з головы много чего выскочило… Говори, как меня зовут!
— Безбожник Шумон…
— Ну, слава Кархе! А кто тебя в лес отправил?
Монах застонал.
— Руки бы только развязать… Придавлю тебя, гада…
— Забыл, значит, — грустно прошептал безбожник… — Ладно, я тебе все сам расскажу.
Он бесстрашно придвинулся, сколько мог к монашескому уху и зашептал.
— Нас отправил сюда Старший Брат Атари. Помнишь?
— Да я…
Не давая ему сказать ничего больше, Шумон продолжил.
— Мы идем, чтоб проверить, что твориться в лесу и на болотах. Помнишь?
— Помню, только ты…
— Дошли мы до часовни, спать устроились и тут спорить начали…
— Да, да!
— А потом в часовню птица залетела. Это Атари письмо прислал… Помнишь?
Монах словно о стену грянулся.
— Нет. Не было никакого письма!
— Как «не было», если ты его читал?
— О чем письмо? — недоверчиво спросил монах.
— Ты мне ничего не сказал, — вздохнул Шумон.
— А-а-а-а-а-а!
— Только вот что передал.
Он наклонил голову, показывая на шею. Така прищурился. Ожерелье. На простой веревке изображение второго и четвертого воплощений Кархи. Монах поперхнулся криком. Помнил он этот оберег. Старшего Брата украшение…
— Сказал, что Атари его мне прислал… — продолжил Шумон. Глаза монаха осоловели. Безбожник его понимал. Спорить можно со словами, а с вещью, которую видишь своими глазами, не поспоришь. Рукой трогать можно, и удивляться, а вот спорить — нет.
— А разбойники, — наконец спросил он, сбитый с толку. Глаза у него стали спокойнее. Из них исчезла ненависть. — Разбойники были?
— Были, были… И сейчас есть! — успокоил его книжник. Монах замолчал, высматривая что-то такое, что могло бы привязать к той реальности, которую он видел своими глазами те воспоминания, которые непонятно как залетели в его голову…
— Так что ж мне привиделось все? — наконец спросил он. — Все, все?
— Не знаю я, что тебе привиделось, но разбойники вокруг нас настоящие, а вот стражников что-то не видно…
Глава 4
Утром следующего дня, все еще находясь под впечатлением вчерашней дискуссии, Сергей у самых дверей столкнулся с Давидом, продолжавший вчерашний спор профессором Никитиным.
— Юрий Александрович! Ну как вы не хотите понять простой вещи? — всплескивал руками Давид. — Так ведь будет лучше для всех! Для всех, понимаете? И для них тоже! Их потомки всем нам еще спасибо скажут!
— А с чего ты взял, что потомки скажут спасибо? — простодушно поинтересовался Сергей, встревая в разговор. Собственной позиции у него еще не имелось, и поэтому он мог спорить с кем угодно только ради самого процесса спора. — Может быть наоборот, они скажут спасибо им, за то, что не пустили на свою землю наглых пришельцев? Можешь ты, положа руку на сердце, сказать, что на 100 % уверен в будущем?
Давид промолчал.
— Ну, конечно же, нет! — продолжил Сергей. — Ведь его еще нет! Да что там «будущее»! Мы и в прошлом не уверенны. Единственно, что сейчас есть, так это настоящее. Давай в нем и останемся.
— Через 100 лет их потомки скажут нам спасибо, что мы сохранили драконов, сберегли их от истребления, — Возразил Давид.
— А еще через 200 лет, возможно, проклянут за то же самое, — парировал Сергей. Давид замолчал. Профессор переводил взгляд с одного на другого, и кивал с таким видом, словно отдавал инициативу в руки Сергея.
— Это вопрос вероятности, — добавил Кузнецов. — Вероятно и то и другое.
— Хорошо, — вдруг согласился Давид. — Я так понимаю, что ты за то, чтобы оставить аборигенам выбор? Они сами должны выбирать сами?
— Конечно!
— В таком случае нужно, что бы у них остался предмет выбора.
— То есть? — не понял Сергей.
— Драконы. Они должны прожить еще как минимум 300 лет, чтобы их потомки нынешних туземцев могли решить, нужны им они или нет?
— Они сами уже чьи-то потомки, — ответил Сергей. — Решать можно в любой момент… Не совершить бы непоправимого.
Из-за угла показался сам Игорь Григорьевич. Давид шагнул ему навстречу.
— Шеф! Одну минуту… Мы тут спорим, кто имеет право на решение. Мы, как более умные, или они, как хозяева?
Игорь Григорьевич посмотрел на раскрасневшиеся лица.
— Вообще-то право на решение имеет тот, кто готов нести ответственность за его последствия, а что касается всего остального… Вы смотрите только с двух сторон. С нашей, и с Имперской… А есть еще и третья сторона.
Он пальцем провел по притолоке, собирая пыль.
— Да. Есть еще и третья сторона. Драконы не их и не наши… Простите за выспоренную фразу. Драконы принадлежат Вселенной… И не нам и не им решать исчезнут они или нет. Целый вид… Я бы на себя такой ответственности не взял.
Он посмотрел на Давида, явно ожидая возражений, но тот молчал. Тогда Игорь Григорьевич удовлетворенно кивнул и обратился к Сергею.
