Множество голов, окруживших стол спорящих, согласно закивали.
– Красиво говоришь, Квидемиль, однако твои сладкие речи не могут перекрыть факты, – произнес мужчина по имени Бучит. Он был ниже своего оппонента на целую голову, но спеси демонстрировал куда больше. – Вспомни из истории, какой интерес испытывали к нам иностранные дома, а после вспомни, благодаря какой силе наши границы до сих пор неприступны? Монолиты отражателей! И куда они денутся, попади Белый аурум за границу? Верно: монолиты исчезнут! Растворятся, будто и не существовали никогда. И что останется? Лишь двухметровые заборы, в которых даже мы с тобой, скромные работяги, сможем пробить брешь.
И вновь многие из присутствующих закивали.
– Никто не будет нас захватывать, – со спокойной уверенностью возразил Квидемиль. – Мы живем в мире и согласии со многими странами.
– А я вот что-то в этом сомневаюсь. У Граффеории нет оружия. Вся наша так называемая сила сводится к нашим ипостасям. Нет равнозначной армии, нет ресурсов для войны…
– Войны? Да что за ужасы вы здесь говорите, уважаемый! – вступила в спор женщина-эфемер лет сорока, сидевшая за столом у окна. Все взгляды обратились к ней. – Граффеория – самое обособленное государство из всех ныне существующих. И самое безобидное, между прочим. Мы как мыши, никогда не покидающие своей норы. Никто и пальцем не пошевелит в сторону наших границ.
– Неужели? – повернулся к ней разрумяненный Бучит. – Да будет вам известно, сударыня, что с тех пор, как король Филлиус Второй сделал нашу особенность всемирным достоянием, многие из соседних стран стали поглядывать на нас с неприкрытым азартом. Слюни пускают, успевай только вытирать.
– Вы, друг мой, якшаетесь не с теми иностранцами, – ответила женщина грозно. – Мои же источники уверяют, что весь мир склонен заботиться лишь о собственных границах. До нас, далекой и диковатой Граффеории, никому и дела нет.
Комментарий женщины встретил дюжину солидарных возгласов, даже Тетушка Люсия, вытянувшись за кассой, еле заметно кивнула.
– Пройдет время, и вы сами убедитесь в правоте моих предсказаний, – объявил Бучит. После он лукаво усмехнулся, давая понять, что он говорить закончил.
– А как быть с нашей жизнью, с жизнью обычных граффов? – раздался голос из глубины зала. – Если слухи правдивы и Белый аурум действительно украли, как нам, простым граффам, жить дальше?
Вопрос этот пробудил рой из беспорядочных выкриков, которые разлетелись по всей кофейне. Выглядывая из-под барной стойки, Ирвелин жевала остывший крендель и с интересом крутила головой. Что-либо разобрать у нее больше не получалось, гости говорили наперебой, кто-то тихо и только в ухо своему товарищу, а кто-то громко и на весь зал. Граффы размахивали руками, толкались, проливали на себя чай и как ни в чем не бывало продолжали с ожесточением спорить. Со своего наблюдательного пункта Ирвелин заприметила лишь одного граффа, никак не участвующего в обсуждениях. Это был одинокий мальчишка, который сидел в дальнем углу за роялем, в том самом месте, где любила сидеть сама Ирвелин. Его джинсовый комбинезон был изрядно испачкан, а голову прикрывала вывернутая наизнанку шапка. Облокотившись на большой затянутый мешок и подогнув под себя ноги, мальчик молча кормил с руки одну из кошек старушки Корнелии.
Точка зрения граффа по имени Квидемиль была Ирвелин по душе. Уже как лет пятьдесят большой мир утратил былое любопытство к необычности Граффеории; в газетах писали, что туризм в королевстве скоропостижно падал. Ирвелин долгое время сама жила за границей, и за все те года если она и встречала упоминание о Граффеории, то только на кулинарном канале – иностранцы были готовы стереть пальцы в кровь за подлинный рецепт граффеорских пряников из аниса.
Вдруг шум прервался, и Ирвелин опять увидела Квидемиля. Мужчина встал во весь рост и, привлекая к себе побольше внимания, замахал руками:
– Уважаемые граффы! Послушайте! Я прошу вас, не поддавайтесь панике! На данный час наверняка известно лишь то, что кто-то совершил попытку украсть Белый аурум. Все. В столице работают лучшие полицейские со всей Граффеории, поэтому давайте верить в благоприятный исход.
– Согласна с вами, Квидемиль, – поддержала его женщина-эфемер. – Ситуация, вне всяких сомнений, серьезная, но давайте отпустим излишние волнения и мысленно поддержим нашу доблестную полицию!
– Верно-верно! – откликнулся зал.
Перипетии продолжились, но уже в более мирном ключе. Ирвелин закончила с перекусом и со вздохом заключила: пора бы начать действовать. Она дождалась, когда Тетушка Люсия рассчитает очередного гостя, и снова обратилась к ней:
– Тетушка Люсия, могу я воспользоваться вашим телефоном?
– Телефоном? Зачем вам?
– Мне нужно срочно позвонить родителям, – без уверток призналась Ирвелин.
– А из своего дома вы не можете позвонить? – спросила Тетушка, на что Ирвелин лишь кратко ответила: не может. Женщина прищурилась: – Ладно, разрешаю. Один раз. Телефон висит у кухни. – И вдогонку убегающей Ирвелин добавила: – И не слишком долго! Плати потом за ваши толки.
