Еще одно «чудо» — из тумана показались мачты, трубы, знакомые очертания крутых бортов парохода. Гулкие выстрелы заставили «Седова» остановиться. Вот уже спущенная на воду шлюпка пляшет по волнам.
Капитан первым пожал руки Шмидту и его спутникам, обнял их и пробурчал в свои пышные усы:
— Поздравляю, вы были на пороге смерти!
После ухода группы Шмидта, за ней довольно долго следили с корабля в бинокль. Все недоумевали, почему они так медленно двигаются. Когда последний раз вахтенный матрос заметил далеко на льду только две человеческие фигурки, вместо четырех, недоумение сменилось тревогой.
Побережье острова Гукера.
Тем временем, пока отважная четверка пробивалась к берегу, льды потихоньку тронулись. Ожила безмолвная долина, огромные заснеженные поля, разрываясь с глухим треском, двинулись к океану. Появились широкие полосы чистой воды. «Седов» получил возможность двигаться к острову Гукера.
Отто Юльевич с удовлетворением записал в дневник:
«Очень тепло встретила меня команда, которая часто оказывает мне знаки внимания. Она ценит, кроме ровного товарищеского отношения и политических бесед, наличие мужества и предприимчивости, которые они мне приписывают».
…К утру корабль встал на якорь в бухте Тихой.
Шмидт с радостью убедился, что все строительные работы закончены. Очень полезным оказался уход корабля. Рабочие перестали тратить время на переезд утром, в обед и вечером на судно и с судна. Все жили там, где работали, и работали с перерывом только на сон.
Выяснилось, что оставленная на острове Гукера радиостанция из-за неисправности могла только слушать, но не передавать. В условленные часы зимовщики слушали все, что им говорилось по радиотелефону, но отвечать не могли.
Маршрут экспедиции на «Седове» в 1929 году.
Собираясь на торжественное открытие новой полярной станции, седовцы спускались по шторм-трапу прямо на молодой, но уже крепкий лед и шли по нему спокойно на берег. Начиналась зима.
«Время трудное, — констатировал хозяин тетради в клеенчатой обложке. — Ночью опять прижимали к берегу льды, была тревога. Надо уходить поскорее и… с трезвой командой. Решаем сократить торжество и во времени, и, так сказать, в градусах… У дома короткий митинг. Говорили: я, Самойлович, Визе, Воронин, доктор Белкин от ячейки, Кренкель и Илляшевич от зимовщиков. Речи краткие, но значительные и радостные.
Над домом взвивается красный флаг, тот самый, что поднесли нам в Архангельске. Приглашаем зимовщиков в последний раз выпить с нами чаю, подавая пример строго обходиться без алкоголя. Сердечно проходит прощание…»
На мачтах «Седова» колышутся прощальные флаги.
С неба надают тяжелые хлопья снега.
Вечером 30 августа, в непроглядной белой мгле, «Седов», дав три долгих гудка, тронулся в обратный путь. Поднялась пурга.
Корабль вышел в Британский канал, заполненный старым и тяжелым льдом. «Седов» еле продвигался вперед, сотрясаясь всем корпусом, и в конце концов принужден был остановиться. Ледяные поля все сильнее и сильнее сжимали маленький ледокольный пароход. И пока еще была возможность отступать, капитан решил вернуться в бухту Тихую.
На знакомой стоянке был брошен якорь. Кое-кто отправился на берег, чтобы еще раз проститься с отважной семеркой зимовщиков. В это время много часов подряд заседал «штаб» экспедиции, ища выхода из, казалось, безвыходного положения. Путь на юг через Британский канал был наглухо заперт льдами. Что же делать? Оставаться на зимовку в бухте Тихой? Ждать перемены ветра, который выгонит льды из канала? Но льды с каждым часом смерзались все прочнее и прочнее, и скоро непроницаемой броней они закроют море.
Отто Юльевич предложил необычное решение — идти на юг через север! Это может показаться парадоксальным, но таков был дерзкий план — обогнуть остров Гукера с севера, повернуть на восток, а затем уже на юг.
Этот кружной путь оказался хоть и тяжелым, но все-таки проходимым и к тому же давал возможность изучить еще новые места.
Частые вынужденные остановки — передышки в борьбе со льдами — использовались для научной работы.
Но вскоре переменили курс на юг.
Пришлось отказаться от плана посещения острова Уединения. Правда, это и не входило в задание экспедиции. Хоть корабль и шел по чистой воде, но ветер достигал силы в 6–7 баллов. Барометр падал. Израненный во льдах «Седов» не мог дальше бороться с могущими возникнуть в пути трудностями.
На широте 79 градусов «Седов» повернул на восток для исследования большого района океана, где не плавало еще никогда ни одно судно.