— А вы, Сергей как освободитесь — зайдите… У меня для вас маленький сюрприз.
Никто ему не возразил и прежней задумчивости Игорь Григорьевич прошествовал дальше.
— Вот она диалектика, — сказал с легкой завистью Сергей, когда спина начальника скрылась за поворотом.
Давид согласно покачал головой.
— Вот голова у шефа… Не голова, а…
Он тряхнул рукой, подбирая подходящее слово.
— Два головы, — сказал тогда профессор Никитин. — А то и две с половиной…
Сергей кивнул.
— Вселенная… Это тебе не наши масштабы — «от озера до леса».
Дизайнерское решение, в соответствии с которым обставлялся кабинет Главного Администратора называлось «элегантная пустота». Пара стульев да стол — шеф любил разговоры с глазу на глаз. Зато по стенам кабинета чего только не висело — алебарды, пращи, ножи. Вся база знала о горячей страсти шефа к холодному оружию.
Одну из стен кабинета занимала карта Дурбанского леса с обозначенной тонкой желтой нитью границей заповедника. На её зеленом фоне несколько огоньков стояло неподвижно, а кое-какие медленно перемещались вдаль границы.
Шеф молча смотрел на карту. Вошедший Сергей присоединился к нему. Ему было о чем сказать, но он не решился нарушить молчание.
— О чем вы там беседовали?
— Обсуждали нравственные аспекты нашего нынешнего существования, — улыбаясь, ответил Кузнецов.
— В каком разрезе?
— В разных.
— И о захвате земли тоже?
— Тоже, — согласился Сергей. Шеф хрустнул пальцами.
— Я слышал слово «непоправимое».
— Кое-кто считает, что, пытаясь избежать одного непоправимого, мы совершили другое непоправимое.
— А что думаешь ты?
— Я считаю, что беспокоиться нет смысла. Если Земля прикажет уйти — мы уедем, — успокоил его Сергей.
— Уйдем, — согласился Игорь Григорьевич, — но прецедент останется…
Он оторвался от карты, повернулся к нему.
— А ты чего такой улыбчивый сегодня? Дел что ли нет?
— Дел — как грязи на болотах. Тут другое… Вы говорили, что у вас есть сюрприз для меня. Так вот у меня тоже есть сюрприз для вас.
Игорь Григорьевич кивнул на кресло. Сергей уселся, переплетя пальцы. Улыбка все еще блуждала по губам.
— Ну, и что? Что еще у нас тут произошло? — вздохнув, спросил Шеф. Сергей покачал головой, формулируя свое беспокойство.
— Да есть тут проблемы научного свойства…
Шеф поднял бровь.
— Научного?
«Не все ж ему меня озадачивать, — подумал Сергей, — вот я его…»
— Да. Есть трения среди ученых. Новый мир не знает своего имени.
Шеф, человек трезвый и практичный, и непривыкший к поэтическим иносказаниям, да и не ждавший их от Сергея только сказал.
— Ну, ну…
— Звери не знают, как их зовут, — улыбаясь, объяснил Кузнецов.
Игорь Григорьевич оглянулся на карту, хотел видно что-то сказать о ней, но передумал.
— А им это нужно? Зверям-то? — повернувшись к Сергею спросил он. — Или среди них уже есть говорящие?
Сергей смешался, не зная улыбаться ему или нет. К шуткам шеф склонности не имел, хотя… Чтобы не рисковать решил ответить серьезно.
— Говорящих там нет, но должны же мы их как-то называть?
Шеф откинулся в кресле, внимательно оглядывая собеседника.
— Ты уверен, что это нужно решать именно тебе? Точнее прямо сейчас? Ты — егерь, начальник системы безопасности. Есть ученые…
— Это может стать проблемой как раз для системы безопасности.
— Подробности… — насторожившись, потребовал Игорь Григорьевич.
— Вчера профессор Гвадзабия дискутировал по этому поводу с профессорами Стельмаховым и Лу.
Сергей замолчал, дожидаясь вопроса. Дождался.
— Ну?
— Пришлось разнимать.
Игорь Григорьевич посмотрел на него с недоумением, и Сергей улыбнулся еще шире, показывая, что немного преувеличил, описывая ситуацию. Шеф понял, кивнул.
— Причина?
— Ученые мужи не смогли договориться о том, какой системы нужно придерживаться, выбирая названия животным.
— Да, это повод, — облегченно рассмеялся шеф. — Есть же латынь, в конце концов…
Сергей пожал плечами.
— Вот Гвадзабия так же и сказал.
— Я рад, что хоть кто-то из них мыслит столь же здраво. Так вот…
Он повернулся к карте, но Сергей остановил его.
— Не вздумайте сказать так при Лу. Он считает, что называть еще раз уже названных туземцами животных не только глупо, но и безнравственно и что от этого попахивает остатками Имперского мышления, недопустимого для гражданина Земной федерации.
— Имперского? — переспросил шеф. — Прямо так и сказал?
Сергей кивнул.
— Ну, это он ошибся. Следовало бы сказать «неоколониального».
Сергей вспомнил, что означает это слово, и в который раз подивился эрудиции Шефа. Держать в голове слова, которыми теперь не пользуется никто, с его точки зрения было глупо, но поскольку это делал его непосредственный начальник, что слово «глупость» трансформировалось у него в слово «странность».