Закончив вопрос, Харш прикрыл глаза. Он отчаянно надеялся, что она назовет хотя бы одно имя.
– Нет, – ответила Ирвелин, не дрогнув. – Их имен я не знаю.
Снова она обманула его. Снова скрыла имя. Однако в этом и состоял ее план: выложить желтым плащам все, что она знала о девяти пилигримах, но без рассекречивания заветного имени. Желтым плащам предстояло отыскать преступников без туза в рукаве, а Ирвелин постарается всячески им содействовать – лишь бы они отыскали Августа, Филиппа и Миру.
Харш промолчал, продолжая сидеть с закрытыми глазами.
– А имя Прута Кремини вам о чем-нибудь говорит? – вмешался его младший помощник.
– Вроде нет, – поразмыслив, сказала Ирвелин, радуясь, что врать ей больше не нужно. – А кто это?
– Неважно! – вставил Ид Харш, резко поднявшись и с укором метнув взгляд в Чвата. – Госпожа Баулин, вы сказали, что пилигримы могут быть связаны с похищением Олли Плунецки. Объяснитесь.
К обсуждению кукловода Ирвелин была готова, а потому выпалила свой ответ, как заученный назубок стих:
– Олли Плунецки создал живую куклу. Пилигримы пришли к нему в лавку, чтобы украсть эту куклу. Думаю, им нужны были и кукла, и ее создатель.
Отреагировали желтые плащи с задержкой. Какое-то время они смотрели на Ирвелин без единой эмоции – ждали, наверное, что она вот-вот рассмеется. Но шутить Ирвелин не собиралась.
– Любопытная теория, госпожа Баулин, – с кривой улыбкой ответил Харш. – Только Граффеория – это не цирк с бубном и говорящими конями. Оживление куклы? Вы серьезно?
– Более чем, – сказала Ирвелин, глядя детективу прямо в глаза, пусть это было и тяжело. Август предупреждал, что в полиции ее подозрения всерьез не воспримут, но сдаваться она не собиралась. – Куклу прозвали Серо. Он из фарфора, одет в золотой костюм шута. Я раз пять ходила в лавку кукловода, чтобы убедиться, что он живой. – Желтые плащи переглянулись. – Однажды я заметила у Серо движение в районе груди. Такое, будто кукла дышала…
– В тот день, когда Олли Плунецки похитили, вы приходили в лавку из-за этой куклы? – вклинился Харш, пропуская мимо ушей ее последние слова. Дождавшись ее кивка, Харш провел ладонью по озабоченному лицу и, с силой сохраняя деликатность, произнес: – Не буду лукавить, госпожа Баулин, ваши подозрения кажутся мне беспочвенными. В Граффеории вас не было более десяти лет, и полагаю…
Внезапно раздался настойчивый стук.
– Ну что еще! – с раздражением кинул Харш, даже не смотря в сторону двери.
Ирвелин оглянулась. В кабинет детектива вошла женщина средних лет. Ее сероватое лицо напоминало бетонную плотину – ноль эмоций, ноль участия.
– Господин Харш, звонил капитан Миль, – возвестила женщина. – Белый аурум снова украден.
Ирвелин беззвучно ахнула.
– Зайдите попозже, госпожа Плаас. Я занят. И, прошу вас, сделайте мне крепкий кофе. Именно крепкий, а не тот разбавленный компот, что был утром.
Кажется, страшное объявление детектив не воспринял, и Ирвелин его не винила: у этой госпожи Плаас был такой бесчувственный голос, словно она докладывала о готовности квартального отчета.
– Снова украден? Когда?
Чват Алливут спохватился первым. Он вышел вперед и растерянно замахал ресницами. От реакции своего помощника Харша как током ударило, и он резко развернулся:
– Вероника Плаас! Ваше хладнокровие меня в могилу сведет! Живо говорите все, что знаете!
– Белый аурум снова украден, – как ни в чем не бывало повторила женщина, напомнив Ирвелин отличницу, отвечающую у доски. – Капитан велел вам немедленно выезжать в Мартовский дворец. Больше мне ничего не докладывали.
Глаза Харша, остервенев, заметались по кабинету. Ирвелин вместе с остальными неподвижно наблюдала за сыщиком и ждала. Мысли девушки метались точно так же, как и Харш метался по кабинету. Неужели снова? И кто повинен в этот раз? Нильс и его шайка? Их поймали или им удалось снова сбежать?
Тут, откуда ни возьмись, комнату заполонил оглушительный рев. Да такой силы, что подлокотники у кресла, на котором сидела Ирвелин, пришли в движение. На полках затряслись книги, стряхивая на пол пыль, свисающая с потолка люстра опасно закачалась…
Инстинктивно закрыв уши и прищурив глаза, Ирвелин осмотрелась. Вопреки ее ожиданиям, желтые плащи не придали происходящему и малейшего значения. Их тела потряхивало так же, как и мебель, однако сопротивления они не оказывали.
– Что это? – вскрикнула Ирвелин, приготовившись делать прыжок под стол – вроде так учат действовать при землетрясении? Но даже если ей кто-нибудь ответит, она все равно не услышит.
Миг – и все стихло. Ирвелин так и застыла на краешке кресла с пальцами в ушах.
– Это часы с грифоном, госпожа Баулин, – сообщил ей младший помощник, поднимая с пола упавшие книги. – Часы объявили о наступлении нового часа.
Ирвелин торопливо приняла прежнюю позу, желая стать как можно более незаметной.
– Ясно, – тихо сказала она.
– Вы! – раздался взбешенный рык Ида Харша.
