водили в порядок, чтобы назавтра он мог принять участие в стрельбах.
При проведении боевых стрельб было заметно, что каждый выстрел сотрясает танк так, что тот едва не опрокидывается. Загазованность боевого отделения оказалась такова, что экипажу пришлось открыть все люки, но и при этом темп стрельбы упал до 1–1,5 выстрелов в минуту. После отстрела третьего боекомплекта у танка заклинило противооткатное устройство. Осмотр танка по завершении стрельб показал наличие трещин в креплении орудия и заедание поворотного механизма башни.
«Очень плохо», — резюмировал Обер, поплотнее запахивая плащ от сырого пронизывающего зимнего ветра. — «Никуда не годится. Тяжелый танк у вас не получился».
Присутствующие на полигоне Никасу Войлита и полковник Шуффина, только что перешедший с должности командира танковой бригады на должность командира формирующейся танковой дивизии, поддержали мнение Обера:
«Да, танк слишком тяжел, подвижность недопустимо мала, крепление орудия не выдерживает динамических нагрузок, противооткатное устройство недоработано, ходовая часть ненадежна, башня очень тесна…»
Обер заговорил, обращаясь к представителям конструкторского бюро:
«Средний танк у ваших коллег вышел неплохой, а вот с этим вы поторопились. Без нового двигателя и без специально сконструированной танковой пушки этот замысел реализовать не получится».
Конструктора молчали, видимо, не желая вставать в позу оправдывающихся, и лишь один из них с горячностью затараторил:
«Новая пушка? Новые, более надежные противооткатные устройства? Расширение пространства для экипажа в башне?» — инженер резко отрубал фразы, перемежая их короткими паузами, и при каждом завершении фразы энергично тыкал указательным пальцем чуть ли не в грудь Оберу. — «А вы знаете, что значило для нас сделать хотя бы такую башню? Это значило, что мы вышли на предел возможностей нашего оборудования! Увеличенная башня потребует неизбежно погона значительно большего диаметра, а оборудования для обработки таких больших деталей у нас попросту нет!» — Он последний раз махнул пальцем перед носом у Обера и замолчал, насупившись.
«Да, это действительно проблема» — Обер немного помрачнел, — «и я не могу обещать ее скорейшего решения. Мы сами еще не располагаем ни одним таким станком — первый должен быть вот-вот построен для нашего собственного танкового завода».
Обер чуть помедлил, потом его лицо просветлело, а губы тронула едва заметная улыбка:
«Не огорчайтесь, мне кажется, вместо этой машины можно сделать кое-что весьма полезное для ваших танковых войск. Но не танк. Я предлагаю вот что:
Бронирование ослабить, это сразу снизит нагрузку на двигатель и ходовую часть, уменьшит давление на грунт и позволит поднять скорость. Поставим броню 30 мм на лоб и башню и 15 мм — на борта…»
«Постойте! Это слишком слабая броня», — не сдержался и возразил один из конструкторов. — «Она не выдержит огня танковых пушек новых танков и противотанковой артиллерии».
«А от нее этого и не потребуется. Эта машина не будет действовать в передовых линиях. Она будет действовать позади боевых порядков танков, поддерживая их, и для нее хватит противоосколочной и противопульной брони. Поэтому: вращающуюся башню — долой. Поставить простую коробчатую, но побольше габаритами. А вот пушку поставим сюда не 91 мм, а вашу новую длинноствольную 105 миллиметровку! За счет уменьшения бронирования и снятия поворотного механизма заметно выиграем в весе, что позволит отказаться от специального шасси и поставить башню с пушкой на уже отработанное шасси нового среднего танка, которое само по себе тоже легче. Вот еще выигрыш в весе. И тогда имеющегося двигателя так же будет достаточно». — Обер помолчал немного и добавил, — «Но и ваше специально сконструированное для тяжелого танка шасси тоже пригодится, хотя над усовершенствованием трансмиссии и ходовой части все же придется поработать. На это шасси по аналогичной схеме я предлагаю поставить весьма облегченную, с эффективной противооткатной системой, гаубицу — 15-сантиметровку, производство которой развертывается у вас по тайрасанской лицензии. А с калибром 15 см это самоходное бронированное орудие на танковом шасси сможет бить с позиций, расположенных в трех-пяти километрах за линией танков, а при нужде выдвигаться и на прямую наводку».
«Так вы что, всерьез предлагаете 15-сантиметровку?» — воскликнул полковник Шуффина.
«Да, 15-сантиметровку. Представляете себе атаку ваших новых средних танков, которую сопровождают такие самоходные пушки? Они будут разбивать укрепления и препятствия, сносить своим огнем позиции противотанковой артиллерии, поражать резервы, выдвигаемые из глубины. А в обороне это мощнейший подвижный противотанковый резерв. Первым же попаданием танки противника будут напрочь выводиться из строя!»
Техническое задание было утверждено. Но навалились проблемы с производством среднего танка. Моторесурс дизельного двигателя удалось поднять, но он все равно был недопустимо мал, едва дотягивая до 100 часов. При этом военные представители отказывались принимать почти половину двигателей, вообще отправляя их в брак. Станок для обработки вращающегося погона башни требуемого диаметра имелся только один, но и тот был не лучшего качества, и не мог обеспечить необходимой точности. Высок был процент брака при изготовлении коробки передач, которая выходила из строя подчас даже раньше двигателя.
