тличать правду от иллюзии, – произнес Прут умиротворенно. – Вы что же, господин Ческоль, хотели попытаться затормозить камень своим телом? Какая напрасная самоотверженность.
Закончив говорить, он отступил и резво исчез за стеллажом; его ботинки зацокали в сторону выхода. Тигр же так и продолжал хохотать, явно довольный собой, и Август не преминул этим воспользоваться. Он молнией взлетел и кинулся вперед. Прицельный удар в широкую челюсть – и штурвал потерял равновесие. Ирвелин опомнилась, когда Мира случайно задела ее ногой, побежав Августу на подмогу.
«Белый аурум у Нильса. Он сбежит».
Позабыв обо всем на свете, Ирвелин встала и побежала назад, туда, куда устремился Кремини. Не чувствуя под собой ног, она бежала вдоль боковой стены библиотеки. Прута Кремини и след простыл, но этот самозванец сейчас мало занимал ее мысли. Достигнув первой очереди, Ирвелин остановилась и осторожно выглянула из-за угла. Передний холл библиотеки был пуст. Дверь в длинный коридор больше не скрывалась за баррикадой; швейный станок лежал поодаль перевернутый, а вся остальная мебель, точнее свалка из нее, была сдвинута к фонарям.
Какова вероятность того, что Нильс до сих пор оставался в библиотеке? И на что она надеялась? Даже если он еще здесь, он – эфемер. Как она, начинающий отражатель, намеревалась схватить эфемера?!
Позади вступили в такт множество голосов. Нильс и Филипп? Или Август и Мира? Ирвелин уже подумала вернуться, поскольку кому-то могла понадобиться помощь, но остановил ее другой голос. Тот голос, что исходил из памяти.
«У вас, госпожа Баулин, неплохо получается наблюдать».
Ирвелин прикрыла руками уставшие глаза. В эти минуты цепкий слух – ее лучший друг, а интуиция – родная сестра. Выдох и вдох. Выдох и вдох.
Рваные звуки борьбы – это Август и Мира пытались нейтрализовать Тигра; далекий цокот – ботинки Прута Кремини. Выдох и вдох. А следом она ощутила нечто иное. Прохладный запах сырой земли. Будто из недавнего сна. Запах промчался совсем рядом едва ощутимым шлейфом. Откуда она знала его?
Новое слабое дуновение – и Ирвелин вспомнила. Распахнув глаза, она увидела перед собой все ту же дубовую дверь. Забавно, но больше ей ничего и не нужно. Ирвелин вытянула руки на дверь и сосредоточилась. Все прежние звуки исчезли. Секунды сменялись секундами в прозрачной тишине, и перед Ирвелин, видимый только ее шестому чувству, воздвигался крепкий монолит. Дар граффа-отражателя. Прозрачный монолит рос и расширялся, пока не принял форму двери и полностью не перекрыл проем. Отвлечь Ирвелин не вышло даже у вихря, вынырнувшего из ближайшего к ней прохода. Вихрь пронесся между двумя фонарями, обогнул станок и – бу-у-ум! – с глухим ударом врезался в отражательный монолит.
Чудо, но ее затея обернулась успехом.
Изумленная, Ирвелин помчалась к распластавшемуся у выхода граффу. Она ясно видела коричневый сверток, выпавший из его рук при падении. Скоро Нильс придет в себя, поймет, что произошло, протянет руку и вернет утерянное. Эфемер уже приоткрывал веки. Преодолев последний метр прыжком, Ирвелин схватила пожухлый сверток и, развернувшись, ринулась назад.
– Баулин, стой!
Ирвелин бежала, не различая перед собой ни деревьев, ни фонарей, ни книг.
«И что делать дальше? Что дальше? Как мне убежать от эфемера?»
Наверное, ей стоило продумать свой план целиком, а не нестись сломя голову к заветному свертку. Куда ей теперь бежать? Но не успела она хоть что-то придумать, как навстречу ей выбежал еще один графф. Обогнув Ирвелин, он устремился к поднимающемуся с пола Нильсу, и только Ирвелин скрылась за передним стеллажом, как до ее слуха донеслись отчаянные голоса братьев.
– Слезь с меня!
– И не подумаю.
– Черт бы тебя…
Филипп пытался удержать Нильса от погони за ней. Но Филипп – иллюзионист, он не сможет держать эфемера долго. Ирвелин видела лишь один способ победить – сбежать из библиотеки. Но как? Единственный выход из библиотеки – прямо за дерущимися братьями.
Короткой вспышкой, которая стрельнула в пучине беспорядочных мыслей, Ирвелин вспомнила, что именно она держала сейчас в руках. Она опустила глаза на завернутый в бумагу камень. Как и тогда в квартире Миры, Белый аурум пребывал в беспокойной вибрации. Он был совсем не тяжелым, почти невесомым, а из узкой щели проглядывал золотистый блеск.
– Ирвелин, кидай его мне!
Она подняла голову и увидела Августа, по воздуху подплывающего к ней.
– Я левитант, – сказал он и протянул руки. – А среди этих чудил левитантов нет.
Вот он, выход. Она передаст Белый аурум Августу, и он сможет удерживать его под потолком, пока они не выберутся из библиотеки и не вызовут желтых плащей. Но Ирвелин колебалась. Она вдруг вспомнила слова Нильса, сказанные ей в тот вечер, когда он проник в ее квартиру. «Пушистую репутацию Ческоля я немного очернил». О чем же в День Ола Август говорил с Нильсом? И почему Август скрывал это?
Заметив ее колебания, левитант попытался улыбнуться.
