рогим запретом, а кукловодам, которые посмели придать предмету хаеситквэ, грозит пожизненное заключение. – Все присутствующие, кроме Олли Плунецки, слушали женщину с неприкрытым любопытством. – Из научных источников также известно, что предметы, подвергшиеся хаеситквэ, имеют покорность, сравнимую с тяжелой болезнью. Они верны и преданы только своему создателю. Куда шли хозяева – туда шли и эти замученные существа. И ваша кукла, господин Плунецки, – она опустила подбородок, – которая, как оказалось, вовсе не ваша, никуда не пропала. Она отправилась вслед за своим создателем. За граффом по имени Эдея.
– Вы что же, госпожа офицер, верите в эту чушь? – Олли скривил рот.
– Моя работа – не верить, а допускать. Да, господин Плунецки, я допускаю, что кукла в костюме шута может быть жертвой хаеситквэ.
Наступила пауза, нарушаемая лишь постукиванием печатной машинки. Как жаль, подумалось Ирвелин, что этот допрос не слышит Август. И Мира, и Филипп. Поверят ли они ей, когда она взахлеб будет о нем рассказывать? Однако же странно, для чего Ид Харш впустил в кабинет именно ее, Ирвелин? И до сих пор не задал ей ни единого вопроса.
– Господин Плунецки, вам есть что добавить следствию? – задал последний вопрос Харш, присаживаясь на свое кресло.
– Добавить мне нечего, – высокомерно объявил кукловод и с хитрой насмешкой закончил: – И вы вынуждены поверить мне, ведь для сканирования меня телепатом у вас оснований нет. Я потерпевший, а не преступник. Я бизнесмен, и моя доля в бюджете королевства весьма существенна.
И, не дожидаясь разрешения, Олли Плунецки грузно поднялся и затопал к выходу. Желтые плащи, выполняя приказ Харша, расступились, и кукловод вышел в коридор. Дверь он оставил нараспашку, и Харш закрыл ее сам быстрым взмахом руки.
Теперь детектив обратился к ней. Ирвелин ожидала того же каменного тона, тех же парализующих прямотой вопросов, но вместо всего этого она услышала:
– Госпожа Баулин, что вы думаете о признании господина Плунецки? Ему стоит верить?
«Ид Харш интересуется моим мнением?!»
– Его признание многое объясняет, – только и смогла сказать Ирвелин. И она не лукавила. Олли Плунецки с самого начала не внушал ей доверия как выдающийся кукловод, и теперь ее подозрение было оправдано.
Следующую половину часа, когда за створчатым окном из ореола оранжевого света медленно поднималось солнце, Ирвелин выкладывала желтым плащам свою версию произошедшего. Причины, из-за которых позавчера она ушла из участка и не вернулась к себе домой, что произошло дальше, и как она добралась до Зыбучих земель. Особенно плащей заинтриговала история о зорком поле. Ирвелин не стала обрисовывать теорию во всех подробностях (да и при всем желании не смогла бы), она лишь выложила суть, оставив эту привилегию ее автору – Филиппу.
Не обошлось и без вещей, о которых Ирвелин предпочла умолчать. Знать желтым плащам о том, как граффам удалось увильнуть от вездесущих патрульных, было, по ее мнению, совершенно необязательно. И Нильс Кроунроул, будь он неладен. Ирвелин не строила по его поводу иллюзий. Больше скрывать его имя от правосудия у них не получится. Она знала, что в начале допроса Олли Плунецки уже сдал Нильса со всеми потрохами – он сам об этом сказал. Но то ли по привычке, то ли от нежелания иметь хоть какое-то отношение к разоблачению кузена Филиппа, Ирвелин умолчала и о том, что знала того эфемера, что смог сбежать из-под самого носа полиции.
В то время как Ирвелин говорила, Ид Харш восседал за бюро, а женщина-офицер вернулась к картотеке и несла роль молчаливого наблюдателя. Иногда Харш задавал Ирвелин уточняющие вопросы, иногда давал указания своему помощнику – «здесь подчеркнуть и вот здесь», – и, когда голубоватый свет за окном пришел на смену оранжевому, детектив поднялся:
– Знаете, госпожа Баулин, – он сделал выразительную паузу, – вы, как и ваш отец в свое время, заставили полицию изрядно побегать. Здесь у меня лежит документ, – Харш дернул рукой и через секунду уже сжимал опечатанный лист. – Это постановление капитана Миля. Постановление на процедуру тотального сканирования Ирвелин Баулин, отражателя девятнадцати лет. Вы понимаете, что это значит?
Да, она понимала. Это значит, что последние полчаса она только зря сотрясала воздух.
– Понимаю, – сухо произнесла она.
Харш перевел взгляд с постановления на нее, и Ирвелин не увидела в его глазах ничего, кроме жуткой усталости.
– Согласно вашим показаниям, к краже Белого аурума вы отношения не имеете. Более того, во многом благодаря именно вашей сноровке Белый аурум снова в распоряжении дворца. – Он положил документ на стол. – В ближайшие дни мы проведем ряд допросов, после чего сможем выстроить полную картину произошедшего этой осенью. Тогда и будет принято решение по вам и по остальным участникам сегодняшней ночи. А пока вы свободны, госпожа Баулин.
