Повесть о граффах — страница 42 из 82

Она вдруг вспомнила родительский дом, где она часами сидела перед камином, перелистывая сборники нот и напевая мелодию за мелодией. Пела она тихо, заботясь о сне задремавшего рядом отца. Бывало, Емельян Баулин так долго рассказывал ей истории о Граффеории, что ночь и сон приходили незаметно, и Ирвелин приходилось самой додумывать конец последней истории. Благо тлеющие угли выступали превосходным топливом для ее фантазии, и у Ирвелин получалось весьма правдоподобно.

Минута спокойствия прошла, исчезла, как тот оранжевый изгиб пламени, когда госпожа Мауриж мелькнула слева от Ирвелин и поставила на столик поднос со столовым серебром. После женщина-графф отошла и опустилась в кресло с вытянутой спинкой, полубоком стоявшее к остальной мебели. Правую руку она положила на подлокотник, левую оставила на коленях.

– Итак, господин Кроунроул, я готова выслушать суть вашей просьбы.

Филипп занял позицию ближе всех к хозяйке дома. Коротко оглянувшись на остальных, он заговорил:

– У меня есть кузен. Его имя – Нильс Кроунроул. Его-то мы и ищем. Последний раз мы видели его в июне…

– В сентябре, – перебила его Мира. – Последний раз его видела я, это было в сентябре, в галерее Мартовского дворца на Дне Ола…

– В прошлую пятницу, – негромко перебила Миру Ирвелин. – Я видела Нильса в одной из лавок столицы. Правда, я не знала, что это был он.

– Они бывают похожи. Издалека. Филипп и Нильс, – откликнулся и Август, почувствовав, видимо, что и он должен высказаться. – Но вблизи их не спутаешь. Нильс мрачный, как зимние сумерки, а Филипп веселый. Ну, иногда.

Следуя за словесным потоком гостей, госпожа Мауриж двигала только яблоками глаз. Тело женщины словно обернулось в мрамор, пуская всю мощь своего напряжения в слух.

– Дело в том, что этой осенью в Граффеории произошел ряд событий… – принимая эстафету, сказал Филипп и сразу запнулся. Было заметно, что он хорошенько обдумывает последующие слова.

– Господин Кроунроул, – произнесла госпожа Мауриж, – я хотела бы посоветовать вам немного ослабить контроль, ведь это совершенно бессмысленная трата ваших сил. Видите ли, вы пришли за помощью к телепату с достаточно высокой степенью ипостаси, и это отнюдь не хвастовство, а необходимая для моих гостей информация. Я могу с легкостью прочитать любую мысль, промелькнувшую у вас в голове, даже если она задержится там лишь на мгновение. Введите меня в курс дела без утаек, и мы сможем извлечь из нашей встречи наибольшую пользу. – Женщина сделала очередную паузу, будто ждала, пока каждый из граффов усвоит все вышесказанное. – Про кражу Белого аурума из дворца и ваши подозрения насчет вашего брата я уже прочитала, не беспокойтесь. И знайте: все, что слышит эта комната, остается только в этой комнате. Секрет моего гостя – только его секрет. Продолжайте, господин Кроунроул, прошу вас.

Филипп сидел почти так же неподвижно, как и хозяйка дома. Посчитав ее замечания справедливыми, он откашлялся и произнес:

– Я пришел сюда, чтобы отыскать брата. Я намерен поговорить с ним и… и оградить от необдуманных поступков.

Госпожа Мауриж кивнула и в который раз принялась изучать лица четверых граффов. С Филиппа она перешла на Миру, следом – на Августа. На левитанте она задержалась чуть дольше, чем на остальных, и в последнюю очередь посмотрела на Ирвелин.

– Причины присутствия здесь господина Филиппа Кроунроула, госпожи Миры Шаас и господина Августа Ческоля мне ясны. – Мира вдруг сильно заерзала на своей половине дивана. – Вы же, госпожа Ирвелин, лишь единожды пустили в свои мысли образ граффа по имени Нильс, и этот образ весьма туманный. Я даже сомневаюсь, что вы знакомы.

– Вы правы, с Нильсом я не знакома, – ответила Ирвелин, не в силах отвести взгляда от телепата.

– Если вы с ним не знакомы, то для чего вы пришли ко мне?

Интересные все-таки создания эти телепаты. Зачем они задают вопросы, когда сами же могут узнать ответ?

– Я пришла сюда по вине случайностей. Из-за них в краже Белого аурума подозревают меня, а не настоящего вора.

С непроницаемым выражением лица госпожа Мауриж произнесла:

– Я вижу, что истинная причина кроется глубже, но раз вы не озвучили ее сами, не вижу смысла озвучивать ее мне. Значит, вы желаете избавиться от несправедливости. – Она обратила гладкое лицо к камину. В ее темных глазах сверкнули белые искры. – Несправедливостей вокруг так много, что ненароком начинаешь сомневаться, действительно ли все они несправедливы.

Наступила тишина. Оборвав визуальную связь с хозяйкой дома, Ирвелин заморгала с такой жадностью, будто в ее глаза кто-то прыснул пылью. Что эта женщина имела в виду под истинной причиной ее, Ирвелин, визита? Девушка в растерянности посмотрела на Августа, и тот с готовностью ответил на ее взгляд и пожал плечами, будто говоря ей: «Я тоже ничего не понял, но давай посмотрим, что будет дальше».

