— …Бывший военнослужащий, начальник Каменской милиции, капитан Ипатов за измену Отечеству и Верховному правительству его превосходительства адмирала Колчака, выразившуюся в службе бандитам-большевикам, военно-полевым судом Каменского гарнизона приговаривается к расстрелу.
Ночью, когда луна поднималась в зенит, бросая бронзовые блики на волны реки, капитана Ипатова под усиленным конвоем вывели на берег Оби и расстреляли.
Ободрённые отходом партизан из Камня, белые перешли в наступление. Линия Северного фронта теперь тянулась по обширной территории через Камень — Новониколаевск — Каргат — Чаны к Славгороду. Громовский штаб объединял и усть-мосихинских партизан Аркадия Данилова, которые действовали к востоку от Камня на правом и левом берегах Оби. В районе, контролируемом партизанами Ефима Мамонтова, образовался второй фронт — Южный. Под Барнаулом, в сёлах Рассказиха и Васино, у станции Алейской, у Калманки бились с наседающими белополяками и отрядом полковника Хмелевского зиминские партизаны. Потерпев поражение у села Михайловского, зиминцы отходили в восточную часть Славгородского уезда, в район действия мамонтовского отряда.
Белые наступали. Однако это не испугало крестьян: ободрённые походом партизан на Камень, сёла стихийно поднимались на борьбу с врагом, повсеместно принимали решения об отречении от колчаковской власти и создании Советов. Всюду организовывались партизанские отряды. Громов понимал, что надо собирать их воедино и наносить концентрированные удары по белогвардейцам.
Оставив партизанский заслон в Ярках под командой Василия Коновалова, Громов велел помощнику начальника штаба Голикову переместить штаб в село Мостовое, а сам с адъютантом Соколовым выехал в Гонохово. По сведениям, там скопилось до трёх тысяч восставших крестьян.
У въезда в село Громов и Соколов встретили крепкого, богатырского телосложения, старика. Он стоял на степном кургане, облокотившись на большую дубинку, и полудремал.
— Здравствуй, дед! — проговорил Громов, соскакивая с лошади.
Старик подозрительно осмотрел приезжих, степенно ответил:
— Здравствуй, паря!
— Ты чего здесь стоишь? — полюбопытствовал Игнат Владимирович.
Дед недоброжелательно на него покосился.
— Не видишь: на часах стою.
— На часа-а-х!.. А чего охраняешь?
— Вот чудак человек, ясно чего. Чтоб белые в деревню не зашли. А то ведь нас много там собралось.
— Много?
— Много. Тыща, а то две. А может, и того больше.
Игнат Владимирович рассмеялся:
— А ты почему, дед, военную тайну разглашаешь? Ведь я белый и есть.
Старик испуганно отскочил от Громова, размахнулся дубинкой.
— Не подходи, прибью!
— Не бойся, — поспешил его успокоить Игнат Владимирович. — Я Громов.
— Ты Громов? — удивился дед, опуская дубинку. — А не врёшь?
— Не вру. Ну, охраняй! — Громов вскочил на коня и поскакал в деревню.
На площади в Гонохово полно народу. Горят костры, в больших котлах готовится общественный ужин. Но почти все люди безоружны.
— Кто командир? — спросил Громов, подъезжая к группе крестьян, слушающих небылицы усатого украинца из переселенцев.
Никто не ответил.
— Где командир? — переспросил Громов.
— Та чого прицепився, — отмахнулся усатый. — У той хате Третьякова найдёшь.
Громов повернул к указанному дому. Передав поводья Соколову, поднялся на крыльцо. Третьякова в доме не оказалось. За столом сидел поп и, засучив рукава рясы, печатал на машинке воззвание к восставшим. Увидев Громова, он сердито нахмурил торчавшие щетинистым пучком брови, изрёк:
— Изыди вон, отрок. Здесь секретно. Штаб…
"Н-да, порядочки!" — подумал Игнат Владимирович и вышел из дома. Среди крестьян нашёл Третьякова.
— Ты что же это народ собрал, а оружия нет, охраны тоже, — напустился на него Громов. — Белые уже Плотниково заняли, скоро здесь будут. Всех, как линялых куропаток, передавят.
Третьяков в смущении оправдывался:
— Я их не собирал, они сами собрались. Воевать против Колчака хотят. А оружия, верно, нет. Что же мне теперь делать?..
— Вот что, командир. Пока мы белых не отогнали, распускай людей по домам, а потом уж собирай снова, — посоветовал Громов. — Возьмём в бою оружие — поможем, а пока своих кузнецов заставь пики ковать.
Через полчаса площадь опустела. В это время белые вошли в Мыски, другая группа, следовавшая из Камня, уже приближалась к Яркам. Они шли развёрнутым строем, с винтовками наперевес. Пулемётчики волокли "максимы".
Партизаны залегли у поскотины в наспех вырытых окопах и выжидательно посматривали на приближающегося противника. К партизанам присоединились почти все жители Ярков.
Белогвардейцев было больше, чем повстанцев, но никто не хотел отступать без боя. Крестьяне с беспокойством говорили Василию Коновалову:
— Нельзя деревню оставлять. Сожгут её беляки.
— С вами до последнего стоять будем. Так всем селом решили.
Василий Коновалов понимал беспокойство крестьян и сам не меньше их беспокоился. Заверял:
— Будем биться, мужики! Отступать не собираемся.
Ударили пулемёты белых. Пули взбили пыль вдоль партизанских позиций. В ответ раздалось несколько ружейных выстрелов.
