее принимать. Между тем за входной дверью успела столпиться небольшая горстка завсегдатаев.

В образовавшейся суматохе Тетушка Люсия напрочь позабыла об Ирвелин и ее прослушивании. Хозяйка кофейни приступила к обслуживанию гостей, а за кофемашину встал взмокший Клим. Решив дождаться более удобного момента, Ирвелин присела на барный стул и уставилась на витрину, теперь наполненную свежими кренделями.

Кофейня ожила. Утреннее время было самым прибыльным для Тетушки Люсии: желающих начать свой день с кофе было с лихвой. Вот и госпожа Корнелия появилась в сопровождении без конца мяукающих кошек. Клим сновал по залу туда-сюда, и Ирвелин ненароком заметила, что каждый раз, когда Клим проходил мимо ее стула, он награждал ее недовольным взглядом. Конечно, он злился, ведь из-за ее неопытности парню предстояло выплачивать приличный штраф.

– Ирвелин? – услышала она сквозь мысли. – А вы будете что-то заказывать?

Вопрос, как ни странно, исходил от Тетушки Люсии, которая только что расправилась с первой волной посетителей.

– Нет, не буду, – ответила Ирвелин и, чуть помявшись, продолжила: – Я хотела бы извиниться. Я совсем недавно вернулась в Граффеорию, и владение ипостасью у меня пока на уровне иностранца…

– Всему виной бесконтрольный барьер. Знаю об этой дряни не понаслышке.

Ирвелин в удивлении приподняла брови.

– Да, я тоже отражатель, – сказала Тетушка Люсия и даже чуть-чуть улыбнулась, но после тут же вернула уголки губ на прежнее место. Ирвелин улыбнулась в ответ, пусть и довольно скованно. В Граффеории между граффами с одинаковыми ипостасями существовала своя уникальная связь. В безликой массе людей ты встречаешь человека, ранее тебе незнакомого, – другого возраста, другого роста и положения, с другими взглядами на жизнь и другой верой, но этот человек помечен тем же даром, что и ты, а значит, вы не такие уж и разные.

– Госпожа Флициа, я хотела бы…

– Госпожа? Духа-истины ради, душечка! Ко мне так уже двадцать лет никто не обращается. Зовите меня Тетушкой Люсией.

Перспектива называть эту строгую и бескомпромиссную женщину «тетушкой» показалась Ирвелин забавной.

– Тетушка Люсия, – послушно продолжила Ирвелин, – я хотела бы оплатить полную стоимость посуды, которую по моей вине разбил Клим.

В ответ Тетушка Люсия как-то неоднозначно хмыкнула:

– Разумеется, оплатите. Мы, отражатели, граффы достойные, и в долгу ни у кого не остаемся.

Прямолинейность – еще одно качество Тетушки.

– И сколько я вам должна?

– Сумму урона я посчитаю и в конце месяца вычту из вашей зарплаты, – заявила Тетушка Люсия и как ни в чем не бывало вернулась к кассе обслуживать нового посетителя. Ирвелин оставалось домыслить ее ответ самой.

Хозяйка «Вилья-Марципана» все же взяла Ирвелин на работу. Громких комплиментов в адрес своего выступления Ирвелин услышать не пришлось, Тетушка Люсия посчитала, что таких эпитетов, как «годная» и «в меру громкая», было вполне достаточно. Также Ирвелин подозревала, что ее принадлежность к обществу отражателей сыграла в решении тетушки не последнюю роль.

Отныне по вечерам с пятницы по понедельник Ирвелин была при деле. Как пианисту ей выдвинули лишь два главных требования – репертуар, как Тетушка Люсия выразилась, повеселее и абсолютная пунктуальность.

– Добираться будете на велосипеде или трамвае?

– Я хожу пешком, – отвечала Ирвелин. – Велосипеда у меня нет, а трамвай мне без надобности – живу я недалеко, на Робеспьеровской.

– Имейте в виду, Ирвелин, – Тетушка Люсия прищурила глаза, – опозданий я не терплю.

С этого дня лица прохожих стали приветливее, а эфемеры перестали досаждать как раньше, даже когда в очередной раз чуть не сбили Ирвелин с ног на повороте к Ветреной улице. Как прекрасен мир, когда у тебя есть любимое дело, и ты находишь человека, желающего тебе за него заплатить!

Размышляла об этом Ирвелин на своем балконе, облокотившись на кованую ограду. Укутанная в два свитера, она выписывала в тетрадь план по ближайшему репертуару; у ее ног громоздилась стопка из сборников нот, в которые она время от времени заглядывала. Напротив принимал предзакатные ванны дом из серого камня. Многие из его окон были прикрыты белыми ставнями, а в те, что открыты, Ирвелин то и дело поглядывала. В окне третьего этажа, например, маленький мальчик-левитант самостоятельно обучался полетам прямо в гостиной, а его мама-штурвал чинно сидела за книгой и легким взмахом свободной руки раз за разом возвращала на места сбитые сыном табуреты.

Когда Ирвелин сделала очередную пометку о новой пьесе, которую стоило бы разучить (ох, в ней сплошные трезвучия!), до ее слуха донеслись знакомые восклицания. Выглянув из своего укрытия, Ирвелин увидела Августа, Филиппа и Миру; они выходили от угла Банковского переулка и в бурном порядке что-то обсуждали. Мира, как обычно, тараторила с применением активной жестикуляции, Август пытался ее перекричать, а Филипп шел ровным шагом и слушал, держа обе руки в карманах пальто. Ирвелин наблюдала за ними как зачарованная, пока соседи не подошли совсем близко. Тогда, желая остаться незамеченной, она поторопилась спрятаться за большим глиняным горшком, только старания ее оказались напрасными – через несколько минут она услышала злополучный звонок.

Пусть сегодня был и не четверг, и никакая чрезвычайная ситуация их не тревожила, но четверо граффов вновь собрались все вместе в пределах одной комнаты: на этот раз в гостиной Ирвелин. Круглый дубовый стол принял молодых граффов с известным гостеприимством, что нельзя было сказать о самой Ирвелин – она же встретила соседей без лишних почестей.

– Как прослушивание у Тетушки Люсии? – спросил Август, нарушая общее молчание.

Все четверо уселись за стол. Мира больше не тараторила, вместо этого она залезла в самое большое кресло и начала громко заламывать на руках пальцы. Филипп же с интересом оглядывал гостиную, то и дело останавливая взгляд на очередной винтажной вещи; особое внимание он уделил старинным напольным часам госпожи Агаты, размеренно тикающим в углу.

– Тетушка Люсия взяла меня на работу, – ответила Ирвелин, после чего Август разошелся в красноречивых поздравлениях. О конфузе, который произошел во время прослушивания, Ирвелин решила умолчать.

– Итак. – Август вдруг посерьезнел, что ему совсем не шло, и обратил лицо к Мире. – Ты вроде бы хотела что-то сказать? Да, Мира?

Та выстрелила в Августа взглядом, полным презрения, а после еще глубже просела в кресле.

– Я бываю резкой, – сказала она своим растянутым пальцам. Если она и