– Хорошо, – сказала госпожа Мауриж, возвращаясь вниманием к гостям. – Теперь мне необходимо время. Погружение в мысли другого человека требует серьезной сосредоточенности. Угощайтесь травяным настоем, прогуляйтесь по комнате, берите мои книги, только, прошу вас, не разговаривайте. Для успешного сеанса мне важна концентрация. Сбить ее сможет даже шепот.

Все четверо кивнули и с интересом, граничащим с опаской, продолжили наблюдать за действиями женщины-телепата. К их сожалению или все же к счастью, ничего зрелищного за ее словами не последовало. Госпожа Мауриж просто-напросто закрыла глаза, не сменив при этом даже позы.

Последовали долгие часы ожидания. В тишине комнаты, нарушаемой лишь кротким потрескиванием поленьев в очаге, молодые граффы пришли к безмолвному соглашению. «Что ж, начало положено. Остается ждать».

Филипп поднялся, в его отрешенном взгляде мелькало волнение; он неспешно прошел вглубь комнаты, туда, где у хозяйки дома хранились книги, и затих среди полок. Мира откинулась на взбитые подушки и тотчас задремала. Август, надеясь на скоротечный процесс, какое-то время просто сидел и беззвучно молотил костяшками пальцев. Вскоре он не выдержал, взлетел и принялся монотонно наматывать круги вокруг комнаты.

Ирвелин слезла с софы и устроилась на мягком ковре напротив очага. Несмотря на тепло, исходящее от огня, ее пробивала мелкая дрожь. Ирвелин казалось, что женщина-телепат даже сейчас, сквозь закрытые веки, пристально наблюдает за ними, проникая в их самые сокровенные мысли. Поджав под себя ноги, Ирвелин искоса взглянула на хозяйку дома. Та выглядела как каменное изваяние, и Ирвелин даже засомневалась, дышит ли она: вязаная шаль полностью скрывала тело, мешая распознать признаки отлаженной работы легких. Вроде дышит. Или нет? Может, она умеет обходиться без дыхания точно так же, как и без моргания?

Пытаясь отвлечься от наваждения, Ирвелин взяла с подноса серебристую чашку, которая оказалась настолько крохотной, что девушка опорожнила ее за один глоток (и зачем только делают такие маленькие чашки?). Чай показался ей безвкусным. Возможно, он был травяной, а возможно, и листовой или фруктовый. За один несчастный глоток не разберешься.

Допустим, у госпожи Мауриж получится отыскать Нильса. Но взамен на эту услугу они должны будут заплатить своей. Что от них, молодых граффов из столицы, ей может быть нужно? Пополнить запас продуктов? Или вычистить парадный холл от паутины и мохнатых жуков?

Ирвелин вдруг ощутила сильную усталость. Засыпать вслед за Мирой она не хотела, но концентрировать внимание ей удавалось все хуже. Веки отказывали в расторопности, и вскоре держать вертикальное положение ей стало совсем невыносимо. Ирвелин прилегла на мягкий ковер. Только на минуточку.

Мама готовила суп. Тот самый, с горохом и луком. Наверное, его запах разносился по всей Робеспьеровской. Папа наконец-то материализовал обещанные фигурки для ее нового конструктора. Надо бы прыгнуть к папе на шею и крепко его обнять, только вот руки Ирвелин были заняты. В них лежал Белый аурум. Такой блестящий. Она крутила его как волчок, крутила и крутила; на потолке от его золотистых стенок забегали солнечные зайчики.

– Ирвелин, как его зовут? – спросила мама, помешивая суп секатором для цветов.

– Кого зовут? – Девочка нехотя отвлеклась от свечения Белого аурума.

– Того мальчика, с которым ты каталась с горки.

– А. Его зовут Филипп.

– Хороший мальчик.

– Я знаю, мам.

В этот момент Белый аурум выскользнул из ее тонких рук и с треском ударился об пол, расколовшись на две части.

– Ирвелин, просыпайся.

Кто-то дотронулся до ее плеча. Девушка открыла глаза. Она лежала в кругу оранжевого света, рядом на коленях стоял Филипп и пытался разбудить ее. Чуть поодаль, на диване, Август то же самое проделывал с Мирой.

Ирвелин поднялась и, протирая глаза, залезла на софу. Ожившая госпожа Мауриж сидела в прежней позе и спокойно выжидала. Когда ее гости уселись, она заговорила:

– Сознание Нильса Кроунроула, эфемера, я обнаружила. Мысли его разрозненны, никакой дисциплины…

– Это точно про Нильса, – едва слышно хмыкнул Август.

– …Но мне удалось расшифровать среди них три ясных сигнала, – продолжала женщина. – Готовы ли вы услышать их?

Мира, Август и Ирвелин синхронно кивнули. Филипп же заострил взгляд на огне и кивнул только тогда, когда Август подтолкнул его в плечо.

– Хорошо. Итак, сигнал первый. – Женщина посмотрела на Филиппа. – В мыслях вашего брата постоянно вертелось одно и то же название. Так уж вышло, что мне приходилось слышать о нем прежде, в связи с чем я могу с легкостью интерпретировать этот сигнал под жизненную ситуацию вашего брата. Нильс Кроунроул является членом общества под названием «Девять пилигримов».

Ирвелин повернулась на звук: челюсти Филиппа со скрежетом схлестнулись. Август тем временем обратился к ней:

– Ты говорила о нем, да? Это одно из тех обществ…

– Да, одно из тех тайных обществ, что были против закона королевы Линдаллы, – закончила за левитанта Ирвелин.

– Вы сказали, что слышали это название прежде, – обращаясь к госпоже Мауриж, сказал Филипп. – Не могли бы вы поделиться с нами вашим знанием?