Кухарки, госпожи Лоозы, на кухне не оказалось, что было Ирвелин на руку. Отыскав аппарат, она кинула под ноги свой рюкзак и набрала заветный номер. Длинный гудок, длинный гудок, и еще один, и снова…
«Возьмите трубку!» – мысленно скандировала Ирвелин, но назойливые гудки не желали заканчиваться. Неужели родители до сих пор не вернулись с балета?
Длинные гудки сменились короткими. Ирвелин позвонила еще раз. Откуда-то сверху, с неровных потолочных плит, на Ирвелин медленно опускалось отчаяние. И к кому теперь бежать? Возвращаться домой она попросту боялась. Обратиться за помощью к Тетушке Люсии? Или вернуться в участок? Да, наверное, это самый правильный путь. Нужно сейчас же вернуться в участок.
Ирвелин вернула трубку на аппарат и решительно схватилась за лямку рюкзака. Миг – и из рюкзака прямо на каменный пол посыпались ее вещи. Когда-нибудь она возьмет в привычку закрывать свой рюкзак.
Когда-нибудь. А сейчас Ирвелин нагнулась и начала второпях собирать выпавшие вещи: граффеорский паспорт, стопку помятых нот, бутылку воды, карманный метроном… Ирвелин было расстроилась, увидев на боковой стенке метронома последствие удара о камень – глубокую трещину, но тут же вспомнила о превосходном умении метронома к самостоятельному восстановлению. И без зазрения совести закинула его обратно в рюкзак. Следующим в руки Ирвелин попался скомканный клочок бумаги. Подняв его, девушка увидела ровный почерк Филиппа. Да ведь это его записка, которую он оставил ей перед отъездом в Олоправдэль! Тут же, внизу, был указан номер Августа…
Ирвелин вернулась к телефону. Ситуация может разрешиться, если ей удастся связаться с Августом. Но увы, ничего нового ей услышать не пришлось – в трубке сквозили все те же противные гудки, все те же пустые надежды, все те же…
– Алло? – внезапно услышала Ирвелин и чуть не выронила от неожиданности трубку. – Вас не слышно. Алло?
На том конце провода говорил не Август, а незнакомая женщина. Ирвелин подняла записку Филиппа ближе к глазам – может, она перепутала какую-то цифру?
– Алло-алло? – не сдавалась женщина.
– Да, добрый день, – отозвалась наконец Ирвелин. – Прошу прощения, я, наверное, ошиблась, я звонила Августу Ческолю…
– Вы не ошиблись. Август – мой внук.
Ирвелин просияла и вновь чуть не выронила трубку.
– Госпожа Ческоль, здравствуйте! Меня зовут Ирвелин, я – знакомая Августа, с недавних пор мы с ним соседи…
– Как чудесно! – произнесла бабушка Августа. Ее мягкий с придыханием голос выдавал в ней человека участливого.
– Подскажите, вы, случайно, не знаете, где сейчас Август? – спросила Ирвелин, скрещивая на свободной руке пальцы наудачу.
– Ох, нет. Наш внук неуловим. Мы сами, должна признаться, только что вернулись из Португалии, я и дедушка Августа. Не виделись с внуком полгода. Наверное, это мне стоит спрашивать у вас, где блуждает наш Август.
И она засмеялась, как смеются квартирные комедианты после вполне удавшейся шутки. Только вот Ирвелин было сейчас не до смеха.
Дверь, ведущая в зал кофейни, открылась, и мимо Ирвелин с огромными мешками мусора прошел Клим. Не удостоив Ирвелин и взглядом, он дошел до конца кухни, плечом толкнул выход и исчез в темноте заднего двора.
– Так вы не знаете, дорогая, где мой внук?
Ирвелин задумалась. Пугать бабушку новостью, что ее внук пропал, точно не стоило, но и вселять ложное спокойствие Ирвелин тоже не могла.
– К сожалению, я не знаю, где он, – призналась она.
– Ох, ладно. Знаете, Ирвелин, за столько лет я научилась доверять Августу. Мой внук необычайно смышленый, он способен найти выход из…
Замолчав на полуслове, госпожа Ческоль издала неясный звук. До Ирвелин донесся какой-то шорох, а за ним – шум помех.
– Госпожа Ческоль? Вы здесь?
Короткая заминка, и помехи прекратились.
– Ах, вот повезло! – ответила женщина. – Оказывается, Август приезжал сюда, домой, и оставил нам весточку. Я сперва и не увидела ее среди всех своих справочников. – Она прокашлялась и продолжила медленней: – Вот тут он пишет, что соскучился. Да. А вот тут пишет о полете на горы Дюры, которое пришлось отложить… Ох, и верно, как много в путешествиях зависит от погоды. Так-так, и вот тут. Ирвелин, вы еще со мной?
– Да, я внимательно вас слушаю.
– Замечательно, ведь Август написал, куда он отправился дальше. – Ирвелин сильнее прислушалась. – Пишет, что уезжает на Зыбучие земли и если вдруг он понадобится нам, то спросить о нем можно в таверне «Косой левитант». Великий Ол с ним, что за диво занесло его на эти земли?! Говорила я Эрику, не стоило рассказывать внуку о наших передрягах в тех кабаках…
Но Ирвелин отвлеклась. Звуки, которые доносились из зала кофейни, изменились. Вместо равномерного гула девушка услышала мужские голоса, да так отчетливо, словно говорившие стояли прямо у двери на кухню.
– …Мы разыскиваем ее, чтобы отвезти в участок. Приказ капитана Миля.