— Эмрэн, — с какой-то смертной тоской в голосе сказал он, — я ведь кранки. Я знал свою судьбу. Вчера должен был погибнуть я. Да все и шло к тому — я или Лайин. Зимарун никому не могла помешать, это не цель для убийцы. Но ведь я знал, что убьют меня. А вот — я жив. Я не знаю, кранки я теперь или нет. Я не знаю, не солгал ли мне Оракул. Я не знаю теперь, сбудется ли то, за что я заплатил. Я ничего не знаю! Раньше я был уверен — сбудется. Я всю жизнь положил на это, я этой уверенностью только и жил, а теперь я ничего не знаю!
— У тебя родился сын, — сказала я. Больше я не знала, что сказать. Никогда не чувствовала себя такой растерянной.
— Сын, — кивнул он. — Так и должно было быть. Но он должен был родиться до Амланна. Все не так. Раньше я знал, что он будет жить и станет королем. Что в его руке будет мир в Дзайалане. Теперь я не знаю, проживет ли он дольше завтрашнего дня. И Дзайалан того-гляди взорвется войной, невиданной со времен Менрета-кранки. Если бы были хоть какие-нибудь боги, хоть бы божонки, которым я мог бы молиться, я молился бы… Я боюсь. Я боюсь… — его трясло.
Я молчала. Затем взяла его за руку.
— Попробуй жить, как все остальные. Ведь судьбу можно взять за загривок и не прося ее у Оракула. Помнишь поговорку — свой узор каждый ткет сам? Может, попробуешь? Как я? Попробуешь добиться?
— Нет. Я устал. Сестра, я хочу быть уверенным, что все мое не пойдет прахом. Я готов взять судьбу за загривок, но я хочу быть уверенным. За это я и платил. Мне остается только еще раз навестить Оракула.
У меня холодок прошел по спине.
— Пойдем, посмотрим на твоего сына, — сказала я, помолчав. — Я назвала его Унэрайэ.
Я надеялась, что сын отвлечет его от смертельной затеи. Эмрэг коротко улыбнулся и кивнул.
XXIX. КИМ
Мы все отправились в Саллан, забрав с собой тело госпожи Тимарэт. Инетани должны быть погребены на салланской земле, такова традиция. Перед нашим отъездом государь сказал, что королевские войска будут стоять близ Шаннита, в Ильвейне, и что вести их будет Руэнир син-Имтеран, полководец старый и заслуженный, воевавший вместе с Эршау и Зуалером. Однако я прекрасно понимал, что если дойдет до призыва ильвейнских войск, то это будет конец всему, ради чего трудился мой господин. Я прожил эту осень как в кошмарном сне. Я боялся за господина. Я боялся за Эмрэн. Я боялся за Лайин. Хуже всего было то, что по салланским законам она не считалась женой моего господина. Для этого их должны были обвенчать здесь, в Саллане, по закону кранки. Я был даже рад этой сложности — пока он будет думать о том, как бы все это решить, он не станет мучить себя другими вопросами. А он сделался непереносим. Раздражался по пустякам, иногда впадал в какую-то апатию, а временами им овладевали приступы бешеной деятельности — неважно какой. Эмрэн из-за брата постоянно была в напряжении. Я чувствовал себя лишним. Эмрэн как-то сказала мне о брате — он готовился к славной смерти, а получил серую жизнь. Все удалось. Герой стал не нужен. А если герой не нужен, он должен умереть. А Эмрэг-кранки жил… Мне было хорошо только в гостях у Дорана. В его землях теперь жило много ильветтар, как и инетани. Похоже, именно здесь все получалось так, как хотел бы мой господин. Потом именно Доран и его люди…
XXX. ЭМРЭН
Зима в том году была ранняя, хотя и не холодная. Лайин приехала ко дню солнцеворота, и мы устроили нашу, дзайаланскую свадьбу. Теперь маленький Унэрайэ стал законным наследником Эрнаэша и земель Эмрайнов. Лайин сильно изменилась с тех пор, как мы расстались. Она стала как-то взрослее и добрее, что ли. Не могу сказать точно, но, по-моему, брат теперь не был ей противен. По крайней мере, он не был ей безразличен. Но, к сожалению, Эмрэгу было все равно. Он не рыдал по Зимарун, не просиживал дни и ночи на ее могиле, как говорили потом, но вспоминал он ее часто. И не по-доброму. Я помню наш последний разговор перед тем, как он уехал.
— Я всегда заставлял себя думать, что я прав. Наверное, потому, что до сих пор не уверен в этом до конца. Даже если меня поддерживают многие, я все равно не знаю…
— Зачем ты терзаешь себя? Вспомни повесть о Фэгрэне-Победителе: Оракул и выбор. Ты и выбрал. Все законно.
— Так-то так, но верен ли выбор? Иногда мне кажется, что я как и Фэгрэн тащу всех к счастью насильно. К тому, что я считаю счастьем.
— По-моему, ты слишком возомнил о себе. Тут не Ильвейн, а Дзайалан. Инетани не стадо и палки не слушаются. По-моему, твои страхи не в этом. Ты боишься Ильвейна. И понимаешь, что без союза с ним нам не выжить. Эмрэг, нам больше не на кого положиться. Ильветтар испокон веку живут по соседству с нами и привыкли к нам. Они…
— Они тоже считают нас чудовищами.
— Не все. Отнюдь не все! Только ильветтар никогда не воевали с нами! Да-да, я помню Риннан. Но тогда нас не защищал Закон Ильвейна. Тогда Осеняющий был не для нас. Но и тогда многие ильветтар спасали инетани. И старик син-Имтеран на свой страх и риск повел солдат разгонять фанатиков… Тебя поддерживает государь, купечество, мелкое дворянство, все умные люди Ильвейна. Фанатики веры? А где их нет? Посмотри на Арнахиара и иже с ним. Говорят, у нас нет богов. Как же! Фэгрэн! И Арнахиар ничтоже сумняшеся продастся даже Таргарину, только бы расправиться с тобой.
