– А что она, позвольте узнать, натворила? – раздался строгий тон Тетушки Люсии.
– Несколько часов назад госпожа Баулин совершила побег из полицейского участка.
Что на это ответила Тетушка Люсия, Ирвелин не расслышала – в кофейне что-то громко хлопнуло. Когда все стихло, раздался голос офицера:
– Мы не имеем права распространять всю доверенную нам информацию, госпожа Флициа.
«Дела мои плохи».
Ирвелин стояла с опущенной трубкой, смотрела перед собой помутневшим взглядом и слушала, боясь пошевелить даже пальцем.
– Пока вы не поясните, в чем именно ее обвиняют, я вам ни слова не скажу, – с вызовом произнесла Тетушка Люсия, и c не меньшим вызовом ей ответили:
– Госпожу Баулин подозревают в похищении Белого аурума.
«Дела мои совсем плохи».
Из динамика доносилась певучая речь бабушки Августа. Ирвелин посмотрела на трубку как на видение из прошлого, словно с момента, как она познакомилась с госпожой Ческоль, миновала неделя. Перед глазами плыло, сфокусироваться не получалось. Она пыталась быстро соображать, но изумление, граничащее с паникой, сковало ей разум и мешало как следует сосредоточиться.
Что же Ид Харш узнал во дворце, в связи с чем ее, Ирвелин, объявили в розыск? «Погоди! Ты же сама просила администратора из участка передать желтым плащам, что будешь ждать их дома, на Робеспьеровской. Нужно просто выйти к ним и сказать о недоразумении, которое произошло…»
– Ирвелин Баулин здесь или нет? – теряя терпение, спросил офицер. – Поймите, она может угрожать безопасности ваших гостей. Нам приказано немедленно арестовать ее.
После этих страшных слов Ирвелин представила, как ее сажают в холодную одиночную камеру. Спустя сутки или двое к ней заявляется желтый плащ, сковывает ее руки наручниками и ведет на тотальное сканирование… Но она, как и отец когда-то, отказывается от процедуры. Тогда ее готовят к депортации…
За дверью началась возня. Решение пришло к Ирвелин стихийно, как удар молнии во время дождя. Бабушка Августа продолжала что-то в воодушевлении говорить, но Ирвелин в спешке повесила трубку. В один прыжок достигнув печки и схватив свое пальто, Ирвелин кинулась к заднему выходу. Фонарей во дворе не было, и она побежала вперед, ориентируясь лишь по белому свечению снега. Где-то слева лаяли собаки, справа играла музыка. Ирвелин бежала по вытоптанной тропинке и почти уже достигла арки, чтобы покинуть двор, но откуда ни возьмись появилось высокое препятствие, и девушка, поскользнувшись, повалилась прямо на него.
– Ирвелин?
Ее подхватили крепкие руки. Подняв голову, Ирвелин увидела торчащие из-под шапки рыжие волосы.
– Что-то случилось? – спросил Клим и отпустил руки, когда убедился, что она твердо встала на ноги. Выглядел он взбаламученным.
Ирвелин не ответила и в ужасе обернулась, ожидая погони. Однако со двора доносился один лай.
– Что случилось? – повторил Клим.
Объясняться времени не было. Ирвелин посмотрела Климу прямо в глаза и заговорила так быстро, как никогда в жизни не говорила.
– Клим, я знаю, мы с вами не особо-то ладим, но сейчас я вынуждена обратиться к вам с просьбой. Там, в кофейне, желтые плащи. Они пришли за мной. Я не виновна в том, в чем меня обвиняют, произошло недоразумение, но пока я не могу этого доказать. Поэтому убегаю. Прошу вас, Клим, как вернетесь в кофейню, не выдавайте меня. Не говорите желтым плащам, что видели меня здесь. Договорились?
Вместо ответа Клим дернул плечами и посмотрел куда-то сквозь Ирвелин. Потом вернулся вниманием к ней и кивнул. Этого было вполне достаточно, и Ирвелин, поблагодарив Клима, побежала под арку.
Скользкий бульвар стоял на ушах. Несмотря на поздний час, граффы и не думали расходиться. Ирвелин натянула шапку до самых глаз, пересекла дорогу и нырнула в запруженную граффами аллею. Теперь, двигаясь в толпе, она сбавила ход. В таком плотном потоке обнаружить ее будет сложно. Поток граффов медленно двигался на север – в сторону Мартовского дворца, а Ирвелин пошла против течения – туда, где находилась станция граффеорских поездов. Оглядываться она боялась, хотя еще на кухне «Вилья-Марципана» поняла, что те офицеры, которых послали на ее поимку, были эфемерами. Куда ей с ними тягаться? И если бы они ее заметили, то уже нагнали бы.
Вокзал был в пяти километрах от центра. Прогулка Ирвелин предстояла долгая.
Когда толпа поредела, со Скользкого бульвара Ирвелин перешла на улочку менее приметную. Здесь повсюду мерзли кусты ежевики, а дома были окружены ажурными калитками; здесь было так тихо, что звук от шагов Ирвелин непременно привлекал внимание граффов, живущих на этой улице. Во многих окнах горел свет, граффы готовили ужин, а там, где было темно, кто-то уже мирно спал. Как, должно быть, сейчас спокойно там, по ту сторону каменных стен, как радостно и безопасно под родной крышей, в окружении семьи…
Сейчас, под вой морозного ветра, Ирвелин почувствовала себя страшно одинокой. Родители ее далеко, друзьями она называла только парочку старых пианино, а среди приятелей у нее была лишь тройка пропавших без вести граффов (на которых она к тому же сердилась). Невелик список. А теперь, вдобавок ко всему, она числилась в рядах сбежавших преступников.