Обер бомбардировал свое руководство на Тайрасане просьбами о поставке новых высокоточных станков. С их прибытием дело стало понемногу идти на лад…
Темп событий все нарастал. В министерстве обороны отменили выходные дни. Было втрое увеличено количество сотрудников, несущих круглосуточное дежурство. Обер, несмотря на возраст, выдерживал возросшую нагрузку, тем более, что круглосуточные дежурства его не касались. Однако он уже не был таким бодрым, как прежде, да и его помощница Талимай после нескольких круглосуточных дежурств явно выглядела утомленной. Ей был непривычен такой темп работы.
Тогда Обер пошел на хитрость. По воскресеньям он стал вывозить Талимай в город на своей машине и вместе с ней отправлялся в спортивный зал, где принялся регулярно проводить физкультурную разминку и заодно начал обучать девушку основам рукопашного боя. На воскресенья же Обер стал планировать свои поездки на флот. И, в отличие от других таких поездок, он стал брать с собой Талимай.
«Сержант Эльсете!» — обратился к ней Обер во вторник после краткого обеденного перерыва.
«Да, господин бригадный генерал?» — она подняла голову от пишущей машинки, прервав ее непрерывное стрекотание.
«Получите в канцелярии командировочные предписания и закажите железнодорожные билеты в мягкий вагон на „Морской экспресс“, а в бухгалтерии оформите аванс на командировку. Подписан приказ о проведении технической консультации на флоте. На это раз вы мне понадобитесь. Надо будет стенографировать обсуждение».
Талимай очень взволновалась. Она ни разу в жизни не была на море, хотя и жила не так далеко от него. Да и по железной дороге она ездила только раз в жизни, еще маленькой девочкой, когда дядя вышел в отставку и из своего провинциального гарнизона перебрался в пригород Акатонды. От этой поездки ей запомнилось ощущение чего-то необычного, запомнился запах паровозного дыма, теснота и постоянный шум множества пассажиров, до конца не смолкавший даже ночью, ветерок, бьющий в приоткрытое окно вагона, мерный перестук колес, непрерывно сменяющие друг друга пейзажи за окном, да бесконечные остановки на маленьких полустанках.
Главная база Военно-морского флота Левира находилась километрах в 180 от Акатонды. Но на этот раз путь Обера лежал на восток и на юг — на большой южный полуостров, замыкавший с одной стороны гигантский залив Внутреннего моря, где циркулировало теплое течение, поднимавшееся сюда вдоль берегов Элинора и от экватора поворачивающее на восток, к берегам Левира. Поезд на побережье отправлялся в 16 часов 50 минут|в пятницу.
Взявшись за вычурной формы бронзовую ручку, отполированную до блеска, Талимай открыла дверь в купе. Обер уселся на диванчик, оставив портфель с документами под рукой. Поезд слегка дернулся и медленно поплыл вдоль платформы. В купе, где располагались два мягких диванчика, делившиеся откидными подлокотниками на три отдельных сиденья, кроме них двоих, никого не было. Подлокотники были убраны, а обитые бархатистой тканью диваны были застланы свежими постелями.
Обер, в своем неизменном штатском сером, в едва заметную полосочку костюме, закинув на багажную полку с сеткой их дорожные саквояжи, сел у окна напротив Талимай, которая отчего-то чувствовала себя неловко в своем простом солдатском мундирчике с сержантскими погонами. Осторожно присев на застланную постель, она попробовала упругость диванчика ладонями, ощущая прохладу свежих крахмальных простыней, а потом, неожиданно для самой себя, пару раз слегка подпрыгнула на мягкой пружинистой поверхности и тут же еще больше смутилась.
Неловкость она ощущала и от того, что осталась наедине с мужчиной в помещении с заправленными постелями. Однако Обер сидел спокойно, поглядывая на виды, все быстрее и быстрее бегущие за окном, и его спокойствие понемногу передалось и девушке.
Поужинав в вагоне-ресторане, Обер с Талимай вернулись в свое купе. Обер Грайс вышел в коридор, предоставляя возможность даме переодеться. Талимай снова почувствовала стеснение. Она торопливо переоделась в новый простенький халатик, специально для этой поездки купленный накануне, и вышла в коридор. Обер Грайс, в свою очередь, переоделся в дорожную пижаму.
Было еще не очень поздно, но Обер сразу, как заправский путешественник, посоветовал — «в поезде не очень-то хорошо спится, так что следует лечь пораньше», — и вскоре уже задремал. Талимай вновь успокоилась и последовала его примеру. Она очнулся только тогда, когда на столике в купе задребезжал небольшой будильник. Темнота за окном сменилась предрассветным январским сумраком.
Через полчаса, одевшись, умывшись и выпив приготовленного проводником горячего чая с булочками, Обер с Талимай уселись у окна, наблюдая, как поезд быстро летит через небольшие холмы, постепенно взбираясь на плоскогорье, а затем спускаясь с него на приморскую равнину южного полуострова. Они мало болтали в дороге, лишь изредка перебрасываясь несколькими фразами по поводу своих дорожных впечатлений.