Основной же причиной изменения курса, как это указывал Шмидт, было то, что «износился ледокол. Выбираясь из льдов, потеряли одну лопасть винта. Заклепки железного корпуса расшатались, пропуская воду… А 4 сентября утром вдруг тревога, зовут на аврал — течь. Сквозь заклепочные отверстия бьет вода, крен до 8 градусов увеличивается. Начинает работать брандспойт, но вода не спадает, а медленна поднимается. В двух отсеках трюма в носовой части… в машинном отделении обнаружены пробоины. Места течи старались заделать цементом, но на морозе он плохо схватывается. Забивают досками. Судно в таком виде, по словам капитана и штурманов, не может входить в лед и не может перенести серьезного шторма»…
6 сентября Шмидт заносит в свой дневник:
«Поворачиваем на SSW к мысу Желания. Команда сразу повеселела».
На этом обрываются записи в тетради с черной клеенчатой обложкой.
«Седов» плыл к Архангельску.
11 сентября он поравнялся с плавучим маяком у входа в Северную Двину.
Так кончился первый большой советский арктический поход.
Так произошла первая встреча с Арктикой человека, так много сделавшего потом для раскрытия ее тайн.
К БЕРЕГАМ НЕВЕДОМОЙ ЗЕМЛИ
В Архангельске было необычно жарко. Высокое солнце нещадно пекло. Над Северной Двиной стояло легкое марево. Корабли у Красной пристани, казалось, дрожали в струях теплого воздуха.
Спасаясь от зноя, архангелогородцы закрыли ставни окон, опустили занавески — благо день был выходной и можно было посидеть дома.
На безлюдных улицах копошились в пыли ребятишки и куры. Собаки лежали в тени у заборов и, высунув языки, тяжело дышали. Им было лень лаять на редких прохожих.
И вдруг город ожил. Визг, топот, многоголосый собачий лай… Распахнулись окна, а вслед за этим изумленные горожане выскочили на улицу, провожая глазами невиданную процессию.
По Главному проспекту, от вокзала к пристани, мчались собачьи упряжки. Рослые ездовые псы чуть ли не со скоростью рысаков на ипподроме тянули по неровной мостовой нарты… Полозья саней скрипели по булыжнику, высекая искры.
За упряжками, вздымая тучи пыли, бежали мальчишки. Собаки едва ли не со всего города, заливисто лая, прыгали вокруг. Самые смелые из них отваживались бросаться на пришельцев, но каюры ловко отгоняли их ударами длинного хорея, и они неистово визжали от боли и обиды.
Собачьи упряжки промчались по пристани и замерли, как вкопанные, у причала, где грузился ледокольный пароход «Седов».
Увидев корабль, собаки задрали кверху головы и громко завыли, они радостно помахивали обрубками хвостов, словно приветствуя свой новый плавучий дом. Эти собаки-путешественники уже плавали на корабле и знали, что их будут здесь хорошо кормить и не будут заставлять работать.
Проводник рапортовал Шмидту о прибытии. Отто Юльевич с любопытством рассматривал пушистых, остроносых, с торчащими кверху ушами, с бесцветными, как у слепых, глазами колымских лаек. На несколько минут приостановилась погрузка. Вокруг только что прибывших участников экспедиции собрались не спавшие всю ночь матросы, кочегары, научные работники, грузчики. Подошел будущий начальник Северной Земли Георгий Алексеевич Ушаков. Он являлся хозяином собак. Сам их встретил в Вологде и сопровождал до Архангельска.
Собак, наконец, разместили по заранее поставленным деревянным клетушкам на палубе. Снова загрохотали подъемные краны, заскрипели лебедки, закричали грузчики. Погрузка продолжалась. Но разговор о собаках не прекратился.
Говорил Ушаков. Уж кто-кто, а он то знал, какие незаменимые помощники полярников собаки.
— Они у меня дисциплинированные!
— Тоже дисциплинированные! — засмеялся Шмидт, — а на палубе чуть драку не затеяли.
— Собакам подраться необходимо. Обычно, когда свору впервые собирают вместе, псы сначала знакомятся, обнюхивают друг друга и лишь изредка злобно рычат. Но очень скоро начинаются жестокие, кровавые драки. Таким путем собаки выясняют самый важный для них вопрос — кто самый сильный? В отчаянных стычках они выбирают себе вожака. Вожак — самый надежный помощник человека, можно сказать его заместитель по собачьей команде.
А какие это верные друзья! — продолжал увлекшийся Ушаков. — Наша северная лайка может пожертвовать собой, спасая жизнь своему хозяину.
— В Арктике была поговорка: «чем больше я знаю людей, тем больше люблю собак», — засмеялся Отто Юльевич. — Так что ли, Георгий Алексеевич?
…15 июля 1930 года в последний раз штурман «Седова» скомандовал:
— Вира, — помалу…
Паровые лебедки прекратили работу. Сразу наступила непривычная тишина.
Вместительные трюмы корабля были задраены брезентами. Огромные бревна для мачты радиостанции, которая должна вырасти на Северной Земле, разобранные дома и сараи для зимовки укреплены и привязаны на случай шторма. Все готово для дальнего, тяжелого похода.
На этот раз перед экспедицией на «Седове» стояли значительно более сложные задачи, чем в предыдущем году. Снова нужно было достичь берегов Земли Франца-Иосифа, сменить доставленных туда в 1929 году зимовщиков и расширить станцию. Затем корабль должен был отправиться дальше к таинственной неисследованной Северной Земле и открыть там научную станцию.