Чват осмотрелся в поисках стула, но отметив, что начальник предпочел выслушать его стоя, решил быть наравне. Он раскрыл свою амбарную книгу на локте, что оказалось крайне неудобно, и свободной рукой вытянул из кармана пучок тонких карандашей.
– Я вел наблюдение за госпожой Ирвелин Баулин на протяжении недели, – начал Чват и, дождавшись одобрительного кивка Харша, продолжил. – Госпожа Баулин по ипостаси отражатель. Она устроилась на работу в кофейню «Вилья-Марципана», что на перекрестке улиц Доблести и Левитантов. Довольно тихое место. Заведует в кофейне госпожа Люсия Флициа. Я поднял ее досье: не замужем, детей нет, по происхождению наполовину испанка, наполовину графф. Ирвелин Баулин устроилась в кофейне пианисткой и играет там по вечерам с пятницы по понедельник. В остальные дни имеет свободное время. В общении с подозрительными лицами замечена не была. Исправно расплачивается в магазинах и лавках. Проводит много времени дома, на Робеспьеровской.
Ид Харш нахмурился и уперся ладонями о дерево. Неужели и здесь ничего.
– Но есть одно обстоятельство, которое… показалось мне подозрительным.
– Какое? – с неприкрытой надеждой спросил Харш, чуть не сбив со стола рамку с фотографией.
– Никак не возьму в толк, для чего Ирвелин Баулин ходит в лавку одного кукловода на Скользком бульваре. А ходит она туда часто. За неделю она была там, по меньшей мере, четыре раза.
– Постоянный покупатель?
– В том-то и соль, детектив Харш. Она ничего не покупает, – сказал Чват. – Ирвелин целенаправленно идет в лавку, проводит в ней около четверти часа и выходит. И каждый раз без покупок.
– С хозяином лавки разговаривал? На предмет родственных связей проверял?
– Все сделал, детектив. Кукловод Олли Плунецки не состоит в родстве с отражателем Ирвелин Баулин. Сам господин Плунецки говорит, что эта девушка просто любуется блестящим качеством его товара, сказал, многие в его лавке так делают, кто… кто не имеет возможности купить желаемое. От него я также узнал, что госпожа Баулин все-таки сделала одну покупку, в самый первый визит, – карманный метроном. И больше ничего.
Слушая скомканную речь своего помощника, Ид Харш обошел бюро с другой стороны и остановился у вытянутого окна. Живописный вид на набережную реки Фессы, который не мог испортить даже дождь, молотящий в этот момент по темным водам, – лучшее, что было в его кабинете. Ему нравилось стоять вот так, с твердым станом и задумчивым выражением, наблюдать за течением реки и смотреть на массивный камень моста Возрождения. По этому мосту граффы переходили из западной части столицы в восточную и страшно забавляли Харша, когда спотыкались на самой его середине – там, где начинался резкий спуск.
Обычно Ид стоял здесь и анализировал очередное дело: сопоставлял факты, строил гипотезы, обдумывал свой дальнейший ход. Вот и сейчас Харш смотрел на взбудораженную непогодой реку, на граффов, двигающихся по опасному мосту непривычно быстро. И в его, Ида, мыслях было совершенно пусто. Мерзкая прозрачная пустота. Для профессионала его уровня такое было непозволительно. Капитан полиции требовал от него ответа: кто посмел похитить Белый аурум из Мартовского дворца в самый разгар Дня Ола, а главное – с какой целью? «Пока мы не разоблачим вора и не схватим его, Граффеория будет стоять на болоте, и в любой момент ее может в него засосать». Таковы последние наставления капитана Миля. По части аналогий Харш был не силен, однако главную мысль уловить смог: пока преступник гулял на свободе, Белый аурум в любой момент могут похитить снова. И во второй раз им может не повезти так с поисками, как повезло в первый раз. Мирамис Шаас была чиста, как и вся ее семья, – похититель явно выбрал не то место для передержки. Да, при второй попытке он будет действовать разумней.
За полтора месяца работы Харш не развязал этот узел. На его визуальной доске, скрывающейся позади бюро, висели выцветшие фотокарточки с фасадом Робеспьеровской 15/2 и лицом госпожи Шаас, пара адресов кое-кого из персонала дворца и вырезанная из старой газеты статья об Емельяне Баулин. Единственная зацепка – дочь Емельяна, Ирвелин, за которой Харш и приказал следить Чвату, оказалась теперь «чистым листом». Харш ненавидел эту категорию подозреваемых. К Ирвелин Баулин у него пока не было ни единой претензии, кроме как той, что она являлась дочерью своего прозорливого отца.
Ко всему прочему, капитан не упустил возможности подлить масла в огонь. Вчера на планерке он объявил, что в ближайшее время поднимет вопрос о повышении одного из своих детективов. На кону – вакантное место лейтенанта, в иерархии желтых плащей – всего на ступень ниже самого капитана. Не стоило даже уточнять, о каких детективах шла речь. Весь участок понимал, что речь шла об Иде Харше и о Доди Парсо.