Коновалов яростно выкрикнул:
— Не стрелять! Подпускай, ближе подпускай! Жалей патроны!
Команду подхватили, она поползла из окопа в окоп. Партизаны затаились, вздыхали:
— Эх, нам бы хоть один пулемёт, мы б им показали!
Кто-то упал, сражённый пулей, по низинке в деревню потащили первых раненых. Коновалов выжидал. Вот уж можно рассмотреть перекошенные злобой, напряжённо вытянутые лица наступающих.
— Бей! — крикнул что было сил Коновалов, словно боялся, что партизаны его не услышат.
И сразу же грохнул раскатисто ружейно-винтовочный залп. Партизанские позиции заволокло дымом.
Белые повернули назад, только на левом фланге всё ещё бежали к окопам сотни колчаковцев. Там лежала в обороне интернациональная рота Макса Ламберга.
"Не сдали бы комрады", — тревожно подумал Коновалов и, не выдержав, перебежками двинулся к ним.
Но, когда белые были уже у самых окопов, венгры открыли такой огонь, что зазвенело в ушах. Многие колчаковцы попадали замертво на землю, остальные в смятении побежали назад.
— Молодцы, комрады, молодцы! — кричал Василий Коновалов.
Белые отступили. Однако к ним подошёл ещё отряд — они перегруппировались и опять лапиной двинулись на партизан. Заработало больше десятка пулемётов.
Коновалов воспалёнными глазами смотрел на этот катящийся по степи вал, и ему казалось, что сейчас он захлестнёт партизанские позиции и раздавит.
— Надо отходить, — взял его за локоть Макс Ламберг, — их удержать не можно.
— А-а, что? — не понял Коновалов, глядя на приближающиеся цепи.
— Уходить надо, товарищ, — повторил Ламберг.
— А как же деревня, мужики? — тяжело выдыхнул Коновалов. — Я сказал, что отступать не будем.
— Нельзя, друг. Все гибнуть могут. Вы уводите людей, мы врага держать будем.
Коновалов всё понял. Он пожал руку Максу Ламбергу и побежал вдоль окопов. Вскоре партизаны группами стали уходить в деревню. Там грузились на подводы и уезжали. А сзади гремела, перекатывалась всё возрастающая стрельба. Интернациональная рота сдерживала яростные атаки белогвардейцев. И только когда уже нечем было отбиваться, венгры отошли за Ярки: в деревню по их пятам ворвались колчаковцы.
После отхода партизан из Камня в Главный штаб вошли новые люди, способные организаторы, большевики Пётр Клавдиевич Голиков, Иван Павлович Маздрин. Немного позднее, когда в Камне было оставаться опасно, прибыл в отряд Иван Коржаев. На него возложили обязанности начальника контрразведки.
Штаб сразу же принялся за организацию сильного отряда. Но сделать это было не так просто, нужна была хорошо разветвлённая сеть военных организаций в деревнях. Военные комиссары уже не справлялись с многочисленными требованиями Главного штаба. Долго думали, что делать. Голиков достал резолюцию Сибирской областной конференции большевиков от 20–21 марта 1919 года и зачитал: "В деревне за боевую единицу считается деревня. В каждой единице избирается ячейка сторонников советской власти, деревенский штаб из трёх товарищей. На собраниях делегатов от деревенских штабов волости и района избираются волостные и районные штабы, непосредственно связанные с общегородским штабом".
— Районные штабы — вот что нам надо, — убеждённо сказал Голиков.
— Согласен, — поддержал его Громов. — Но поскольку общегородского штаба у нас нет, районные должны быть связаны с нами и выполнять наши приказы. С городскими подпольными организациями связь должен держать Главный штаб.
П.К. Голиков — председатель Областного Совета.
Против этого никто не возражал. Было решено создать одиннадцать районных штабов: Ярковский, Нижне-Пайвинский, Кривинский, Решетовский, Долганский, Леньковский, Усть-Мосихинский, Тюменцевский, Кипринский, Овечкинский и Баевский. Каждый штаб должен был объединить от трёх до пяти волостей. Им передавалась вся полнота власти в районах.
А белые наступали. Пали Плотниково и Ярки. Шли бои в других сёлах. Главный штаб всю ночь обсуждал создавшееся положение. Утром гонцы поскакали по пыльным дорогам, развозя приказ:
"Всем районным штабам и волостным военным комиссарам.
Немедленно проведите мобилизацию с 1919 по 1916 гг. включительно. Отберите всё оружие (и дробовое) у населения и вооружите мобилизованных. Назначьте к ним командира. Всех вооружённых винтовками выделите в особый отряд и пришлите в Главный штаб. Остальных мобилизованных вооружите дробовиками и оставьте у себя для местной охраны. Охрану и связь с деревнями наладьте как следует.
Начальник штаба Громов.
За секретаря В. Чернятин".
Деревни забурлили. По набату собирались сходки, объявлялся приказ о мобилизации, в назначенные места стаскивалось оружие. Пытаясь сорвать мобилизацию, кулаки и тайные колчаковские агенты распускали слухи, что белые наступают несметными силами; Омск посылает на повстанцев полк за полком, и партизаны, чтобы самим успеть скрыться, решили бросить на убой новобранцев. В Баево кулаки и спекулянты Естофор Рыжков, Андрей Дергачёв, Пётр Труханов, Мария Бархотова и другие открыто призывали не подчиняться партизанскому штабу.