Ирвелин оглянулась к двери, решив, что в кабинет вновь кто-то вошел и взбудоражил сыщика. Но у входа стояла одна госпожа Плаас, продолжая даровать миру свою кристальную отрешенность.
Тогда на кого же так разозлился детектив?
Ирвелин вернулась вниманием к желтым плащам и увидела, что шаровые молнии Ид Харш пускал прямо на нее.
– Вы пришли сюда, чтобы отвлечь меня! – сквозь зубы зарычал он. Его щеки заходили вверх-вниз, оголяя запрятанные скулы.
Один пожар следовал за другим, и Ирвелин за ними не успевала. Ей понадобилось с десяток секунд, чтобы понять, о чем говорил детектив.
– Я здесь ни при чем, – брякнула она.
– Значит, это простое совпадение? – с напором спросил Харш, облокачиваясь кулаками о стол. – Вы здесь заговариваете нам зубы, а ваши сообщники там, во дворце, совершают очередную измену родине?
Ирвелин словно язык проглотила. Она смотрела на разъяренное лицо детектива и не знала, чем ответить ему. Совпадение и вправду было поразительным.
– Господин Харш, думаю, нам стоит поторопиться, – окликнул его Чват. Ему было неловко за поведение начальника, и он с извиняющимся видом заулыбался. – Капитан Миль ждет вас, детектив.
Скинув с мушки лицо Ирвелин, Харш шумно выдохнул и, прилагая немалое усилие, выпрямился. Тембр его голоса чуть смягчился.
– Ты прав, Чват. Надо ехать.
Затем от него последовал ряд скоординированных действий. Он отпустил госпожу Плаас на свое рабочее место, после – взмахом рук сгрудил все бумаги разом и филигранно отправил их лететь в ящики бюро. Одну папку, самую плотную, он приземлил в руки младшего помощника, снял с вешалки изумрудную шинель и, накидывая ее на плечи, повернулся к Ирвелин.
– Приношу извинения за свою несдержанность, госпожа Баулин. Поспешные выводы сейчас недопустимы. Однако я попрошу вас задержаться. Произошла ситуация красного уровня, а потому она требует внимания особого. Ждите нас здесь. Мы вернемся сразу же, как разрешим ситуацию во дворце. Чайник и печенье в вашем распоряжении. Слева от офисного камина есть кафетерий.
Слова эти Ид Харш произнес сдержанно, но твердо, без права на ответную апелляцию. Ирвелин понимала, что возразить она не могла, и дала согласие, хотя на какой-то миг ей безумно захотелось поехать вместе с ними в Мартовский дворец и увидеть происходящее своими глазами.
Харш и его помощник вышли, оставив Ирвелин коротать часы в безликой неизвестности. Из коридора слышались взбудораженные голоса и топот. Судя по всему, новость об очередном похищении Белого аурума подняла на ноги весь участок. Ирвелин отложила свое пальто и подошла к окну, у которого ранее стоял сыщик. Там, внизу, по широкому мосту Возрождения на западную часть Граффеории мчала дюжина полицейских машин. Возле моста уже собрались зеваки: они обрывали свои разговоры и с любопытством провожали взглядом мигающую вереницу. Ирвелин посмотрела выше. Мартовский дворец где-то там, вдалеке, затерялся в мешанине из зеленых крыш. Зацепить взглядом Ирвелин смогла лишь верного товарища дворца, башню Утвар, чей гордый шпиль виднелся вдалеке. Именно туда сейчас устремились все желтые плащи столицы.
Спустя четверть часа набережная стихла, и Ирвелин отошла от окна. Гнетущая атмосфера кабинета Ида Харша не предвещала ничего, кроме унылого времяпрепровождения наедине с десятком книг на тему сыскного дела. Ни единого цветка, ни картины, ни зеркала на бесцветных стенах здесь не было. На полу лежал ковер, но и тот на вид колючий и жесткий. Ирвелин заприметила единственную вещь, никак не связанную с работой сыщика, – маленькую рамку с фотографией, которая стояла во внутренней части бюро. На фотографии улыбались двое – Харш, версии более молодой и подтянутой, и мужчина постарше, с тонкой проседью возле ушей. «Наверное, его отец», – подумалось Ирвелин, хотя мужчины были не похожи. На фотографии Харш не хмурился, из-за чего Ирвелин не сразу его узнала; обычно тяжелые веки детектива были широко распахнуты, словно в момент фото кто-то его приятно удивил.
Сделав от бюро шаг назад, Ирвелин случайно задела что-то движущееся. Обернувшись, она увидела большую доску на колесиках, которую она не заметила раньше из-за абсолютного слияния цвета доски со стеной. Лицевая сторона доски была отвернута, и Ирвелин, потратив на сомнение разве что пару секунд, развернула доску к себе.
Первое, на что упал ее взгляд, была ее собственная фотография. Кто-то сфотографировал ее издалека, когда она гуляла в покрытом инеем королевском саду. Рядом висело еще одно ее фото – на Скользком бульваре, когда Ирвелин в очередной раз заходила в лавку кукловода Плунецки.
Кое-как отойдя от шока, девушка осмотрела всю доску. Перед ней был целый коллаж. Десяток фотографий, короткие записи, вырезанные из газет статьи. Здесь висели и фотография Миры, и блеклое фото их кирпичного дома, даже старая статья об ее отце, напечатанная так мелко, что выцветший текст было не разобрать. Списки каких-то имен и адресов, карта столицы…
Ирвелин с силой развернула доску обратно к стене и отпрянула от нее, как от чумной маски.