На этой жизнеутверждающей (или не очень) ноте допрос Ирвелин был окончен. Она поднялась и на отекших ногах вышла в овальный коридор. Следующей в кабинет Харша вызвали Миру, и Ирвелин села на ее место. Вокруг их скамьи, то и дело зевая, бегали прибывшие на работу бойцы правопорядка. Среди них Ирвелин разглядела и секретаря Ида Харша, госпожу Плаас. Она пользовалась дыроколом и безучастно смотрела на зевающих коллег.
Ирвелин для себя решила, что разговоров на сегодня случилось предостаточно. Прикрыв глаза, она впервые за эти бесконечные сутки позволила себе расслабиться и ни о чем не думать.
Глава 28Королевский сад
В конце ноября королевские сады нежились под снежным одеялом. Махровые сугробы заполонили клумбы, живая изгородь побелела, а последние утки покинули пруд, отныне покрытый тонкой ледяной коркой. Свободными от снега оставались лишь витиеватые дорожки, которые ежедневно чистили садовники-левитанты. Один из них ловко лавировал с лопатой и сейчас, когда Ирвелин, Август, Филипп и Мира вошли в западные сады. Именно здесь, посреди заснеженных кустов и арок, с лучшим видом на дворцовые башни, им назначил встречу детектив Ид Харш.
– Почему он назначил встречу здесь? Почему не в участке? – негодовала Мира, когда они огибали заледенелый пруд. Посреди белоснежного сада ее канареечный полушубок выглядел как бельмо на глазу.
– Думаю, у него есть на то причины, – ответил ей Филипп. – Хочет поговорить с нами без свидетелей, вероятно.
– Не нравится мне все это…
– А у меня ожидания самые благоприятные, – в который раз стряхивая снег с ботинок, произнес Август. Сегодня на нем была шапка с большим красным помпоном, которая, на зависть Мире с ее отовсюду вылезающей копной кудряшек, левитанту очень шла. – Вряд ли он позвал нас сюда, чтобы усадить за решетку. Филипп прав: Харш намеревается поговорить с нами без лишних ушей. Помните, на нашем допросе была женщина-офицер? Вот она доверия совсем не внушает.
– Мне та женщина показалась справедливой, – отозвалась Ирвелин, шедшая позади всех.
Левитант ответил ей с привычным ехидством:
– Ты просто признательна ей за то, что она верит во всю эту ахинею с куклой Серо.
– Она не верит, а допускает, – поправила его Ирвелин, в то время как Август задавал следующий вопрос:
– А кто она вообще такая? Кто-нибудь в курсе?
– Детектив Доди Парсо, – ответил Филипп, поднимая воротник своего черного пальто.
– Ясно. Опять ЧПО, – вставил Август с насмешкой.
– ЧПО? – не поняла Ирвелин.
– Чрезмерная повсеместная осведомленность.
Настроение у Августа цвело и пахло, той ситуации с браслетом от Нильса будто и не случалось. Ирвелин же была настороже. По всей вероятности, сегодня Ид Харш озвучит ей решение по поводу тотального сканирования, и она никак не могла избавиться от нарастающего волнения.
Когда граффы обошли пруд и направились в сторону окруженной палисадником сторожки, вдали, у ворот, показалась темная фигура сыщика.
– Почему Ид Харш не носит желтого плаща, как другие полицейские Граффеории? – шепотом спросила Мира у Филиппа, рассчитывая, наверное, на его ЧПО.
Иллюзионист ей улыбнулся:
– Этого я не знаю.
Они встретились с детективом у запорошенного палисадника. Харш остановился на положенном лицу при исполнении расстоянии, оглядел их в свойственной ему манере (с подозрением и досадой) и начал беседу с хорошей новости:
– Белый аурум в Мартовском дворце.
Вид детектива напомнил Ирвелин его же на ковровом приеме в День Ола. Похоже, детектив наконец-то позволил себе выспаться.
– С троекратно усиленной охраной, я полагаю? – уточнил Август. Все граффы уставились на него, но левитант смущаться не собирался: – А что? За эту осень Белый аурум своровали аж дважды. Чем не повод для усиления безопасности?
– Вы правы, господин Ческоль, – ответил ему детектив холодно. – Охрана Белого аурума должна быть улучшена. Смею вас заверить, что отныне она будет таковой.
– Но как же все-таки пилигримам удалось украсть Белый аурум? – прямолинейно спросила Ирвелин. Ей так хотелось узнать всю цепь событий, что правилами приличия ей пришлось пренебречь так же, как и Августу. Ирвелин даже показалось, что Ид Харш сдерживался изо всех сил, чтобы не развернуться и не зашагать к воротам.
– Я пришел сюда не для того, чтобы удовлетворять ваше любопытство, – произнес он. – Мне необходимо задать вам вопросы по делу и сообщить…
– Со всем уважением, детектив Харш, – вышел вперед Филипп, – но мне кажется, что мы имеем право знать обстоятельства дела. Ведь мы поспособствовали возвращению Белого аурума во дворец.
Четыре пары загоревшихся глаз уставились на сыщика. Харш встретился взглядом с Филиппом и, не выдав ни единой эмоции, выговорил:
– Ладно. Я расскажу, что нам удалось разузнать, но только в общих чертах. Информация эта конфиденциальна, но поскольку вы, господин Кроунроул, заинтересованы в том, чтобы она таковой и оставалась, не меньше нас, кое-чем я могу поделиться.
Рассказчик из Ида Харша получился отнюдь не такой приятный, как из Августа, – надменные нотки в его голосе резали слух, – но его слушателей это волновало не больше, чем садовник-левитант, махающий лопатой неподалеку.