Каперские суда Великой Унии осмеливались проникать по Срединному морю к самым берегам Королевства обеих Проливов, дерзко нападая на его корабли. Нападали они и на корабли фризов, главным образом стремясь захватить золото, серебро, или пряности из колоний, а то и перехватить груз селитры, в которой остро нуждалось Королевство обеих Проливов. Видимо, такой капер и напал на баркас «Святой храм», на котором Локки добрался до Долин Фризии.
Газеты и слухи в порту подсказали ему способ легализации. Побережье стало наводняться беженцами из-за границы. Там лежала небольшая провинция Олеранта, жители которой подняли восстание, пытаясь отложиться от Королевства обеих Проливов. Флот королевства подверг безжалостной бомбардировке столицу провинции, расположенную на побережье, а высаженный десант опустошил окрестные селения.
Локки стал регулярно посещать стихийно возникшее поселение беженцев, якобы разыскивая кого-то из своих знакомых, и овладевать диалектом олерантцев. Опять потянулись недели упорных занятий языком, выведывания и запоминания подробностей, которые нужны были для создания правдоподобной биографии.
Через несколько недель Локки пришел в другие трущобы из наспех возведенных хибарок, землянок и просто шалашей, где также ютились беженцы, теперь уже выдавая себя за фриза (полностью избавиться от акцента за такой короткий срок ему не удавалось), служившего матросом на кораблях Олеранты. Он быстро понял, что наибольшим уважением у местных властей пользуется священник, занимавшийся, помимо исполнения религиозных обрядов, распределением скудных пожертвований для беженцев. Локки, называвший теперь себя Обер (с ударением на втором слоге) Грайс, стал помогать ему время от времени, и даже пожертвовал несколько мелких монет на нужды прихода.
Вскоре он выяснил, что есть возможность обзавестись новыми документами взамен якобы утеряных. Писарь в канцелярии городской полицейской управы, ловко смахнув прямо себе в карман несколько серебряных антуариев, положенных Обером Грайсом ему на стол, утратил неприступное выражение на лице и стал словоохотлив:
«Для начала», — важно развалясь на стуле, начал поучать он смиренно сидевшего перед ним на краешке лавки «беженца», — «тебе следует быть внесенным в списки беженцев на раздачу пожертвований, что составляются городской управой по делам призрения на основании списков прихода в лагере беженцев. Затем, на основании выписки из этого списка, заверенной в нашей канцелярии — обращайся прямо ко мне, и за неделю все будет готово, — и затем заверенной у нотариуса, тебе следует подать прошение в департамент Короны по иностранным делам. Это прошение будет рассмотрено, и если ты подойдешь к делу не глупее, чем сегодня», — писарь ухмыльнулся, — «то тебя внесут в государственный реестр беженцев. На основании выписки из этого реестра, заверенной большой государственной печатью департамента Короны по иностранным делам и секретарем государственного нотариата, — заметь, не городского, а секретаря Главной управы государственного нотариата! — ты должен подать прошение в департамент внутренних дел Короны о выдаче тебе временного вида на жительство взамен документов, утерянных в результате беспорядков».
При упоминании высоких государственных учреждений писарь делал суровое и многозначительное лицо — впрочем, лишь на короткое мгновение. Почистив зачем-то о край чернильницы лежавшее перед ним перо с тонким металлическим наконечником, писарь продолжил:
«Если департамент внутренних дел Короны выдаст тебе заключение, что с его стороны к удовлетворению прошения препятствий не усматривается, то тогда снова милости просим к нам. Пиши ходатайство, прилагай показания трех свидетелей, подтверждающих упомянутые тобой обстоятельства утраты документов, а также три свидетельства твоих земляков, могущих лично засвидетельствовать твою благонадежность — и ожидай положительного решения».
На получение документов ушло три месяца. Как узнал Обер Грайс, быстрее сумели получить документы только богачи, имевшие влиятельных покровителей и немерянные деньги для снискания благосклонности чиновников. Ему же пришлось продать полтора десятка своих золотых монет, прежде чем дело завершилось успехом. Вид на жительство был в его руках, теперь его имя — Обер Грайс — было подтверждено подписями государственных чиновников и печатью департамента внутренних дел Короны, и он начал поиски работы. Еще две монеты были истрачены на жилье и пропитание, прежде чем ему подвернулась удача и он устроился чернорабочим на королевскую ружейную мануфактуру.
Тяжелая, изнурительная работа по двенадцать часов в сутки изматывала силы. Однако, во-первых, в большинстве других промышленных заведений условия труда были еще хуже, а оплата — ниже. Во-вторых, эта работа позволяла Оберу Грайсу исподволь ознакомиться с существующей технологией обработки металлов. Но далеко не все можно было подсмотреть. Мастера, занимавшиеся заключительными стадиями обработки стволов, подгонкой кремневых замков, художественной отделкой, ревниво оберегали свои секреты. Кроме того, невозможно было самому попробовать применить на практике приобретенные познания. Разузнав все, что можно было разузнать со стороны, Обер уволился с мануфактуры.