Спустя час ее отступления, когда близилась полночь, Ирвелин вышла на утопающую в огнях магистраль. Впереди маячили конусные башни граффеорского вокзала. Пассажиров и их провожающих встречала гордая цепь колоннады, и Ирвелин побежала прямо к ней.
Добралась!
Внутри вокзала атмосфера была спокойной, здесь будто и не слышали ничего о происшествии в Мартовском дворце. Уборщица-штурвал сидела на скамье для пассажиров, листала утреннюю газету и лениво крутила рукой, руководя мокрой шваброй. Реденькая кучка граффов ожидала в очереди к кассам, а еще один графф, материализатор, залез на высокую стремянку и без помощи инструментов чинил вокзальные часы. По периметру стояла охрана из трех граффов, но вид у них был скучающий. Поразившись своей удаче, Ирвелин заняла место в очереди.
По громкой связи объявили скорое прибытие поезда из Штоссела. Потом из Клекота. Как долго ей придется ждать поезда до Зыбучих земель? Хорошо бы не до самого утра.
Очередь двигалась. Когда последний перед Ирвелин графф подошел к кассе, девушка уставилась ему в спину: вот он снимает шляпу в знак приветствия, вот он открывает свой саквояж, вот достает паспорт в плетеной обложке и протягивает его билетеру в окошко… Ирвелин оцепенела.
Паспорт! При покупке билета на поезд требуют паспорт! С именем и фамилией! Как она могла забыть об этом? Наивная простота!
– Следующий! – объявил мужчина-билетер.
Ирвелин сглотнула. Следующей была она.
– Госпожа, подходите, – повторил мужчина застывшей Ирвелин. – Куда планируете отправиться?
Ее глаза в замешательстве забегали по прозрачной перегородке, которая отделяла ее от билетера. Что делать?! Извиниться и отойти? Но куда ей идти?
От безысходности у Ирвелин задрожали колени. Идти ей было некуда.
– В какой вам город, госпожа? – настойчивее спросил мужчина, чем привлек внимание одного из охранников.
На дрожащих ногах Ирвелин подошла к окошку.
– Мне на Зыбучие земли. На ближайший поезд, – прошептала она.
– На Зыбучие земли, – намного громче повторил билетер, что, к ужасу Ирвелин, эхом разнеслось по полупустому залу ожидания. – Вам повезло, один из поездов, проезжающих мимо Зыбучих земель, прямо сейчас стоит на перроне. Пожалуйста, ваш паспорт.
Глядя на белый воротник граффа, Ирвелин поразилась его белизне. В свете настольной лампы воротник сверкал и лучился.
– Ваш паспорт, госпожа, – повторил билетер, протягивая руку.
Ее паспорт лежал в рюкзаке и, кажется, от накала волнений уже прожег в ткани дырку. В очередь встали другие граффы, желающие приобрести билет. Их беззаботные голоса сильнее взбудоражили Ирвелин, напоминая ей, что чем дольше она тянет время, тем больше внимания к себе привлекает. Пока Ирвелин судорожно вспоминала, с какой стороны был выход, чтобы знать, куда именно бежать, ее руки сами сняли рюкзак, вынули паспорт и протянули его насупившемуся билетеру. Страницы паспорта зашелестели. Ирвелин покрепче стиснула лямки рюкзака и уставилась на белоснежный воротник граффа.
– Ваш билет, госпожа Баулин. С вас пятнадцать рей.
С заминкой сообразив, что никто не пытается ее схватить, Ирвелин выложила из кошелька стопку монет.
– Вам на третий путь. Счастливого путешествия. Следующий!
В лихорадке забрав билет и паспорт, Ирвелин отошла от касс. Охранники продолжали скучающе беседовать, а билетер занялся следующими пассажирами. Кроме разгневанной уборщицы-штурвала, на швабру которой Ирвелин случайно наступила, никому до нее и дела не было.
Прийти в себя Ирвелин смогла только на перроне. Ее не остановили, у нее есть заветный билет, она может уехать. Она доберется до Зыбучих земель и разыщет Августа.
На этом нехитрый план Ирвелин пока заканчивался.
Перрон столичного вокзала завораживал огнями и дымом. Огромные поезда стояли на путях, как выстроенные в шеренгу гусеницы. Отыскав третий путь, Ирвелин с восхищением оглядела свой поезд. Ехать ей предстояло на сухопутном вороне, самом быстром поезде Граффеории. Блестящий черный локомотив дымил и отрывисто свистел, подавая сигналы о скором отправлении. Длинный поезд, с колесами в белой оправе и закругленной носовой частью, он был похож на породистого скакуна. Просвистел очередной гудок, и Ирвелин побежала искать вход. Оглянувшись напоследок, проверяя, нет ли за ней погони, она запрыгнула в первый вагон и скрылась за черным железом.
В вагоне свободных мест было предостаточно. Ирвелин заняла место у окна. Впереди, к ней спиной, сидел тот самый графф в шляпе, который стоял перед ней в очереди за билетами; мимо прошел графф в потертом костюме и сел в противоположном ряду; еще с полдюжины граффов рассредоточились по всему вагону. Последний предупредительный гудок взвизгнул, и спустя минуту сухопутный ворон тронулся.