– Ирвелин?
Что, если у Августа есть свои скрытые мотивы? Что, если все это время он пытался заполучить Белый аурум для других целей? Это объяснило бы его столь живой интерес к поиску Нильса, ведь Август – единственный из них четверых, кто не оперировал личной выгодой. Должно быть, он знал, для чего Нильс посетил ковровый прием в День Ола, поэтому и подошел к нему.
От следующей догадки у Ирвелин закружилась голова, и она схватилась за полку с прошлогодними календарями. А что, если Август был в сговоре с Нильсом? Что, если этот весельчак – один из девяти пилигримов?
– С тобой все в порядке, Ирвелин?
Отражатель заставила себя посмотреть левитанту прямо в глаза.
На миг образ лесной библиотеки развеялся. На его смену пришел образ грифона, распускающего свои золотые крылья на круглых часах в полицейском участке. Ирвелин представила, как лично вручает Белый аурум детективу Иду Харшу. Ее имя очищено и, что наиболее желанно, очищено имя ее отца. Емельян Баулин сможет вернуться в Граффеорию. Они вернутся вместе с мамой, и все вместе заживут в доме 15/2 по Робеспьеровской.
Она обязана вернуть Белый аурум во дворец. Она обязана перед отцом.
«Главная ноша друзей – доверие».
Слова отца капелью зазвенели в ее голове. Но могла ли она назвать Августа своим другом? Доверяла ли она ему? Она не знала ответа. Но знала, что ей очень хотелось бы доверять.
Август продолжал висеть в паре метров от нее и, совершенно сбитый с толку, ждал. Он давно уже мог выхватить сверток у нее из рук. Он мог, но он не делал этого. Ни слова не говоря, Ирвелин поднялась на цыпочки и передала левитанту Белый аурум. Август принял его и изобразил что-то наподобие благодарного поклона, а потом перелетел через стеллаж и скрылся.
Вопреки здравому смыслу Ирвелин почувствовала облегчение. Облегчение от ноши важных решений. Свое решение она сделала, теперь настал черед Августа. И левитант не заставил себя ждать.
– Финита ля комедия, господа смутьяны, – объявил он на всю библиотеку. – Белый аурум у меня, а я – левитант. Думаю, вам всем пора расходиться.
Глава 26Преданный идее
Ирвелин вышла из рядов. Филипп выпустил Нильса, и они оба, ругаясь и отплевываясь, поднялись на ноги. Вскоре к Ирвелин подбежала Мира, а с центрального прохода вышли Прут Кремини и Тигр; последний обзавелся багровым кровоподтеком на пол-лица. Взгляды всех собравшихся сомкнулись на болтающихся пятках Августа.
– Ну и бардак вы здесь устроили, парни, – язвил левитант. Вдруг он резко дернулся, сделал в воздухе кувырок, а потом вернулся в прежнее положение, крепче сжимая сверток. – А вот так делать не стоит, господин штурвал. Камня из своих рук я не выпущу, а свалить на вашу драгоценную голову что-нибудь потяжелее смогу.
– Спускайся Ческоль! – крикнул Нильс. – И проверим, кто из нас трус!
Ирвелин посмотрела на эфемера. Ни на йоту не изменившийся, Нильс Кроунроул стоял в длинном сером плаще и сверлил бешеным взглядом Августа. Филипп стоял от него на расстоянии вытянутой руки и переводил дух.
Впервые она видела кузенов вместе. Удивительное сходство. Угольного цвета волосы, острые черты лица, рост один в один, телосложение; у обоих длинная шея переходила в широкие плечи. Но братья были такими же поразительно похожими, как и поразительно разными. Филипп, воплощенная интеллигенция, и Нильс, осунувшийся мизантроп. Рубашка Филиппа прилично измялась, пара пуговиц отпала, волосы стояли дыбом, однако до неотесанного вида брата ему было далеко. Единственным изъяном во внешности Филиппа был его сломанный нос, тогда как у Нильса нос был филигранно ровным.
– Благодарю тебя, Нильс, за предложение, но я уже изрядно помял кулаки о лицо твоего славного товарища, – ответил Август, подмигивая Тигру. Тот сразу же предпринял вторую попытку вынуть из рук левитанта сверток с помощью ипостаси, но Август снова сумел его удержать.
– Дворцовый отражатель Прут Кремини, – заговорил с одышкой Филипп. – По всей видимости, вы, Прут, неверно истолковали свои должностные обязанности. Вам следовало охранять Белый аурум, а не красть его.
– Обо мне вам стоит сейчас беспокоиться меньше всего, господин Кроунроул, – ответил ему Прут, отрешенно лицезрея потолок.
– Для чего вам понадобился Белый аурум? – обращаясь ко всем сразу, крикнул Август. – Судя по вашему поведению, вы совсем не против его фокусов.
– Спускайся, Ческоль, – потребовал Нильс, придвигаясь ближе к своим союзникам.
– Иначе что? Меня покусает ваш предводитель? – ухмылялся Август. – Или погоди. Неужели вот он, – он указал ногой на Тигра, – и есть ваш предводитель? Если так, то вашему кружку я не завидую, больно этот господин тупой…
Внезапно опора под ногами Ирвелин исчезла. Невидимая сила уносила тело в сторону, стремительно приближая его к твердой стене. Она попыталась противостоять этой силе, откинувшись назад, но только сильнее теряла контроль. Ирвелин стала марионеткой, которая вот-вот врежется в стену. В панике она замахала руками, стараясь хоть за что-то ухватиться, но вокруг было пусто…