– Да нет же! – рявкнул господин Сколоводаль таким тоном, словно не понимал, как помощник детектива мог быть таким тупым. – Кроунроул-старший переехал отсюда около полугода тому назад, а его брат, Кроунроул-младший, живет здесь по сию пору.
Тут-то Чват и вспомнил. Ирвелин Баулин говорила им про пропажу соседей, и одним из них и был кто-то из Кроунроулов. И кто-то из Кроунроулов был упомянут в том списке господина Харша…
– Значит, младший живет здесь, старший переехал. Понял. – Чват зафиксировал этот факт в своей памяти (больше негде, ведь свой рабочий блокнот он из-за спешки оставил во дворце) и приступил к следующим вопросам. – Как долго те граффы пробыли у госпожи Баулин?
– Пятьдесят две минуты, – объявил господин Сколоводаль. – Потом они вышли, захлопнули дверь и стали спускаться. Больше я их не видел.
– А сама госпожа Баулин появлялась?
– Нет. Погодите. – Графф перелистнул страницу назад. – Она ушла из дома еще вчера утром и не возвращалась.
«Из дома Ирвелин пошла в участок, к Иду Харшу. Оттуда – на вокзал, села на поезд и сошла на одной из станций. Выходит, домой перед побегом она не заходила», – изложил про себя Чват, а вслух спросил: – Господин Сколоводаль, а второй мужчина был блондином? Волосы торчком, чуть сгорбленный?
– Не. Второй был огромным. Жилистый такой, с суровой физиономией, – сказал старик, не замечая разочарования на лице юноши.
История заводила Чвата в тупик. Кто же тогда приходил сюда, если не главные подозреваемые в краже Белого аурума? Или это они и были, а Прут Кремини лишь подставное лицо? В уме Чват пытался состыковать все петли этого клубка, но, как и деление столбиком, у него это не получалось.
– Кроунроул-старший уже приходил к госпоже Ирвелин, – сказал Сколоводаль, пока Чват отвлекся. – Они говорили, а после моего появления он сразу ушел.
Чват пытался сосредоточиться. Ему хотелось встать перед визуальной доской детектива Харша, внести все показания Эрма Сколоводаля и неспеша обдумать каждое; свести улики в таблицы, отыскать совпадения и, в конце концов, посоветоваться со своим начальником. Однако здесь, в парадной дома на Робеспьеровской, он был один на один со своими мыслями, которые с каждым последующим ответом свидетеля только сильнее путались.
И тогда младший помощник детектива и задал главный вопрос, который мог вывести его из тупика.
– В какой квартире проживает господин Кроунроул-младший?
Миг, и господин Сколоводаль напрягся, собирая все складки на своем лице в один сплошной пучок.
– В одиннадцатой, если мне не изменяет моя зрелая память. Только я что-то давненько не видел его, младшего-то.
Чват посмотрел сквозь перила наверх. Он не мог избавиться от ощущения, что стоит там, где и должен стоять. Разгадка истории рядом, он чувствовал это всем – глазами, ушами, покрасневшей кожей. Слишком много дорог ведут к этому дому, и это не могло быть обыкновенным совпадением.
Младший помощник детектива попрощался с господином Сколоводалем, с чувством поблагодарив его и пообещав, что полиция Граффеории непременно ступит на путь исправления, и отправился на два этажа выше. Парадная здесь была такой же домашней, с цветами на крохотном подоконнике и затертым ковром. Чват подошел к нужной двери и постучал. Сквозь стук он услышал, как закрылась дверь господина Сколоводаля, а после наступила тишина. Слушая собственное дыхание и разминая от волнения пальцы, Чват ждал.
Где-то глубоко внутри он надеялся, что ему не откроют. Тогда он вернется в участок, дождется Ида Харша и доложит обо всем, что ему удалось разузнать. А что ему, собственно, удалось узнать? На деле – одни теории да предположения, и юноша уже видел, как начальник отмахивается от его занудства.
Когда Чват уже хотел спускаться, раздался едва уловимый скрежет. Кто-то отворял замок. Материализатор замер, уставился на дверь и попытался сменить свой испуганный вид на невозмутимый.
Перед ним появился графф лет тридцати. Он обратил к Чвату щетинистое лицо и произнес хриплым голосом:
– Чем обязан?
– Эм… мм… добрый день. Меня зовут Чват Алливут, я младший помощник Ида Харша, детектива королевской полиции.
По выражению лица незнакомца сложно было прочитать его мысли. Удивился ли он, испугался ли? Его глаза надменно глядели в благовоспитанные глаза Чвата.
– Чем обязан? – повторил незнакомец.
– Это квартира господина Кроунроула, верно?
– Верно, – был ответ.
– Это вы – господин Кроунроул?
– Он самый.
– Позвольте узнать ваше имя и ипостась, господин Кроунроул.
– С какой стати я должен сообщать вам свое имя и ипостась?
Графф продолжал смотреть на Чвата так пристально, словно пытался залезть к нему в самую душу. Может, он телепат?
– Видите ли, вчера вечером в квартиру вашего соседа проникли чужаки, по нашим данным – недоброжелатели. Сегодня мы расследуем это дело, спрашиваем у соседей, кто что видел.
На лице мужчины не дрогнул ни один мускул.
– А разве желтым плащам сейчас не Белый аурум нужно искать?
