– Ух, ты! – воскликнули девушки.
Я сел не рядом с Леной, а напротив. Она медленно чистила креветку, не глядя на меня. Выбрав самую большую, я умело содрал с неё панцирь и протянул девушке через стол.
Лена подумала немного, но, видимо, мой жест был настолько дружественным и соответствующим моменту, а подруги так посмотрели в её сторону, осудив за секундную задержку, что звезда Ривьеры изящно, двумя пальчиками приняла подношение:
– Спасибо!
Единственное слово, сказанное ею сегодня мне, перевернуло мою душу. То ли в голове, то ли где-то вверху хор ангелов запел «Аве Мария».
По дороге на пляж совсем развеселившиеся девчонки подтолкнули Лену ко мне, я тут же подцепил её под локоть, пожав притворно плечами – такт обязывает, а сами пошли по краям с двух сторон, так что Лене при всем ее желании, было крайне неудобно и неделикатно перестроиться в шеренге.
Я был благодарен милым сводницам, за их старания сблизить нас. Господи, как приятно было ощущать тыльной стороной ладони тёплую Ленину талию!
Девчонки запели:
За четыре моря, За четыре солнца, Ты меня увез бы, Обещал мне всё на свете.
Говорил, что я твоя Королева звёзд я.
Оказалось – просто Ты бросал слова на ветер.
С игривым осуждением они смотрели на меня. А Лена немного покраснела и застенчиво улыбалась.
– Увезу тебя, хочешь – поедем вместе с юга? – прошептал я ей на ухо.
Нисколько не сомневался в этот момент в своих намерениях.
– У тебя дочка! – также шёпотом вырвалось у неё. Этот ее серьёзный настрой, без шутки, с ощутимым надрывом, снова вселил в меня уверенность: любит она меня, тянется, но не верит, что всё может быть по-серьёзному.
Однако мы уже входили на территорию санатория, и я пропустил девушек через калитку.
– Спускайтесь вниз, я за плавками.
Кроме плавок, в которые переоделся «дома», я прихватил ещё магнитофон, пару глянцевых журналов, купленных Липаритом, и пакетик хрустящей кукурузы.
Девчонки расположились на низких лежаках: подружки с одного краю, Лена с другого. В середине было предусмотрительно оставлено место для меня.
Лена загорела, ее тело стало еще более притягательным. До боли в сердце родное тело!
Хочется проглотить это роскошное чудо, поймал я себя на кровожадной мысли – схватить её, искусать всю от грудей до кончиков пальцев на ногах!
– Спокойно!
Унял дрожь и приземлился на соседний лежак.
Опять лежу рядом с моей богиней. Какое блаженство!
Девушки негромко включили магнитофон, подпевают, листают журналы и щёлкают кукурузу, им нас не слышно.
– Пошли купаться, – шепчу я, – ты опять будешь тонуть, а я тебя спасу.
– Спасение на водах слишком далеко заводит, – отвечает она, и не поймёшь – шутит или всерьёз.
– Лена, я серьёзно, давай поедем вместе домой?
– К тебе, в Новосибирск? – как бы соглашается она.
Вспоминаю, что заигрался, налгал ей тогда про место жительства.
– Ну, да, – делать нечего, продолжаю безнадёжно врать. – Сначала летим к тебе в Томск, а потом я в Новосибирск, подать заявление на развод.
На душе гаденько, серьёзные чувства не терпят фарса. «Так и сделаю, если согласится. Разведусь, а потом признаюсь, где живу», – думаю я.
– А как же дочка? – опять спрашивает она.
– Лена, всё равно мне не жить с женой, поедем жить в мой город, чтобы дочка рядом была.
– В Новосибирск?
(Господи, дался ей этот Новосибирск!)
– Ну, да, – говорю.
– Я могу перевестись туда в университет, там же есть университет, Новосибирск – большой город.
Я сражён. Она согласна! А университет есть и в Челябинске!
– Ещё какой! – с восторгом заявляю я. – Не чета вашему в Томске.
Последнюю фразу, видимо, забывшись, произношу громко.
Девчонки встрепенулись:
– Это что там не чета нашему Томску? Куда он зовёт тебя, Лена?
– Что вы, что вы! – быстро ретируюсь я. – Все знают – лучше Томска города нет!
– Так, Лена. Диму только в Томск, мы тоже хотим погулять на свадьбе.
– Ой, девчонки! – смущается Лена. – Мы, совсем не об этом.
Все эти шутливые метаморфозы, однако, отзываются спазмами в моём сердце.
Идём купаться. Я не рискую обнять Лену в воде – слишком велики ставки, чтобы опять все испортить.
– Боишься? – заметив мою осторожность, подзадоривает она меня.
Нет! На грабли два раза не наступают.
– Не боюсь. Сдерживаюсь, – отвечаю так, как есть. Она понимает:
– Сдержанность… Тогда не хватило её ни тебе, ни мне.
И становится серьёзной.
Стоит на дне, милое задумчивое лицо, груди торчат над водой, снизу их ласкают слабенькие сегодня морские волны.
– Погуляем по городу? – предлагаю я.
Молчит несколько секунд.
– Давай. Куда пойдём?
– Поехали в дендрарий!
– Поехали, мы там с девчонками уже были, красиво.
– А с Сашкой… – срывается у меня, и я испуганно замолкаю.
