Мира с Ирвелин затаили от ужаса дыхание. Филипп же, напротив, сохранял стойкость и смотрел на Августа глазами человека, который и не ожидал от рассказа своего приятеля иного.
– Сидит и смотрит на меня. Молча. Как вы понимаете, долго терпеть я этого не мог.
– Доброй ночи, – говорю, а в ответ мне прилетает:
– А добрая ли нынче ночь?
Голос у того типа был таким прокуренным, что захотелось дать ему воды.
На его тонкий философский вопрос я ответил не менее тонко:
– Раз сытно и тепло – ночь, без сомнения, добрая.
Тот заморгал и ничего не сказал. Какое-то время мы тренировали немое переглядывание, я было подумал, не телепат ли он часом. Когда я уже намеревался встать и отсесть, он, слава Великому Олу, заговорил:
– Не видел тебя здесь раньше. Ты не из постояльцев. Кто ты?
– Меня зовут Август, на Зыбучих землях я проездом. Зашел перекусить.
Тип сильнее прищурился.
– Перекусить, говоришь. А чего тогда рыщешь по залу? Затеял что? И выглядишь как чертов джентльмен.
Он мне, ясное дело, не верил. Вскоре нашу перебранку заметили, и к столу подкатила еще добрая пачка верзил. Все эти милые люди без суда и следствия пришли к одному мрачному выводу: я – недоброжелатель и меня нужно срочно оттуда вышвырнуть. На любые мои слова они реагировали агрессивно. Тут считаю важным отметить, что слова мои были хоть и культурные, но не без наличия местного диалекта – для глубины понимания, так сказать. Однако ситуацию это не спасло: один упырь с силой поднял меня со скамьи и подставил к шее нож.
Девушки как по команде закрыли ладонями рты, Филипп напряженно скрестил руки.
– Да все в порядке! Я же сижу перед вами и дышу обоими легкими, – рассмеялся Август. – Поверьте, ситуацию я контролировал.
– Охотно верим, – отозвался Филипп, емко выражая мнение всех присутствующих.
– Тот упырь, значит, намеревался перерезать мне глотку, – жизнерадостно продолжил Август. – Только не на того они напали. Вовремя смекнув, к чему мы с этими джентльменами движемся, я успел схватиться за рукоятку ножа и рысью взлететь к потолку. Упырь опешил, а нож был у меня. Времени на обдумывание этого трюка у меня, как вы понимаете, не было, а потому когда я взлетел, то не сразу заметил на своем пути люстру с зажженными свечами. Я подал вправо, но столкновения избежать не смог – задел люстру плечом, а когда остановился под самым потолком, увидел, как люстра качается на цепи и на моих собеседников лавиной валятся свечи и раскаленный воск. Не зрелище, а благодать. Парочка эфемеров, правда, отскочить успели, остальным повезло меньше – воск падал прямо на их лысые макушки. Особенно досталось тому упырю, что угрожал мне ножом. – На лице Августа блеснула хитрая усмешка. – Среди верзил левитант тоже имелся, но, на мою удачу, он оказался из трусливых: взлетел за мной на полметра и, заметив в моей руке нож, вдруг передумал.
По итогу в моем арсенале был нож и огромное желание свалить из этого бардака. Не теряя времени, я полетел ближе к выходу, но внезапно до меня донесся знакомый голос.
– Ты все-таки встретил Нильса! – воскликнула Мира.
– Нет, голос был не его. Слушайте дальше.
– Дерни меня за щиколотки! Ческоль, ты, что ли?
Я посмотрел вниз и посреди разбойничьих туш распознал Паама Юнга, своего давнего приятеля из Олоправдэля. Мы с ним выросли на одной дороге, гоняли в детстве гусей… Паам узнал меня, что хорошо, но он был одним из тех верзил, которые без причины напали на меня, что, очевидно, плохо. Я замер в нерешительности над кирпичной кладкой камина.
– Парни, это мой давний друг. Отбой! – крикнул он.
Верзилы, отколупывая от щек воск, стали недоуменно переглядываться. Паам Юнг вышел из толпы и, поравнявшись с камином, поднял ко мне одутловатое лицо:
– Август, спускайся! И для чего тебе только понадобилось вырядиться, как сопливый банкир?
Я покосился на свои изношенные джинсы, но нашел в себе силы промолчать.
Пригласил меня Паам за их стол. Пыл разбоя поутих, но некоторые из верзил продолжали глядеть на меня с подозрением, в том числе и тот упырь, чей нож лежал в моем кармане. Остальные же, как мне показалось, за пару минут успели позабыть о моем существовании. Паам, заботливая душа, заказал мне кубок пива, и я с полной отдачей принялся снимать стресс.
Выглядел мой приятель так себе: передних зубов нет, на черепушке плешь размером с крапивное озеро, а ростом он получился не выше моего плеча. Он был самым низким из них, то-то я его сразу и не увидел.
– Сколько же мы не виделись, Август? Лет десять?
– Около того.
– Дерни меня за щиколотки!
– Спасибо, я воздержусь.
– Как предки твои поживают?
– Путешествуют, как обычно.
– Хорошее это дело, – шепелявил Паам. – А мои предки померли все, только сестра осталась, и то не знаю, куда ее черти уволокли, не видел ее уйму зим. Помнишь ее? Та еще заноза. А ты куда переехал?
