О новой экспедиции в Арктику широко сообщали газеты. Вот почему на проводы ветерана ледового флота «Седова» собралось множество народа. Жители древнего северного города вообще любят море и моряков, а особенно полярных. Недаром Архангельск зовут «воротами в Арктику».
Какой-то старичок, возбужденно жестикулируя, рассказывал, что он хорошо помнит, как отправлялся в путь «Святой Фока». Корабль Георгия Яковлевича Седова, по его мнению, отчалил именно от того места, где сейчас дымит ледокольный пароход. Об этом как-то сразу узнали в толпе. Старичок наверняка ошибался, но почему-то всем хотелось ему верить.
Всегда такой спокойный, невозмутимый начальник экспедиции был явно взволнован торжественными проводами. Овации долго не давали Шмидту начать говорить.
Обращаясь к жителям края, из которого уходили все русские исследователи Крайнего Севера, Отто Юльевич вспомнил поморов, сотни лет назад отправлявшихся из этих мест завоевывать ледяные пустыни.
Толпа одобрительно загудела…
— Якорь чист! — крикнул с носа боцман.
С медленно удаляющегося берега доносятся прощальные возгласы:
— «Седову» счастливого плавания, — скандирует группа молодежи.
В парадной морской форме Воронин стоит на капитанском мостике и машет фуражкой с золотым шитьем. Рядом с ним с непокрытой головой начальник экспедиции и его заместители В. Ю. Визе и Р. Л. Самойлович.
«Седов» разворачивает свой форштевень к выходу в Белое море.
Все суда салютуют ему тремя гудками.
Телеграфируя в Москву об отправлении экспедиции, О. Ю. Шмидт отметил, что ее проводы превратились в «грандиозную демонстрацию связи науки и труда… Чувствовалось, что научная полярная экспедиция близка, понятна своими основными задачами всему пролетариату».
Не успел «Седов» пройти мимо рабочих окраин Архангельска, мимо лесозаводов, где, как и на пристани, звучали духовые оркестры, алели флаги и люди махали платками и кепками, как Воронин, поглаживая свои пышные усы, озабоченно заметил:
— Завтра должно маленько качнуть. В воздухе пахнет штормом.
Шмидт, знавший наизусть стишки из старенькой записной книжки капитана, самым серьезным образом процитировал:
При низком барометре,
Стрелки паденье —
Требует море
Вниманье и бденье…
Капитан рассмеялся.
«Качнуло» очень скоро и с большой силой, лишь только судно оказалось в открытом море.
Небо стало свинцовым, как и морская вода. Налетели шквалистые порывы нордового ветра. Перед носом «Седова» начали вырастать высокие пенистые водяные горы. Корабль с тяжелым стоном то вставал на дыбы, то зарывался носом в воду, валился с боку на бок. Волны перекатывались через палубу.
Опустела кают-компания. Морская болезнь подкашивала одного за другим членов экспедиции. Они попрятались по каютам.
Воронин в желтом непромокаемом плаще, подставив открытое лицо непогоде, бессменно стоял на капитанском мостике. А рядом с ним почти всегда можно было видеть высокого человека с мокрой от морских брызг бородой. Шмидт не боялся качки, и во время семи-восьмибального шторма он мог читать и писать, что не всегда удавалось и бывалым морякам.
Отто Юльевич никогда не терял времени зря. Большую часть багажа, который он брал с собой в арктические экспедиции, составляли книги. В этот поход Шмидт взял, кроме литературы об Арктике, сочинения В. И. Ленина, так как поставил своей задачей еще более углубленно изучить вопросы материалистической диалектики и книги по математике. Он не переставал заниматься математикой в своих полярных экспедициях. Во время плавания на «Седове» им была написана важная работа по алгебре. «Новое доказательство теоремы А. А. Кулакова в теории групп».
Баренцево море встретило седовцев еще менее гостеприимно, чем Белое.
Корабль, скрипя такелажем и снастями, как мячик, взлетал и опускался на волнах…
Баренцево море словно оправдывало свою кличку, данную ему много веков назад викингами. Замечательные норвежские мореходы на своих ладьях, снабженных веслами и парусами, любовно называемыми ими «конями пенящихся волн», часто заходили в эти неспокойные воды. Древние открыватели новых земель прозвали Баренцево море, внушавшее им суеверный ужас, «Проклятым морем». Плавать в туманном и бурном Баренцевом море викинги решались только на кораблях особой прочности. И все же тысячи жертв и целые флотилии кораблей покоятся на дне «Проклятого моря», добрая половина которого покрыта плавучими льдами.
…Ветер стал чуть стихать, и волны поубавились в росте, когда на горизонте в дымке тумана показалась коричневая гряда гор Новой Земли.
У Новой Земли.
Профессора Самойловича по праву называли «почетным новоземельцем». Он не раз бывал здесь и хорошо знал этот огромный, растянувшийся на длину в тысячу километров, дикий и суровый остров, разделенный проливом Маточкин Шар на две части.
