– …И он согласился жениться на тебе!
Ошеломленная, я слушала, как отец расхваливает высокое положение Нобутаки как правителя провинции Тикудзэн и большое состояние, которое он нажил на этой и предыдущих должностях. Мне вспомнилось, что у Нобутаки есть сын примерно моего возраста. Возможно, я недослышала и отец сказал, что породнить наши семейства согласился сын его старого друга?
Но нет. Он говорил о самом Нобутаке, который развелся с первой женой, но имел еще двух, не считая многочисленных наложниц со всеми их детьми.
– Итак, – заключил отец, – мы решили, что нет необходимости торопить события. Нобутака приедет в столицу в начале зимы, и тогда вы сможете встретиться.
Он задумчиво посмотрел на меня. Я была не в силах ответить.
– Мне в самом деле кажется, что это прекрасный выход из положения, – добавил отец через минуту. – Я не желаю ничего, кроме твоего счастья, Фудзи. А о чем хотела поговорить со мной ты?
– О, – хрипло произнесла я, – это не так уж важно.
Я извинилась и ускользнула к себе. Конечно, уняв дрожь, я тотчас вспомнила о неудачном браке тетушки с мужчиной, у которого были другие жены. На ум пришли ее колкие замечания, которые мне довелось подслушать в детстве. Однажды тетушка заявила, что предпочла бы иметь обычного мужа, который принадлежал бы только ей одной все тридцать ночей в месяц, чем быть одной из многих жен самого могущественного вельможи в стране.
В молодости тетушка была необыкновенной красавицей, умницей и даровитой поэтессой, но даже она не обрела счастья в браке. По сравнению с ней мои виды на семейную жизнь казались куда более мрачными. Я не была хороша собой и слыла образованной, но отнюдь не очаровательной. «Итак, – с горечью размышляла я, – я получу то, чего заслуживаю: мужа, который годится мне в отцы и имеет других жен и детей». Я задалась вопросом, почему Нобутака согласился с намерениями моего отца, и заключила, что он попросту оказывает другу очередную услугу из числа тех, о которых мне твердили всю мою жизнь. Теперь товарищ помогал отцу избавить дочь от участи старой девы. Почему меня не оставят в покое? Я чувствовала себя преданной.
Нам всем доводилось писать о залитых слезами рукавах, но впервые в жизни такое случилось со мной в буквальном смысле слова. Слезы капали на тушечницу и заливали дневник, превращая записи в серые лужицы.
Остаток лета я пребывала в подавленном настроении, но в конце концов, устав от уныния, решила не сдаваться так легко. Я сделалась непривычно молчаливой, что раздражало отца. Самой собой, я не говорила напрямую, что отказываюсь от устроенного им брака, но он понял, что дочь не в восторге. Каждый день я раздумывала над тем, как изложить родителю свои соображения. Мне все еще не удавалось уяснить, почему он решил непременно выдать меня замуж.
Впрочем, угроза нежеланной свадьбы помогла мне иначе взглянуть на прежние горести. А я‑то считала себя несчастной, когда у меня не шла работа над «Гэндзи»! Это было ничто по сравнению с той бедой, которая маячила впереди теперь. Отчего я не ценила жизнь в доме отца, когда думала, что она будет продолжаться вечно? Ныне, когда мое время здесь подходило к концу, дни, проведенные под отчим кровом, в моей комнате, в нашем саду, казались почти невыносимо прекрасными.
В сущности, я сама ответила на свой вопрос. Мы начинаем ценить что‑то, только когда оно невозвратимо исчезает. Нас волнует пронзительная эфемерность парящей в летнем небе паутинки; мы воспеваем недолговечный парчовый наряд осенних листьев клена; нам бередит сердце прискорбная бренность человеческой жизни. Разве мне дано избежать общей доли? Я воображала, что уберегусь от перемен и смогу существовать, уподобившись садовому пруду, в котором воды ровно столько, сколько необходимо для определенной глубины и очертаний. А в конечном счете вода в этом пруду застоялась.
Черви
В день зимнего солнцестояния никаких церемоний не совершалось. Было холодно, но я без дрожи вылезала по утрам из теплой постели. Согласно моему китайскому календарю, нынче «дождевые черви завязывались узлами». Не совсем понимая, что это значит, я спросила у садовника, наблюдал ли он нечто подобное. Тот зажмурил один глаз, чтобы показать работу мысли, и ответил:
– Дождевые черви, молодая госпожа? Да ведь в такое время года червей не сыскать! У них же спячка. Эти твари в основном состоят из воды и, стало быть, превратились бы в лед, если бы не прятались глубоко в земле. Весной они повылезают опять.
Я сверилась с календарем: так и есть, в начале средней части четвертого месяца «вылезают дождевые черви». Может, если вырыть в земле глубокую яму, мы докопаемся до места спячки червей? А может, даже окажется, что они завязаны узлами! Я попросила садовника сделать в саду несколько глубоких ям, но, как и следовало ожидать, он заупрямился, потому что почва была слишком твердая. Я попыталась было заинтересовать Нобунори, но в последнее время тот стал брезглив и не захотел пачкать руки. Как вскоре выяснилось, братца больше занимали не дождевые, а метафизические черви.