Доди – любительница крепкого эспрессо и такой же крепкой дисциплины. С Харшем они были какими-никакими, но приятелями. Им не раз выпадал случай выручать друг друга в передрягах и подставлять другому дружеское плечо; по пятницам после дежурства они вместе выпивали в таверне, играли в карты на реи и делились байками с закрытых дел. Доди везло на дела, связанные с дефектилисами – вещами с изъяном, созданными материализаторами, – а Харшу доставались заковыристые похищения. За почти десять лет совместной службы они успели побывать кем угодно – коллегами, приятелями, собутыльниками, советчиками, – но вот конкурентами им доселе быть не приходилось. А теперь придется. Капитан Миль столкнул лбами двух своих лучших ищеек, двух мастодонтов уголовного сыска Граффеории.
О, как же Харш мечтал об этом повышении! Ему было всего тридцать пять, а стать в таком возрасте лейтенантом граффеорской полиции в той же степени почетно, что и стать первым представителем короля в двадцать. Невероятная удача! То, к чему он стремился все эти пятнадцать лет упорного труда, вот-вот настигнет его. Осталось только раскрыть тайный замысел вора Белого аурума…
Только! Да он целый месяц варится в этом супе как обглоданная кость. Десятка три допросов, дюжина обходов Мартовского дворца в поисках тайного хода, через который мог сбежать вор, и что на выходе? Ни зацепок, ни хоть одной правдоподобной теории. Белый аурум похищают в тот день, когда Мартовский дворец напичкан стражей и желтыми плащами (что, между прочим, не что иное, как плевок в сторону служб королевства); сканирование телепатом не помогло, во время шоу иллюзионистов дворец никто не покидал. Как? Ну как его смогли украсть? Виновник – левитант, который вылетел в окно? В таком случае его обязательно бы заметила дворцовая стража, выдрессированная нескончаемыми побегами принцессы-левитанта. Или вор вылетел тогда, когда иллюзионисты создали тьму? Тогда вору потребовалось бы крайне мало времени на похищение, ведь открытие стеклянного куба – дело не пяти минут.
И это он еще не дошел до создания вором ключа, которого нет…
Текущее дело и так выворачивало Харша наизнанку, а тут вдобавок капитан устраивает ему гонку, да не с кем-то из отдела по внутренней безопасности, а с самой Доди.
Резко встрепенувшись, Харш завертел головой, стараясь выкинуть из нее лишние сантименты. Он – профессионал, и личные привязанности не влияли на его работу.
– …Толпились, плюс завалы из коробок, и я еле смог обойти торговое помещение, чтобы не уронить там что-нибудь, – донесся до Харша голос Чвата, который, очевидно, продолжал вести свой доклад.
– Уронить? Завалы? Ты о чем, Чват?
Юноша поднял от записей разрумяненное лицо.
– Я сказал, господин Харш, что когда заходил в лавку кукловода Олли Плунецки, то еле смог протиснуться через толпу граффов и кучу нерасфасованного товара. По моему мнению, настолько безалаберное отношение к ведению торговли – неприемлемо, это небезопасно для покупателей…
– Не наша компетенция, Чват, – ворчливо перебил его Харш. – Если хочешь, то можешь доложить об этом в отдел по малому бизнесу, а меня, прошу, избавь. Забот и так в достатке. Лучше скажи: что-нибудь подозрительное в лавке обнаружил? Может быть, что-нибудь, напоминающее Белый аурум? Или дефектилис какой?
– Ничего подозрительного там не нашел, детектив, – сказал Чват, наспех ставя пометку вверху тетради, – несомненно, запланировал визит в отдел по малому бизнесу.
Ид разочарованно выдохнул, даже не пытаясь сделать вид, что благодарен своему помощнику за проделанную работу.
– Ладно. У тебя на этом все?
– Да, я закончил. – Чват закрыл книгу и часто заморгал – знак его небывалой застенчивости. «Плохое качество для сыщика», – подумал Харш, вспомнив еще кое о чем.
– А как дела у стражника, на которого напал вор? Его выписали из госпиталя?
– Выписали.
– Замечательно. Нужно его проведать, задать вопросы…
– Но ведь задавали уже, – удивился Чват. – Прут Кремини ясно дал понять, что удар пришелся со спины и он не успел увидеть нападавшего, – протараторил юноша и густо покраснел, когда понял, что ненароком перебил своего начальника.
– Я знаю, – ответил Харш. – Однако в моей практике бывало, когда после выздоровления свидетель вспоминал новые детали. Проверь.
– Понял, детектив.
– А капитан дворцовой стражи Чивлич? Поднимал его досье?
– Нет, господин Харш. Вы же говорили, что он ваш давний товарищ…
– Теперь это неважно, Чват. Отныне под подозрением абсолютно все, кто находился в тот день во дворце. Гости вечера, музыканты, лакеи, официанты, стража, горничные, повара. Все!
– Понял вас. Подниму досье господина Чивлича. – Записав это, Чват на минуту умолк. Его взгляд забегал по кабинету, словно искал что-то. – Детектив, я тут подумал… А если наш вор вовсе и не присутствовал в тот день во дворце. Точнее, никто не знал, что он присутствовал. Вдруг наш вор – кто-то, кто смог спрятаться в комнатах дворца еще до празднества. Тот, кто знал о планах иллюзионистов устроить абсолютную тьму и хотел ей воспользоваться.
– Годное предположение, Чват, – одобрительно кивнул Харш. – Только стоит учесть, что даже если вор и прятался во дворце до Дня Ола, то после кражи он все равно должен был как-то выйти из дворца с Белым аурумом в поклаже. Однако же проверь и свою теорию тоже.