Глядя в бинокль на так хорошо знакомые ему очертания Новой Земли, «арктический профессор» оживленно рассказывал окружившим его журналистам, научным работникам и свободным от вахты морякам об этом северном отрезке суши.
— Новая Земля была открыта русскими «землепроходцами», очевидно, в XV веке, а может быть и раньше. Они ездили сюда промышлять зверя. В одном историческом документе, датированном 1584 годом, говорится, что «холмогорцы ездят на Новую Землю ежегодно».
— Первым же исследователем, положившим на карту часть Новой Земли, был отважный голландский мореплаватель Виллем Баренц, чье имя по праву носит «Проклятое море».
— После Баренца Новую Землю не раз посещали русские и иностранные путешественники. В начале XVII столетия началось научное изучение Новой Земли. Много гидрографических материалов собрали экспедиции Российской Академии наук.
В советские годы шесть экспедиций были направлены для всестороннего обследования двойного острова. Всеми руководил Самойлович.
— В последний раз я был на Новой Земле три года назад, — рассказывал Самойлович, — тогда на островах-двойниках проживало всего лишь двести семейств промысловиков — русских и самоедов, или, как их теперь зовут, ненцев — коренных обитателей этих островов.
«Седов», встреченный тысячами летевших бреющим полетом над водой черных белогрудых кайр, осторожно подходил к Белушьей губе.
«Столица» Новой Земли Белушья губа — становище зверобоев с населением около 90 человек. Десяток деревянных домиков с маленькими оконцами и низкими дверцами раскинулся на крутом берегу, заваленном ржавыми консервными банками и костями тюленей.
Две шлюпки, спущенные с «Седова», подпрыгивая на волнах, поплыли к берегу. Первым сошел на землю Самойлович. Естественно, что он взял на себя роль проводника.
Тощие собаки многоголосым хором приветствовали гостей с корабля. Их обступили маленькие ненцы в пушистой меховой одежде.
Самойлович с его круглыми очками в роговой оправе и обвислыми, как у Тараса Бульбы, усами вызвал особый интерес. Профессора узнали.
— Самоловиц, Самоловиц! Опять к нам Самоловиц!
Рудольф Лазаревич провел гостей в совсем европейский дом председателя Новоземельского исполкома Ильи Константиновича Вылки.
Об этом ненце, замечательном представителе маленького народа отважных и умелых охотников и рыбаков, многое было известно Шмидту и его спутникам.
Они знали, что Илья Вылка — художник-самородок. В 1911 году юный ненец провел целую зиму в Москве, обучаясь в школе живописи и ваяния. Он хотел дальше продолжать художественное образование, но по настоянию отца — старого охотника — вернулся на остров.
— Илья Константинович, — попросил Шмидт, — покажите свои картины!
— Никак нету, — неохотно ответил Вылка, — как придут пароходы с Большой Земли, так все картины просят, вот я все и роздал. Сейчас не рисую, дела много…
Вылка был также немногословен, как и все его земляки. Однако «губернатор» Новой Земли стал разговорчивым, когда речь зашла об оленях.
В былые времена по всей Новой Земле бродили огромные стада диких оленей. Четверть века назад каждый здешний промышленник убивал ежегодно 500–600 оленей. В результате варварского истребления олени почти совсем исчезли. Опустели огромные ягельные пастбища Новой Земли.
Чтобы обеспечить новоземельцев свежим мясом, несколько лет назад сюда перебросили небольшие стада оленей с острова Колгуева и Канина Носа. Олени-пришельцы прекрасно акклиматизировались на новом месте. Стада их возросли в несколько раз. А вот коров большинство местных жителей никогда не видело. Когда они пришли в гости на корабль, то больше всего удивлялись обыкновенным «буренушкам» — живому мясному запасу.
…Вылка с гордостью рассказал, что зимой он объехал все становища Новой Земли, отчитываясь перед своими избирателями. В пургу, в бураны, жестокие морозы председатель Новоземельского исполкома прошел на собаках более 2000 километров.
— Много оленей видал, когда ехал, — закончил он свой рассказ, — не счесть их.
Илья Вылка повел гостей осматривать становище.
Зашли на склад фактории, где лежали белоснежные, пушистые шкурки песцов, они в изобилии водятся на Новой Земле.
Новоземельские промышленники добывают немало гренландских тюленей и белух — огромных морских зверей из породы дельфинов. Они дают ценный технический жир, а их мясо идет на корм собакам. На складе фактории стояло 40 огромных бочек шеленги — тюленьего сала.
— Зимой дули сильные ветры, — словно оправдываясь сказал Вылка. — Льды были слишком рыхлые, и охотникам трудно было добраться до тюленя. Артель мало взяла зверя…
Новая жизнь пришла на Новую Землю.
Во всех стойбищах работали поселковые советы.
В Новоземельской столице открылась школа-интернат, расположенная в просторном деревянном доме — самом большом здании Белушьей губы. На стенах классов — картины, географические карты. На полках расставлены художественные изделия из моржовых клыков, искусно выточенные руками школьников.