Мы с нетерпением ждали наступления морозов, чтобы избавиться от демонов мора, но, как ни странно, именно тогда они и нанесли нам самый страшный удар. Умерла моя старшая сестра Такако. Она не проболела и недели: сперва просто сделалась раздражительной, но потом слегла. Вероятно, по причине умственной неустойчивости Такако всегда была подвержена заразным болезням, поэтому мы не особенно беспокоились, пока жестокий жар не дал понять, что недуг взял верх. Отец вызвал заклинателя духов, но все усилия оказались напрасны. В доме запахло семенами мака, который жгли в попытке изгнать злых демонов, но Такако по-прежнему стонала и металась в лихорадочном забытьи.
Когда она приблизилась к порогу смерти, на нее снизошло тихое просветление. Опустившись рядом с ней на колени, я забыла, что Такако дурочка. Казалось, лихорадка спалила все ее земные обиды. Круглое лицо сестры напоминало ожившую маску, а глаза уже смотрели в иной мир. Насколько я знала, религия никогда не занимала Такако, но теперь она принялась рассказывать о будде Амиде, пурпурных облаках и золотом небосводе, населенном небесными девами апсарами, которые машут шелковыми лентами. Пока я слушала эти бессвязные речи, меня осенило, что сестра описывает сцену, изображенную на вышитой картине в нашем семейном храме. Прислужницы же отнеслись к словам больной с благоговением, которое обычно испытывают к святым. Естественно, они решили, что Такако уже узрела рай и ее невинная душа готовится к последнему полету. Я оставила свои наблюдения при себе. Для меня не имело значения, мерещилась ли ей в бреду храмовая картина, или сестра действительно видела небесные кущи. В конце концов, представления об облике рая мы черпаем исключительно из образов на священных предметах. Но когда Такако пролепетала, что видит нашу матушку, которая сидит на раскрытом цветке лотоса, улыбается и манит ее к себе, у меня хлынули слезы.
Разумеется, отец призвал в дом священнослужителей, чтобы они молились о выздоровлении Такако, но стало очевидно, что вместо этого им вскоре придется оплакивать усопшую. Казалось бы, смерть молодой женщины всегда трагична, однако кончина Такако вызывала иные чувства. Сестра, всецело поглощенная своим видением, была прекрасна, как никогда в жизни.
Приближался конец года. Я носила траур по Такако. Один взгляд на темные многослойные одеяния напоминал мне о том, сколько горя принес этот год в целом: как большие потери для всего общества, если говорить об уходе Мититаки и Митиканэ, так и личные утраты – гибель Такако. Казалось, в тот год смерть витала над нами.
Наступил день косин с его обычным ночным бдением [32]. После похорон Такако в доме было много родственников, включая мою престарелую бабушку, которая редко выходила на улицу, особенно в холодную погоду. Бдение косин, во время которого люди придумывали самые причудливые способы помешать друг другу уснуть, сулило превратиться в довольно веселое мероприятие. Несмотря на нашу тяжкую утрату, та ночь не стала исключением. Я была поражена, когда бабушка заявила, что, по ее мнению, единственная причина, по которой мы соблюдаем обычай косин, заключается в том, что это безумно весело. Ведь никто в здравом уме не поверит, что в наших телах обитают три зловредных червя.
Однако же мой брат Нобунори в червей верил и не мог оставить замечание бабушки без ответа. Брат даже поспорил с ней (верный признак отсутствия у него здравомыслия). Нобунори серьезно относился к преданиям о червях косин и даже в раннем детстве прилагал героические усилия, чтобы не заснуть. Хорошо, что косин бывает только раз в шестьдесят дней, иначе бедняжке не миновать припадков. Возможно, издавна присущий Нобунори интерес к разным букашкам убедил его в существовании метафизических червей. Он утверждал, будто и впрямь чувствует, как они начинают шевелиться в теле с приближением дня косин.
Я давно заметила, что люди готовы на что угодно, лишь бы помешать своей карме. Например, принято пить настои из травяных сборов для предотвращения слабости. Кое-кто утверждает, будто употребление мяса дикого кабана дважды в неделю укрепляет здоровье и продлевает жизнь. Другие предпочитают экстракт листьев гинкго, чтобы улучшить память. Я готова была поверить, что подобные ухищрения способствуют долголетию, но относиться всерьез к червям косин мне было трудно.
А еще говорят, что ребенок, зачатый во время бдения косин, вырастет вором, такие случаи действительно бывали. Возможно, это подлинная причина, почему в такую ночь не следует ложиться в постель, а история о червях-ябедниках – просто глупые россказни. В косин необходимо любой ценой удержаться от того, что может привести к беременности.
Мы все приняли участие в оживленном споре, и бабушка рассказала жуткую историю, случившуюся во время бдения лет тринадцать назад. Она слыхала ее от тетушки, а та – от самого Канэиэ.