Потом мы вспоминали зеленые поляны родного Олоправдэля и заглушали ностальгию крепким пивом. Несмотря на нашу с Паамом беседу, осматриваться я не переставал, глядел во все глаза на каждого входящего в таверну граффа. Нильса встретить мне не удалось, но отчаиваться я не хотел и решил поприслушиваться к дружкам Паама, вдруг из их уст что-то да выплывет. Долгий час эти верзилы мерились навыками – выясняли, чья степень ипостаси выше. Среди них, к моему удивлению, оказался весьма одаренный иллюзионист. Он создал вокруг общего стола целый ров. Гоготали южане страшно. Когда страсти поутихли, верзилы завели любопытную беседу. Речь держал тип по кличке Грифель – судя по всему, их главарь.
– …И неизвестные выпотрошили треть урожая моей матушки, спилили ее любимые апельсиновые деревья, теперь на ее грядках одни корни да желуди. Я задумал мстить, как и полагается сыну Зыбучих земель. Взялся за поиски этих шакалов. И знаете, куда поиски меня привели? – Верзилы лениво замотали головами. – В старый особняк. Стоит он в лесу Пяти Сосен, а живет в нем одна женщина-телепат. Ходят слухи, что за всю свою жизнь эта женщина ни разу не покидала стен своего особняка.
– Никогда из дома не выходила?
– И что, она и ограбила твою матушку? – спросил упырь.
– Да нет же, дубина! Говорю же, она из дома не выходит, – рявкнул на того Грифель. – Я навел о ней кое-какие справки. Эта женщина-телепат из древнего граффеорского рода Мауриж, и ее особняк в лесу – родовой, переходящий от потомка к потомку. И есть у их рода особенность: все дети, родившиеся в семье, становятся телепатами. Все без исключения.
– Надо же! – обомлел Паам, который вслед за мной отвлекся на рассказ Грифеля. – Телепатов в Граффеории и так меньше, чем навозных куч, а тут весь род…
– Это что! Они еще и сильнее обычных телепатов, – добавил Грифель заговорщическим тоном. – Другие-то, чего там, способны читать мысли только через прямой взгляд. А эти, из рода Мауриж, читают мысли на расстоянии. Во дают, ага?
Последовали пьяные изумленные комментарии, озвучивать которые не имеет ровно никакого смысла.
– Грифель, ты что же, узнал у этой телепатки имена мародеров, что ограбили твою матушку? – спросил тип, похожий на питбуля.
– Я наведался к ней в особняк, да, – ответил Грифель с гордостью. – Ух, дремучей места я не видывал! Госпожа Мауриж приняла меня с почтением – за плату, конечно, – но предупредила, что результат ее работы не всегда выходит таким, в каком виде его ждут. Я согласился – мол, это лучше, чем ничего. Она выслушала мой запрос, а после больше часа сидела с закрытыми глазами. Вот так.
Грифель закрыл свои глаза, будто никто и не понял, что значит сидеть с закрытыми глазами. Однако же, признаю, этот графф знал, с кем имел дело – все верзилы вокруг него от изумления пооткрывали рты.
– Когда время миновало, госпожа Мауриж произнесла: «Их было двое. Эфемеры. У одного диабет, второй погряз в долгах. В их мыслях постоянно мелькает дом с дырявой лиловой крышей и флигелем, похожим на большое яйцо».
Грифель открыл глаза.
– Это все? – разочарованно кинул Паам.
– Все, – подтвердил Грифель, потирая руки. – Но и этого вполне хватило. Видите ли, господа, мне уже приходилось видеть ту дырявую лиловую крышу и флигель, похожий на большое яйцо. Стоит тот дом в глуши у дороги, недалеко от дома моей матушки.
Здесь дружки Грифеля завыли или запели, или совсем тронулись умом от переизбытка эмоций, не могу точно сказать.
– В тот же день я отправился в назначенный дом, – продолжал их главарь, перекрывая жуткий гвалт. Верзилы резко умолкли. – Двери нараспашку, а эфемеров и след простыл. Во флигеле я обнаружил весь награбленный урожай, и, судя по масштабам, эти братцы мародерничали по всей округе.
– Жабья она морда! Да у этой телепатки третье око! – воскликнул Паам.
– А слухи-то не врали!
– Надо спросить у телепатки, куда эти воры сбежали, нагнать их и как…
Отхлебнув пива, Грифель с улыбкой проговорил:
– Уже сходил и спросил. На сей раз просидела она с закрытыми глазами дюжину часов, но смогла сообщить мне только одно. Говорит, мол, чувствует их мысли где-то на севере.
– На севере? В Прифьювурге?
– Шут их знает, куда нелегкая их затащила, с долгами-то и диабетом.
– Где именно стоит особняк, в котором живет эта женщина-телепат?
А это спросил уже я, страшно заинтересованный историей Грифеля.
– Сказал же – в лесу Пяти Сосен, что на западе от Зыбучего проселка. Тропинка к дому отмечена старым пнем с огромной трещиной посередине.
– Такая вот история, друзья мои, – произнес Август в гостиной Ирвелин. – Мира, плесни-ка воды, а то в горле пересохло.
– И к чему твоя история привела, позволь узнать? – спросила та, не сдвинувшись с места. – Нильса ты так и не нашел.
– Правильно, я нашел кое-кого получше – граффа, который сможет найти для нас Нильса. Мира, ну налей же воды…
– Август, – вклинился Филипп, – ты действительно решил довериться человеку по кличке Грифель? Который чуть не убил тебя только потому, что ты был одет не по тамошней моде?