– С Сашкой? Сашка тоже ходил с нами в дендрарий, и те парни с дискотеки. Мы решили, что больше с ними – никуда.
Я деликатно промолчал, и так ясно, почему «никуда». С души слетели последние комья тяжести.
Сели в автобус, идущий по Курортному проспекту.
Мы молча смотрели в глаза друг другу.
«Так бы всю жизнь быть напротив тебя и чувствовать кружащий голову голубой туман», – думал я.
Денрадарий мы чуть не прозевали.
Еле успели выскочить из автобуса, Лене даже дверцей прижало ногу, но я успешно вырвал её из жерла хулиганки.
Девушка свалилась на меня и оказалась, ненароком, в моих объятьях.
Секунд пять смотрели мы близко в лицо друг другу, она справилась с желанием отдаться поцелую – большие глаза смотрели не мигая, если бы чуть-чуть дрогнули её ресницы, тогда бы…
Знакомые белые ворота, с двумя желтоватыми нишами по бокам, с балкончиками наверху. А сразу за ними – царство буйной зелени. Неширокие асфальтовые дорожки.
Мы спускались вниз, к морю.
Ровные травяные поля, на которые, как на экран, бросают тень собранные со всех сторон планеты деревья – все рядом, в одном месте.
Пальмы, итальянские пинии, бамбуки, дубы, туи, пихты, кедры.
Остановились у наклонённой смоковницы, у которой всегда толпились люди.
– Смотри, какая бесстыжая, обнажила розовую кожу и не стесняется, – сказала Лена.
– Природа не стесняется. Стесняться придумали люди.
– Зачем?
– Видишь ли, в обществе всегда существует неравенство.
Одни здоровые – другие больные; одни красивые, другие – уродливые; одни старые – другие молодые. Вот и создали запреты, чтобы не дразнить завистью одних к другим. Слишком могуча эта энергия – энергия зависти.
– Почему?
– Потому что происходит из-за сексуальной неудовлетворённости. Нерастраченная по прямому назначению сексуальная энергия преобразуется в зависть. У человека нет иной энергии, кроме сексуальной, и если вся она уходит в зависть…
– Всё! Первым делом по приезде в Томск – иду к ректору. Он точно примет тебя на должность зав кафедрой по эротике, место пока свободно.
– Благодарствую! Ехидная моя.
– Да нет, Дима, – стала серьёзной Лена. – Просто раньше я считала, что ограничения в одежде и сексе существуют для того, чтобы люди могли заниматься полезной деятельностью, не смущаясь голых тел.
– А ты была хоть раз на нудистском пляже?
– Нет. А что, в Сочи есть?
– А то! Вот обязательно затащу тебя. Посмотришь, там обнаженные люди спокойно занимаются обычными делами и не комплексуют.
– Наверно, в нудисты идут импотенты.
– Ну, уж. Просто нормальные люди умеют регулировать свои эмоции применительно к ситуации. А обнажение – ради единения с природой.
– Да уж, – вздохнула Лена, – я вот не сумела прореагировать адекватно тогда в гостинице, разделась… девка!
– Ой, какое извращение! – поморщился я, – ты и в постель с мужем полезешь одетой?
Лена с интересом взглянула на меня.
– С то… с мужем разденусь.
Я прямо засветился от фрейдовской оговорки, она не представляет мужем никого, кроме меня!
– Хочешь лимон? – издевнулась девушка. – А то такое блаженство на лице.
Я обхватил игрунью на нервах за тёплую талию и чмокнул в щёчку.
– Вот тебе, чтобы не зазнавалась.
– И тебе, – чмокнула она меня таким же поцелуем.
По поляне гуляли три важных павлина, которые никак не хотели распускать хвосты, не смотря на призывы зрителей.
Лена позвала негромко:
– Пава, пава!
Ближайший из павлинов сначала скосил один глаз и… подошёл к девушке.
– Ну распусти хвостик, я никогда его не видела, – сказала Лена и сыпанула на траву кукурузы из пакетика.
Павлин дернул глазом на зёрна, однако клевать не стал, повернулся хвостом к Лене, застыл на месте и, отряхнувшись для приличия, медленно раскрыл свой пышный разноцветный веер. Потом, так же медленно, начал разворачиваться, демонстрируя свой роскошный наряд. Толпа возликовала.
– Девушка, это он перед вами красуется! – закричал один мужчина из публики, – надо же!
– Ты бы и сам не прочь покрутить хвостом перед такой, – тихо заметил ему его приятель, но Лена расслышала и дёрнула меня за руку:
– Пойдём!
– Что ты смутилась? – сказал я, – удивительное дело, перед тобой даже павлины замирают.
– Ну, тебя!
Мы замерли у искусственной речки с ровными гранитными бережками, журчащей среди невообразимо плотной массы растительности. Снизу ярус густого кустарника, сверху над водой пальмы смыкают игольчатые листья.
– Куда она бежит? Пошли по течению, – предложила Лена.
Речка расширялась в живописные заводи, в них плавали лотосы и кувшинки. По берегам высились впечатляющие заросли папирусного бамбука.
В нижнем парке кусты зелени заходили прямо в самую воду озерка, по которому величаво скользили лебеди.
Посетители молча стояли, подолгу не произнося ни слова, потрясённые таинственной притягательностью этой тихой, неброской красоты.