– Поиском Белого аурума заняты другие уполномоченные группы, – сказал Чват, учащенно моргая.
Несколько секунд мужчина молчал, потом отрывисто произнес:
– Мое имя Филипп, моя ипостась – иллюзионист.
«Точно, Филипп Кроунроул! Его имя было в том списке».
– Господин Кроунроул, не заметили ли вы вчера в парадной что-нибудь подозрительное?
– Не заметил, – сказал он.
Чват замешкался. Поблагодарить и попрощаться? Но он был уверен, что этот Филипп недоговаривает.
– Я могу идти? – отозвался графф.
– Я потревожу вас еще немного, – торопливо отозвался Чват. – Подскажите, вы куда-то уезжали недавно?
Филипп Кроунроул с ответом помедлил. Сперва он оглянулся за свою спину, будто ожидая кого-то, потом вернул внимание к Чвату и посмотрел на его портфель, висящий на ручке через плечо.
– Да, уезжал. В отпуск. В поместье моей семьи на западе.
– И как давно вы вернулись?
– Вчера.
Они смерили друг друга взаимным недоверчивым взглядом.
– А с ней-то что? Все нормально? – вдруг поинтересовался господин Кроунроул, прищурив один глаз.
– С кем? – не понял Чват.
– С соседкой, к которой вчера проникали недоброжелатели.
Чват замер. Его кропотливое чтение инструкций дало свои плоды.
– Я не говорил вам, господин Кроунроул, что это «она».
Лишь на мгновение орлиный взгляд Филиппа Кроунроула метнулся в сторону, но и этого оказалось достаточно, чтобы Чват заметил его и мысленно перешел в боевую готовность.
– Знаете, господин Алливут, – спокойно сказал графф после напряженной заминки. – Мне действительно есть что вам рассказать. Зайдете?
Господин Кроунроул на шаг отошел, приглашая Чвата зайти внутрь. Перед взором юноши открывался длинный коридор, уходящий в темноту.
Чват замешкался. Согласно инструкции, пункт четвертый – «Допрос свидетеля» – он не мог заходить в квартиру подозреваемого в одиночку. Тем более он, балбес, забыл прихватить с собой трость желтого плаща, единственное для него, материализатора, возможное средство защиты.
– Зайти, к сожалению, я не смогу, – сказал Чват. – Буду признателен, если вы поделитесь со мной сведениями здесь.
– То, что я хочу вам сказать, не для чужих ушей, господин младший помощник.
Чват уже намеревался повторить свой отказ и уехать в участок, где он обязательно убедит начальника вернуться сюда и провести полноценней допрос (и прихватит с собой трость!), но внезапно в его воображении мелькнула картинка, настолько вожделенная, что Чват посмел отвлечься. Он стоял на балконе Мартовского дворца и получал от капитана Миля орден мужества; он, Чват Алливут, в одиночку раскрыл тайну похищения Белого аурума, схватил воров и вручил найденный им камень в руки самого короля.
Кем он, собственно, желал стать? Детективом или напуганным щенком? Сомнение Чвата испарилось, он сложил руки на портфель и уверенно поднял подбородок.
– Хорошо, господин Кроунроул, я пройду, – произнес он величественней, чем того требовала ситуация, и переступил порог, не замечая, на свою беду, довольную ухмылку на лице незнакомца.
Дверь за младшим помощником закрылась, и парадная дома 15/2 стихла.
Глава 23Победа и проигрыш
Лес Пяти Сосен почти вплотную прилегал к той части старого особняка, в которой этим утром раскрывался замысел тайного общества. Стволы деревьев стояли так близко, что Ирвелин могла через окно разглядеть каждую прожилку на затвердевшей коре. Эти сосны и представить не могли, свидетелями насколько важного разговора они выступали. Знали бы, обязательно навострили бы свои древесные уши.
Ирвелин вела свой рассказ вплоть до часа дня. Когда очередь дошла до описания встречи с Нильсом на Робеспьеровской, на Филиппа она старалась смотреть как можно реже. Поступок кузена Филипп оставил без единого комментария и хмуро глядел на трещину в окне. Ту встречу Ирвелин постаралась передать настолько подробно, насколько память ей позволила, преднамеренно умолчав лишь об одном. Она не стала озвучивать слова Нильса об Августе и их встрече во дворце. В причастность Августа к делам девяти пилигримов Ирвелин не верила, однако ей хотелось понять, что именно связывало этих двоих. И когда они с Августом останутся наедине, Ирвелин спросит его напрямую. Таков был план.
Момент о ее обращении к детективу Иду Харшу граффы восприняли неоднозначно. Сначала Филипп помрачнел и выпрямил спину так, словно готовился к прыжку на гимнастический турник, но узнав, что имени Нильса Ирвелин не выдала, расслабился. Мира же, скрестив руки, негодовала.
– Что ни говори, а твой поступок сделал только хуже. Я имею в виду твой визит в полицию. Мы теперь снова на плохом счету, а тебя саму так и вовсе разыскивают желтые плащи.
– Отправь вы мне хотя бы строчку о том, что живы, ни в какой участок я бы не ходила, – ответила Ирвелин, готовая к ее нападкам.
– Да что с нами могло произойти-то? Не обижайся, но я думаю, что ты, Ирвелин, перечитала книг и теперь тебе повсюду мерещится…