— Только не Таргарин…
— Вот и я говорю. Таргарин просто уничтожит нас. Ильвейн же смешал с нами кровь. Конечно, сложностей не избежать. Но кровные родичи как-нибудь да разберутся по-мирному. А Таргарину нужны не мы, а богатства Дзайалана и руки искусных рабов. Конечно, нам есть куда уйти… Но Имна-Шолль не для героев, брат. И не для свободных. Райсу ратт, Эмрэг. Райсу ратт.
Он засмеялся — зло, сухо.
— Ах, отважная моя сестрица! Завидую тебе. Ты не сомневаешься.
— Сомневаюсь. Но надеюсь на лучшее и все для этого постараюсь сделать.
— И что же ты сделаешь? Дзайалан сам по себе убежище. Помнишь слова богов — инетани в Дзайалане побеждены не будут.
Он слушал меня с усмешкой, как будто наперед знал, что я скажу и просто забавлялся, угадывая.
— Вот-вот. Победить — большое слово. Можно не победить, но при этом уничтожить. Этого хочешь? Харанские события помнишь? Не так давно, еще в годы нашего деда было, только вспоминать не любим. Ведь дружина Уэре-Эрна полегла вся. Непобежденная. И что? Харан тоже когда-то был нашим. Теперь он таргаринский. Когда-то и побережье было нашим… Нас раздавят, брат. Или мы закроемся в Священном Дзайалане и перережем друг друга. Или уйдем в Имна-Шолль. Или выживем вместе с Ильвейном.
Теперь-то я понимаю, что утешала его его же словами. Я ничего не могла сказать сама. Я видела его глазами и говорила его словами.
— В том-то и дело. А если государь умрет? Не вступят ли ильветтар в наши земли завоевателями? Раньше я, кранки, был уверен, что нет. А теперь… может, подписав Договор, я предал свой народ? Станут ли ильветтар соблюдать все его условия? Я должен ехать к Оракулу. Я не могу больше мучаться неизвестностью. Я ведь всю жизнь… Я же не сидел праздно! Разве то, за что заплачено Оракулу, само упадет в руки? Я трудился, но я знал, что все не пойдет прахом! Я понимаю, это слабодушно, что трудиться, не зная сбудется ли, куда благороднее, но цена слишком высока… Я ведь все отдал. Я ведь и не жил, сестра. Только те несколько недель до свадьбы, когда мы с Зимарун любили друг друга. Да еще в детстве. А Зуалер говорил мне, что жил по-настоящему только когда воевал. Когда было Дело… Вот и у меня было мое Дело. Раньше я умер бы, но знал — сбудется. Теперь я живу и не знаю, будет ли. Если бы Зимарун только знала, что она наделала! Иногда я еле удерживаюсь, чтобы не проклясть ее.
— Опомнись, брат, ты же любил ее!
— Да. Наверное, и сейчас люблю. Это истинное, а Лайин… долг, наверное.
Он помолчал немного.
— Ты не представляешь, как я не хочу ехать… Были бы боги, я бы молился. Было бы, на кого все свалить… Иногда мне кажется, что они никуда не ушли, а просто сидят себе на своих тронах и забавляются нашими страданиями. Наверное, они были рады победе этого дурака Фэгрэна. Еще бы! Ни за что не отвечать, ничего не делать, не надо решать, судить, вознаграждать, наказывать, откликаться на мольбы… Смотри и развлекайся… Эмрэн. Я поеду поутру. Заплети мне волосы.
Я чуть не закричала. Он поедет. Все же поедет. Как же он истерзался… Он поедет через земли Фэграйнов. Станут ли эти ревнители древних законов блюсти право Идущего за ответом? Не знаю.
Поутру я заплела ему волосы в три косы и перевила шнуром красной кожи. Это был знак Идущего. Никто по закону не смел тронуть его. Он надел теплый меховой плащ и скрепил его на левом плече, закрывая в знак мира правую руку. С собой он не брал оружия, кроме легкого меча, который тоже по обычаю висел на правом бедре. Мы с Лайин проводили его, и впервые он ее поцеловал. Он ехал, а мы смотрели ему вслед. Перед рощей он остановился и помахал нам рукой. Так я в последний раз видела брата.
XXXI. ОБРЫВКИ
…И тогда Ультери спросил его:
— Отец и повелитель наш, в чем твоя тоска? Разве не свершил ты великих деяний? Разве не отомстил Людям Богов за их несправедливости? Разве не победил ты самих богов? Разве не возвысил ты нас над богами? Разве не добыл ты для народа своего счастья и благоденствия в жизни и после жизни? Смотри — ныне Дзайалан сокровищница мира, и нет земли прекраснее. И нет в мире других владык кроме инетани. В чем же тоска твоя? Скажи о чем ты желаешь и не будет тебе отказа ни в чем.
И ответил Фэгрэн:
— Нет ни в чем отказа только богам, а я не бог и не желаю становиться им. А тоска моя от того, что мучает меня сомнение в правоте моих деяний. Раньше говорили нам — живите, как велят боги, и будете счастливы. Теперь ушли боги. Но нет мне счастья. Так где же то, ради чего я сражался? Или ошибся я? Или уйти мне в Имна-Шолль, где все дастся мне и без трудов? Но не по мне это. Счастлив я был только свершая. А Имна-Шолль не для тех, кто вершит наяву, а не в мечтах. И пока не отыщу я ответа на свои вопросы и не разрешу мои сомнения, не будет мне ни покоя, ни счастья.