Но где можно приобрести навыки работы по металлу? Он решил найти работу у оружейного мастера. Встал вопрос — а в каком качестве устроиться? Учеником? Он уже вышел из возраста ученичества. Подмастерьем? Но для этого он должен продемонстрировать хотя бы какое-то умение в оружейном деле. Поскольку с работой по металлу дело обстояло непросто, Обер Грайс решил поработать по дереву.
Разговор с очередным оружейным мастером после очередного отказа развивался по привычному руслу:
«Я хотел бы получить у вас место подмастерья» — начинал Обер Грайс.
«А у кого ты работал? Какие у тебя рекомендации? Почему ты оставил прежнее место?» — посыпались стереотипные вопросы.
«Вины моей в том нет. Вы же слыхали, небось — в Олеранте все разорено. И хозяин мой бежал вместе со всеми. Мастерская сгорела дотла…»
Ответ на этот раз показался Оберу более обнадеживающим:
«Ну ладно, плакать на паперти будешь. А что ты делать умеешь?»
Обер Грайс с готовностью снял с плеча котомку, развязал узел и достал оттуда ружейные ложа, инкрустированные разными породами дерева, латунью, богато украшенные резьбой, тщательно отполированные и покрытые лаком. Он предусмотрительно не стал доверяться собственному вкусу, а рабски скопировал образцы, виденные в витринах богатых охотничьих магазинов.
Мастер с интересом брал в руки ложа, разглядывал их со всех сторон, колупал пальцем лак, постукивал по дереву костяшками пальцев, даже нюхал его. Потом вздохнул — как показалось Оберу, с сожалением, — и медленно проговорил:
«Что же, совсем безруким тебя назвать нельзя. Тебе повезло — мне как раз не хватает работника по дереву. Но в подмастерья я тебя зачислить не могу — магистрат не даст иноземцу разрешения. Потому, невзирая на возраст, будешь числиться учеником, коли это тебе зазорным не покажется. А коли покажется — тогда ступай ищи другую работу. Ну и плату, конечно, будешь получать ученическую».
Обер долго молчал, потом с горечью произнес:
«Деваться, видать, некуда. Лучше уж такая работа, чем вовсе никакой. Долго без заработка не протянуть — нечто ж можно в моем-то возрасте да с моими руками подаяние просить?»
Так Обер Грайс стал учеником оружейного мастера. Плата здесь была значительно ниже, чем в мануфактуре, но зато была бесплатная комната и обеды по вечерам. Обер постигал технологию обработки металла, закалки лезвий, сверления стволов, изготовления кремневых замков… Мастер все больше и больше и больше проникался тайной завистью к великовозрастному ученику — ружейные стволы, которые рассверливал Грайс, обладали прекрасной точностью боя, а приклады к ружьям, украшенные богатой резьбой и инкрустацией, разжигали интерес в богатых заказчиках.
Мысли мастера принимали различный оборот. То хозяин задумывался — а не женить ли его, черта, на своей дочке? Будет кому оставить дело: парень-то, видать, и с головой, и с руками. То вдруг мастера разбирала злость — может, выгнать его к свиньям? Правда, вдруг он, чего доброго, свою мастерскую откроет, заказчиков начнет сманивать… Нет, не откроет! Наши-то цеховые делегаты в магистрате на что? Лицензию ему от магистрата не выхлопотать, даром что он еще и иностранец!
Пока в мастере боролись противоречивые чувства, Обер Грайс внезапно избавил хозяина от терзаний, взяв расчет и пристроившись на торговое судно, направлявшееся на остров Ульпия, в Королевство Великой Унии Гасаров и Норншатта — туда, где первые паровозы с веселыми свистками бежали по чугунным рельсам, оставляя за собой облачка пара и угольную копоть. Пора было освоиться с индустрией паровых машин.
Документы беженца, пострадавшего от Королевства обеих Проливов, производили благоприятное впечатление. Но нужную работу и здесь удалось найти не сразу. Запас золотых уменьшился уже почти до половины, когда Обер Грайс был принят — и на этот раз тоже чернорабочим — на большой машиностроительный завод, производивший, помимо всего прочего, и паровозы. Шесть дней в неделю Обер Грайс возил по цехам тяжеленные тележки с металлическими заготовками. По воскресеньям же он посещал курсы механиков.
Главной трудностью было поддерживать нормальную физическую форму, да даже просто сохранить нормальное здоровье. На скудный заработок трудно было восстанавливать силы после долгого изнурительного рабочего дня. Золотые таяли, расходуемые на оплату курсов механиков, на приобретение сносной пищи, на наем комнаты в относительно приемлемом месте. Большинство фабричных жило в сырых нездоровых местах, бараках или кирпичных домах-казармах, в полуподвалах, заливаемых сточными водами, где кишело множество крыс, а людей косили легочные и кишечные инфекции.
Наконец, Обер Грайс счел, что его знакомство с миром уже достаточно для того, чтобы начать самостоятельные действия. И вот, 6-го тамиэля осени 1433 года, большой трехмачтовый корабль принял его на борт, чтобы вместе с сотнями других переселенцев отправить в заморские владения королевства Великой Унии.